В конце концов, после обоюдных объятий, они расстались. Сандра сцепила трясущиеся руки. Мужчина поцеловал ее в щеки, а пожилая женщина в губы. В этих затяжных поцелуях просматривалась не просто фамильярность, а намек на гротескную интимную близость.
Дуг не знал, за кем следовать после того, как встреча закончилась. Он решил двинуться за женой, но та поехала домой, и он тут же пожалел, что не проследил за пожилой парой, чтобы выяснить, кто они такие. Из головы у него не шел образ Сандры, которую целует в губы пожилая женщина.
В тот вечер он не удержался и упомянул, что следил за женой. Сказал, что ужасно за нее волнуется, что дела становятся хуже у них обоих, и они начинают считать нормальным то, что раньше было для них противоестественным, и уже даже не ставят это под сомнение. Что она изменилась почти до неузнаваемости, что их сексуальная жизнь является поводом для беспокойства, что она встречается с незнакомыми ему людьми, и что все как-то неправильно… Дуглас говорил долго, позволил всем своим обидам вылиться наружу. И, наконец, подытожил:
– Мы должны избавиться от этого чертова чемодана. Должны. Разве ты не понимаешь? Мы должны. – Он не стал говорить «пока еще не поздно», поскольку упоминать об этом было невыносимо.
Пока он говорил, Сандра смотрела на него с нескрываемым презрением. В искусно накрашенных глазах читалось молчаливое осуждение. Да, она думала о нем, а не о ситуации, о которой он говорил. Дуглас был в этом уверен. Инстинкты подсказывали ему, что Сандра уже во что-то ввязалась. Но теперь обдумывала его потенциальное участие или определяла его ценность как участника чего-то, чего он боялся, но не мог понять.
В конце концов она сказала:
– Если когда-нибудь снова будешь за мной следить, я уйду от тебя.
– Кто были те люди?
Упоминание о них вызвало у Сандры настолько горячее возбуждение, что ее блестящие губы растянулись в стороны, обнажив все зубы.
– Кто они? – закричал Дуглас.
– Они нанесли мне визит и все объяснили.
– Что, сюда? Кто…
– Они были здесь раньше. Появлялись время от времени.
– Кто они такие?
– Не знаю, как их описать, и в любом случае им это не понравится. Наверное, это какое-то движение. Можно назвать их его частью. – Слово «движение» она произнесла похотливо, словно наслаждаясь воспоминанием о чем-то непристойном. – Но важно не кто они. А места, которые они знают, если на то пошло.
«Такие, как здесь?» – хотел он спросить, но не смог озвучить мысль, с которой уже смирился. Если бы он знал, что дойдет до этого, то нашел бы в себе силы сопротивляться видениям и уничтожить чемодан. Хотя не был уверен, что смог бы. И уже не был уверен, что перед ним его Сандра.
Дуглас вышел из гостиной, ноги у него тряслись от гнева и страха, а также от мучительного влечения к жене. Его тошнило от предчувствия того, что будет дальше, хотя он не знал, что именно. Но, во что бы их ни пытались втянуть, если он согласится, Сандра вознаградит его.
Впервые за несколько недель он не хотел находиться с ней в доме. Хотел дойти до ближайшего паба.
Дуглас поднялся наверх, чтобы переодеться, и увидел на кровати разложенные Сандрой предметы.
Красная пластиковая сумка со сломанным ремешком.
Резиновый фартук, ломкий и огрубевший от старости.
Поношенный плащ цвета хаки со споротыми нашивками.
Две маски из мешковины с детскими лицами, нарисованными спереди.
Четыре ржавых ножа и два приспособления с крючками, которые, вероятно, использовались в сельском хозяйстве.
Бесформенный кусок свинца с привязанным к нему коротким куском веревки.
Грязная ночная рубашка из белого хлопка.
Восемь стеклянных банок с человеческими волосами.
Когда за несколько минут до полуночи Дуглас вернулся домой, Сандры уже не было. Чемодан и его содержимое она забрала с собой.
В течение следующих трех дней Дуглас не видел жену и не мог дозвониться до нее. Но вечером третьего дня, когда вернулся с работы, ее машина была припаркована на подъездной дорожке.
Жену он нашел в ванной. Она стояла под душем, дрожа всем телом будто от холода. По ее лицу струилась вода и подводка для глаз, образуя длинные ручьи чернильных слез. Сандра напоминала Дугласу испуганного ребенка.
Она, видимо, пыталась запихнуть свою одежду в резиновый мешок для мусора, но потом отказалась от этой затеи. Черный плащ был накинут на раковину. Рядом с ванной валялись забрызганные грязью резиновые сапоги.
– Где ты была, Сандра? – тихо спросил ее Дуглас. – Что ты натворила?
– Знаешь, что они сделают со мной? – сказала жена в ответ. – Она была так молода… Я не могу, Дуг. Не могу уйти. Я скорее умру. Ты мог бы сделать это сейчас… своими руками.
Дуглас склонил голову и оперся всем телом на раковину, вцепившись руками в фарфор. Так вот оно что.
– Где?
– На кухне. Все там. Под простыней. И кусочки… в столовой. – Затем ее голос понизился до шепота, который Дуглас едва расслышал из-за льющейся из душа воды. – Я увлеклась. Они меня предупреждали. Там очень много… Первого мне привезли.
Дуг повернулся, чтобы выйти из ванной.
Срывающимся на визг голосом Сандра закричала:
– Что ты будешь делать?
– Я знаю, куда это положить, – бросил Дуглас через плечо. – Мне покажут.
Он спешно спустился по лестнице и включил на кухне свет, затем сложился пополам, и его обильно стошнило на брюки и туфли.
Когда Дуглас наконец нашел в себе силы стоять прямо, то, не раздумывая, начал отрывать пакеты для мусора от рулона, который Сандра оставила рядом с тостером.
Примыкающая к кухне столовая была почти полностью погружена во мрак, но проникающего в нее света хватило, чтобы он смог разглядеть двух из трех посетителей, пришедших в тот вечер к ним домой. Двух еще живых.
На пожилой паре не было ничего, кроме кухонных фартуков, видимую поверхность тел покрывали пятна. Они стояли у дальней стены, поддерживая друг друга, и дрожали от шока. И это был первый эрегированный член, если не считать порнофильмов, который Дуглас когда-либо видел между ног у другого мужчины. Длинный и тонкий, он торчал из неровной дыры, прорезанной в цветочном фартуке.
Лица супругов скрывались под масками из бумажных тарелок, на которых были грубо нарисованы детские лица с большими продолговатыми глазами.
– Готово, – произнес старик, его голос был приглушен тарелкой. – Дева возлегла с маленьким черным агнцем. Но, прежде чем вы приступите, можете отвезти нас домой?
Об этих ужасах: заметки к рассказам
«На всех линиях лондонского метро» был написан после одного из многих адских путешествий по Лондону, которые я пережил. Транспорт в нашей столице может довести до психоза с заиканием. Буквально может вогнать в ступор или выбить из колеи. Если часть метро выходила из строя (когда это не случалось?), автобусы переполнялись, все такси разбирались, и на дорогах выстраивались длинные очереди машин, дымящих выхлопными газами. За двенадцать лет, проведенных в городе, я обнаружил, что лучшее средство передвижения – это ноги. Мне приходилось добираться до работы общественным транспортом лишь два года из двенадцати. Что касается остальных десяти, я позаботился о том, чтобы жить от места работы в нескольких минутах ходьбы. Даже пройти три мили от Холланд-парка до Хаммерсмита было быстрее, чем доехать на метро. Долгое время ситуация с транспортом была настолько ужасной, что я даже ходил пешком от Холланд-парка до Воксхолл-Бридж-роуд.
То катастрофическое путешествие, на котором главным образом основана эта история, имело место в 2009 году, когда я пытался доехать из Холланд-парка до той самой Воксхолл-Бридж-роуд. Я вышел из дома в 8 утра и добрался до своего рабочего места в 11.30. В метро стояла невыносимая жара, все платформы были переполнены; в какой-то момент я даже не мог выбраться на поверхность из-за пытающейся подняться по эскалатору толпы. Ужасно то, что другая толпа, с улицы, пыталась спуститься на ту же самую станцию.
Второй случай, придавший особый колорит этой истории, произошел, по-моему, зимой 2008 года, во время общегородского отключения электроэнергии, которое вывело из строя лондонскую подземку. Если не считать автомобильных огней, Лондон погрузился в апокалиптическую тьму. Когда я шел от Воксхолл-Бридж-роуд к Холланд-парку, помню, как обходил вдоль забора Гайд-парк и часто из-за темноты не видел собственных ног. Странности добавляло то, что я шел среди десятков тысяч жителей Западного Лондона, совершающих то же самое пешее путешествие во тьме. Что меня тревожило, так это полное отсутствие разговоров. Огромная толпа шла сквозь ночную тьму в жуткой тишине. Тут и там, у перил, сидели вымотанные люди. Кто знает, сколько они прошли, прежде чем сдаться? Учитывая эти два случая, стоит ли удивляться тому, что я написал этот рассказ? Я пытался предположить, что́ происходит после того, как рвутся тонкие невидимые нити, скрепляющие большие города. И все же рутина, ритуал, привычка и неверие даже мертвых заставят добраться до работы.
Хотя уличный музыкант с тамбурином существовал на самом деле. Обитал в восьмидесятые в жутких подземных переходах под центром Бирмингема. Люди всегда замолкали, проходя мимо него.
Что я могу сказать? У Лондона отличный пиар. Но если вы не богаты и не молоды, этот город уничтожит вас, выживет или сведет с ума. У него свои правила. Там может случиться все что угодно. Для меня это были лучшие времена, а также худшие. Поэтому, когда Джон Оливер попросил меня написать рассказ для своей тематической антологии «Конечная станция», у меня уже было что-то для него готово.
«Ангелы Лондона» – второй «лондонский» рассказ в этом сборнике, и снова жуткие воспоминания о бытовых условиях в самый ранний период моего пребывания в городе. Жизнь в столице я начал в комнате над ветхим пабом, который разваливался как изнутри, так и снаружи. Меня шокировало не только то, с чем я научился мириться, но и то, что стало нормой для окружающих меня людей. Возможно, Лондон всегда был таким, с рабочими и жилыми помещениями в данном ценовом сегменте. Этот город, на самых разных уровнях, начиная с самых низов и заканчивая высшим классом, являлся чашкой Петри для беспринципных и корыстолюбивых типов.