Спешащие во тьму. Урд и другие безлюдья — страница 39 из 54

[16], Уэстов[17] и других мы имеем общество, которое время от времени как будто производит особую форму гротескного и отвратительного человеческого поведения. Эти деяния происходят в домашней обстановке и организуются парами или даже целыми семьями. Поэтому содержательным мотивом и темой как романа, так и этого рассказа было противопоставление обыденности и порока. Я нахожу данную идею странно волнующей и при этом ужасающей. Не думаю, что жанр пострадал бы, если бы в британском хорроре было меньше вампиров, оборотней и им подобных, а больше, наоборот, «домашних» ужасов. Писателю не пришлось бы далеко ходить за материалом.

Также в этой истории впервые, хотя и не в последний раз, фигурирует таинственное «Движение», жуткая оккультная организация, замаскированная под нечто банальное и повседневное. Я нахожу их членов повсюду…

Эллен Датлоу издала этот рассказ в девятом томе своей антологии «Лучший хоррор года».

«Гиппокампус» – еще одна история с необычным подходом: в ней нет действующих персонажей. Помню, как один поэт на моем курсе писательского мастерства сочинил начало рассказа, который должен был стать чистым описанием пейзажа и некоего места посреди него. Я так и не прочитал конец истории и не уверен, что автор закончил его. Но меня заинтриговала идея создать хоррор без действующих персонажей, где выстраивается взаимосвязь между читателем и анонимным рассказчиком, при этом последний имитирует блуждающую камеру.

Этот плутающий взгляд, по сути, демонстрирует читателю что-то вроде найденной видеопленки: кадры места, в котором произошло нечто ужасное. Читателю этот кошмар достался лишь в виде последствий и улик. Он становится свидетелем на месте преступления; все страшное случилось еще до начала рассказа. Получается история, которую только читатель может мысленно собрать воедино. Поэтому вместо того, чтобы использовать персонажей как средство по умолчанию, я просто показывал читателю необработанные кадры съемки, без каких-либо компромиссов.

Я обнаружил, что такая форма подходит для рассказа, не превышающего две тысячи слов, поэтому выбрал местом действия огромный, но заброшенный контейнеровоз. С наших берегов и прибрежных троп я наблюдаю, как эти левиафаны постоянно пересекают горизонт по пути в Плимут. Несмотря на их размеры, у них небольшой экипаж. Как локация для ужастика, с фоном в виде моря и побережья, контейнеровоз был как нельзя кстати. Эллен Датлоу перепечатала эту историю в восьмом томе своей антологии «Лучший хоррор года».

«Призови имя» – еще один рассказ, который нашел свое отражение в романе, написанном примерно в то же время. Когда я работал над «Пропавшей дочерью», то провел обширное исследование. Большая часть материала, переработанного мной для создания книги, ушла на информационное наполнение истории. Многое я вообще не использовал, но мои труды не пропали напрасно. Некоторые фрагменты и даже одну сцену, в которой Красный Отче смотрит новости по телевизору, я спас для этого рассказа – самого длинного в моей библиографии.

Эта вторая из четырех трибьют-историй, вошедших в этот сборник, что свидетельствует о том, насколько популярными в последние годы стали подобные антологии. «Призови имя» – мой первый откровенно лавкрафтианский рассказ и первый, написанный для антологии, посвященной лавкрафтианской мифологии.

Несмотря на то что след этого великого автора проявляется в моих книгах лишь по духу, в попытках вызвать чувство космического ужаса и благоговения (как в «Ритуале») или в архитектуре некоторых произведений (таких, как «Номер 16» и «Судные дни»), я всегда говорил о том, что Лавкрафт оказал на меня значительное влияние. Подростком я жадно поглощал всё лавкрафтианское, до чего мог дотянуться своими ручонками. Поэтому, когда Аарон Дж. Френч спросил, не хочу ли я написать мифологическую историю для его антологии «Боги Лавкрафта», я подумал, что пришло время попытаться более прямо интерпретировать лавкрафтовский космический ужас.

Мне предложили выбрать из списка его божеств то, которое легло бы в основу рассказа. Сначала я выбрал Дагона, но с ним опоздал. Поскольку я живу у моря, мне хотелось взять себе водное божество, и, как ни странно, тогда никто еще не добрался до самого легендарного из творений Лавкрафта – Ктулху. Мне казалось, что за него будет драка. Глубоко вздохнув, я согласился попробовать.

В конце концов из идеи связать мою заинтересованность изменением климата с возвращением Великого Древнего на Землю эта история переросла в нечто большее. Следуя тенденции Лавкрафта подкреплять свои рассказы массивом научных и академических знаний, обогащать их альтернативными вариантами развития истории, делая их более достоверными для читателя, я обнаружил, что пытаюсь сделать то же самое с помощью естественных наук. Таким образом, эта история стала научно-фантастическим рассказом ужасов, чем-то, что мне всегда нравилось как читателю, но что я никогда не пытался писать до «Пропавшей дочери» – хотя этот роман не лавкрафтианский, а футуристический и предапокалиптический.

Несмотря на некоторые намеки на телепатию, большая часть материала, легшая в основу рассказа, имеет научную основу. На самом деле я пытался связать идею Лавкрафта о великих и непостижимых инопланетных существах, дремлющих в нашей Солнечной системе, с естественной историей Земли – только с самого ее рождения. Наверное, это самый амбициозный рассказ, который я когда-либо писал, и самый нехарактерный по стилю и смыслу. И поэтому, вероятно, я больше всего не уверен насчет него.

Он весьма детализированный и требует от читателя большого терпения. Это не драма, а альтернативный вариант развития истории, созданный на основе свидетельств, снов и псевдонаучных данных. Происходящее в этом рассказе могло родиться лишь в голове пожилой женщины, страдающей слабоумием.

На написание истории ушла целая вечность, и в ней дань уважения Лавкрафту приняла, неожиданно для меня, максимально чистую и традиционную форму. Я сам удивился. Но надеюсь, что «Призови имя» найдет своего читателя.

«Белый свет, белый жар» – третий рассказ в этом сборнике, написанный в виде посвящения существующему писателю: на этот раз Марку Сэмюэлсу, британскому автору странной прозы. Джастин Айсис предложил мне написать историю, вдохновленную работами Марка, и, поскольку я уже давно являюсь ценителем его работ, особенно его первоклассных сборников «Белые руки» и «Глипотех», то решил, что стоит попробовать. Помню, как во время одной из своих мрачных лондонских фаз я читал «Белые руки» и отметил, что Марк Сэмюэлс, как и Лиготти, очень хорошо умеет передавать ужас городов, организаций, корпораций, институтов и систем, а также их странного и катастрофического воздействия на наши умы.

Эта история также дала мне возможность рассказать о моих собственных неудачах в издательском деле. Я непрерывно в течение одиннадцати лет работал редактором, выпускающим редактором и шеф-редактором и не менее трех раз получал от своих корпоративных повелителей белый конверт, в том числе дважды в течение одного года после финансового кризиса. Последнее получение белого конверта стало последним в прямом смысле, так как у них больше не было возможности вручить мне его снова. Я уволился. Помнится, тогда я подумал, что скорее буду зарабатывать на жизнь уборкой собачьих фекалий в парке, чем когда-либо снова пройду через такое. Но даже если не брать во внимание издательское дело, держу пари, что любой читатель, который работал в крупной компании, сможет узнать в моих наблюдениях и свои собственные.

В 2016 году Д. С. Льюис, один из самых проницательных и почтенных критиков и рецензентов данного рассказа, вручил ему свою ежегодную премию «Ловец снов». Я как писатель очень этим горжусь.

«Маленький черный агнец» связан с «Эвменидами». В первую очередь тем, что это посвящение другой легенде британского вирда и хоррора, Рэмси Кэмпбеллу. А свое название он получил от имени, приписываемого молодой женщине в «Эвменидах». Поскольку данные рассказы были написаны как дань уважения двум великим писателям, из-под пера которых вышла большая часть лучших произведений в нашем жанре, нужно было, чтобы в подходе и исполнении они оставались загадочными. Эстетическая цель заключалась в том, чтобы в конце истории сохранялась тайна. Читателю необходимо ощущение неразгаданности, чтобы в воображении сохранялось смутное, но тревожное полуосмысление. Думаю, что Эйкман и Рэмси Кэмпбелл делают это так часто, что это, можно сказать, их фирменный знак.

Суметь удачно написать такого рода историю – это я не про себя – все равно что достичь вершин в вирде. Чтобы читатель, на каком-то глубоком подсознательном уровне, смог увидеть нечто возвышенное, божественное или дьявольское. Испытать удивление, трепет (и ужас), присущие работам Мэкена и Лавкрафта, которые являются важнейшими проводниками и выразителями этого самого принципа. По сути, как мне кажется, истории подобного типа должны производить эффект, сходный с поэтическим текстом.

Так что написание этого рассказа для меня было сродни вызову. Мне не хотелось копировать или позорить живого писателя, мастера языка и странной прозы. Писать трибьюты не только волнительно, но и страшно. Что-то сделать с наскока здесь не получится.

Я принял приглашение сочинить рассказ для антологии Джо Пулвера «Таинственные попутчики», посвящения Рэмси Кэмпбеллу, не имея ни малейшего представления, о чем буду писать. К тому же моя нерешительность и боязнь все испортить мешали начать работу. Хотя я читал книги Рэмси Кэмпбелла большую часть своей писательской карьеры и знаю автора лично, у меня с трудом получалось придумывать рассказ. Я пребывал в растерянности. Подражание другим авторам сопряжено со многими подводными камнями: слишком легко скатиться к банальной, а то и оскорбительной пародии на эстетические ценности и творческие цели другого человека.

Я не был знаком с Робертом Эйкманом. И хотя знаю Марка Сэмюэлса, к тому моменту, когда я начал писать «Белый свет, белый жар», мы не виделись уже много лет. Лавкрафтианскую литературу пробовали писать так много авторов, что каждая новая попытка вызывает чуть ли не стон. Сочинять все эти рассказы было безопаснее. Они не так сильно меня пугали несмотря на то, с какой легкостью можно сымитировать эйкмановский стиль и при этом попасть в ловушку, создав историю, где пресловутая странность кажется совершенно инородной (и я часто натыкаюсь на такие).