На этом теплом мелководье деревенских логовищ Клео наблюдала за многими, кто был немощен на суше, но сумел чудесным образом преобразиться или получить вторую жизнь в воде. Эти пожилые люди теперь резвятся и скользят среди покачивающихся водорослей, которыми засеяли залитые водой полы своих гостиных.
Если Клео поделится этим с кем-нибудь, рассказ сочтут бредом сумасшедшего. Ее обвинят в том, что у нее галлюцинации, и хотя она очень часто бывает подвержена видениям, то же самое говорили и про ее мать, бабушку и прабабушку. Но Клео уверена, что бремя таких знаний скоро принесет самый неприятный плод в воды этого проклятого залива.
В ту ночь Клео снятся маленькие островки с лицами, сформированными из черных теней, отбрасываемых гигантским поднимающимся солнцем, слепящим и придающим морской воде цвет полированной стали.
Она стояла на краю незнакомого обрыва и окидывала взглядом панораму из новых красных скал. Вдоль береговой линии виднелись огромные свежие выбоины, обнажившие алую породу. Массивные груды ржаво-красного щебня обрушились в сверкающую воду, будто сильный шторм вызвал столетнюю эрозию за считаные дни.
Судя по далеким холмам, она находилась где-то рядом с Гудрингтоном. Но если это так, то береговая линия Южного Девона подверглась стремительному преобразованию.
Покачивающиеся в море у нее под ногами фигуры пытались привлечь ее внимание. Крупные, черные, бесформенные, но при этом скользкие и блестящие, они кружились и плескались, ныряли и всплывали, издавали лающие звуки, которые, если вслушиваться, напоминали человеческие голоса. Издали их лица напоминали собачьи морды с усами и приплюснутыми ушами. Глаза и зубы были человеческими.
Клео просыпается у себя в гостиной и сразу видит поднимающуюся с кресла Иоланду. Сиделка осторожно приближается, улыбаясь, ее красивые глаза широко раскрыты и блестят от возбуждения, которое, как предполагает Клео, никак не связано с пробуждением пациентки.
Иоланда, наверное, вошла, пока Клео спала. Был уже десятый час. Первую половину ночи она постоянно металась, просыпаясь, а затем пыталась бодрствовать, поскольку антипсихотики не могли подавить ее сновидения. Целую неделю после визита к Кудам Клео нездоровилось.
В дальнем конце комнаты мерцает экран медиацентра, звук приглушен. Сиделка смотрела новости и листала дневник, с помощью которого Клео отслеживает каждый день и куда записывает внезапно нахлынувшие воспоминания и результаты применения лекарств. Возможно, Иоланда развлекалась чтением ее мемуаров. Клео не думает, что в дневнике есть что-то забавное, но не может вспомнить многое из того, что в него записывала. Прописанные лекарства не сохранят ей рассудок, но они замедляют его деградацию и успешно ослабляют манию – если, конечно, Иоланда посещает ее три раза в день и проверяет, принимает ли их Клео.
Она тянется к стакану и пьет через соломинку. Томная ночная жара нагрела воду. Клео замечает, как дрожат у нее руки, и спешно проглатывает три таблетки, которые Иоланда уже положила на приставной столик.
Сиделка пытается заслонить собой экран.
– Новости не очень хорошие. Позвольте мне их выключить.
– А разве они когда-нибудь были другими? И все же дай я посмотрю. Что я пропустила?
Мир. Она точно не скучала по нему, пока спала. Ее сужающееся сознание зачастую утомляют слабые попытки понять, как люди допустили, что все стало так плохо. А в последние несколько дней, казалось бы, бесконечная война между Турцией, Ираком и Сирией из-за контроля над верховьями Евфрата и Тигра перешла на новый уровень. У индийцев по-прежнему есть их дожди, в отличие от пакистанцев. Они тоже будут снова воевать из-за воды.
Даже с приглушенным звуком Клео больше не хочется смотреть на огромные пылевые облака, удары дронов, обломки машин и лунный ландшафт из разрушенных бетонных блоков, в который сейчас превратилась большая часть Среднего Востока, Кашмира и Северной Африки. Клео предполагает, что Иоланда следила за новостями о различных обостряющихся конфликтах.
– Здесь произошло нечто ужасное, – говорит Иоланда с окаменевшим от шока лицом.
– Здесь?
На экране транслируются местные новости.
– Сделай погромче! Быстрее.
В последнее время у Клео на пороге произошло несколько достойных внимания событий и знамений, но они редко попадают в региональные СМИ. Однако на экране идет репортаж с мыса Берри, находившегося меньше чем в двух милях от ее дома.
Клео видит сделанные с воздуха съемки природного заповедника, который не спутает ни с каким другим. Известняковый мыс и остатки того, что когда-то, триста семьдесят пять миллионов лет назад, было огромным тропическим коралловым рифом. Ее родственницы, чьи портреты стояли на серванте, даже считали мыс Берри половиной какого-то очень старого портала.
Клео смотрит репортаж, дополняемый взволнованными комментариями Иоланды, и видит, что за последнее время в этот портал пытались шагнуть огромное множество людей.
– Боже милостивый, – восклицает Клео. – Это же люди из местных домов престарелых.
– Какой ужас. Не думаю, что вам нужно это смотреть.
– Чепуха. Думаешь, меня это удивляет? Они сделают все, чтобы заманить их в воду.
– Что вы имеете в виду?
– С открытым сердцем и открытой… не обращай внимания.
Как же эти бедняги барахтались и махали руками, спрыгнув в море с утеса! Как минимум семьдесят человек из двух местных домов престарелых. Немощные и слабоумные, все они кричали, пока летели до воды две сотни футов.
Есть лишь две записи инцидента, произошедшего рано утром, пока Клео спала: кадры с камеры наблюдения на маяке и дрожащая съемка, сделанная одной сиделкой, которая сейчас находится под стражей в полиции. Иоланда говорит, что она пришла в восемь, и с тех пор эти записи повторяют каждые полчаса. Несмотря на все, происходящее в мире, события в Торбее попали в международные новости; пожилые люди из двух домов престарелых все вместе спрыгнули с края утеса.
Полиция ищет членов персонала, которые довезли этих растерянных людей до обрыва. Строится множество различных догадок. Сиделки помогли жертвам сесть в автобусы и сойти с них, затем довели их или довезли на колясках при свете фонариков к той страшной пропасти, рядом с которой никогда не любила стоять Клео.
На записях слышен гвалт морских птиц: кайр, гагарок, моёвок и чаек. Они всегда шумны в своих гнездах на краю утеса, но пока эти ссутулившиеся, худые и немощные старики устало ковыляют и прыгают в бездну, на страшные черные скалы и в бурлящее разгневанное море, крики птиц превращаются в какофонию, переходящую в исполненное паники крещендо. Пернатые должны были еще спать. Но в буйном птичьем гвалте Клео слышит имя, произносимое с самозабвением и исступлением, после чего следует подношение. Поскольку именно это она наблюдает: жертвоприношение. Именно оно происходило у мыса Берри; а вовсе не массовое самоубийство или убийство, как утверждает пресса. Человеческое жертвоприношение у двери, у самого порога того, что пробуждается.
Бедные глупцы, приведенные к утесам своими сиделками, медсестрами, врачами, носильщиками и санитарами домов престарелых «Эспланэйд» и «Гэлмптон-Грин», все выкрикивали то самое имя, присоединяясь своими хрупкими, но пылкими голосами к птичьему гвалту. Они исчезали из поля зрения по одному или парами, держась за руки, и даже целой дезориентированной кучкой. Падали, наверняка разбиваясь вдребезги о волны и скалы. Никого не сталкивали; все шли сами, выкрикивая имя.
Обитателям этих домов престарелых обещали, что в столь трудные для страны времена они встретят свои последние дни с максимальным комфортом. Но Клео знает, что такой массовой эвакуации из жизни предшествовала длительная подготовка.
Сюжет переключается на экстренные сообщения о дюжине аналогичных несчастных случаев, постигших дома престарелых в Плимуте и Северном Корнуолле. Их многочисленных пожилых обитателей обнаружили рано утром, они брели самостоятельно либо с помощью ходунков или ехали в креслах-каталках к заливу Уитсэнд и другим пляжам. Возможно, с намерением тоже броситься в море. Неясно, скольким не помешали достичь своей цели.
Клео всегда казалось странным, озадачивающим и тревожащим то, что во внешние стены дома престарелых «Эспланэйд» в пейнтонском Раундхэм-Гардендс вмуровали, будто в качестве декоративного элемента, местные окаменелости. Это произошло вскоре после того, как учреждение перешло во владение религиозной группы «Отверзание Ока».
Клео написала в городской совет с требованием дать объяснение тайной деятельности, которая велась в тех стенах, но так и не получила ответа. Такое же нововведение затронуло стены пейнтонского церковного кладбища после того, как с них сняли распятия. По мнению Клео, эти окаменелости вмуровали в кладку, чтобы повлиять на недавнее решение столь многих людей расстаться с жизнью.
Она может лишь предполагать, что лучшим материалом для таких манипуляций послужил угасающий и больной рассудок стариков. Они были лучшими приемниками для сигналов, передаваемых из-под вод бухты. Поэтому передатчики – ископаемые – намеренно размещались в непосредственной близости от этих бедных, сбитых с толку умов.
Каждый из упомянутых в новостях домов престарелых принадлежит религиозной группе «Отверзание Ока», богатой нонконформистской организации, как ее описывают в новостях за неимением лучшего определения. Хотя у Клео наготове есть свое – культ. Культ, коварно вторгшийся в религиозную общину и дома престарелых, в графстве с подавляющим количеством пожилых жителей.
Кажется, это нечестно и чудовищно по-дарвиновски, что одни меняют облик, а другие – приносят себя в жертву морю таким вот образом. Хотя жители Чёрстон-Феррерс, такие, как Куды, – люди небедные; возможно, выбор, кому плавать, а кому прыгать в объятья смерти, зависит просто от наличия денег.
Клео шокирована, но не удивлена. За последние пять лет она заметила здесь немало странностей. И Королевский флот, и отдел морской биологии Плимутского университета сообщали о сильных шумах в районе океанического ложа. Рыбаки, использующие гидролокаторы, также утверждали, что рельеф дна прете