Идем назад, по коричневатому желобу коридора к лестнице. Миндаль. Ветивер. Ладан.
Наверху тишина, лестничная клетка такая же тесная и темная, как грязная пасть за решеткой зоопарка, разинутая для зевка.
Второй этаж. Четыре закрытых двери. Сверху, с площадки, доносится глухой стук. Затем царапанье по ковровому полу чего-то, обладающего значительным весом. Когда шум волочения смолкает, будто движение прекратилось, раздается топот твердых ног по половицам. В другом конце лестничной площадке, ближе к передней части здания, захлопывается дверь.
Мы здесь не одни.
Поднимаемся по лестнице на следующий этаж мрачного здания, пребывающего в вечной ночи, будто восход каждой новой зари мешал нездоровым занятиям обитателей или гостей.
Четыре двери, густо выкрашенные темно-красной краской, которая кажется коричневой в мрачном свете, льющемся вверх по лестнице. Три закрыты. Один проем зияет, дверь висит на нижней петле, верхняя выбита из рамы. Главная спальня.
Заглядываем в нее с лестничной площадки. Солнечный свет, пробивающийся сквозь тонкие желтоватые занавески, отбрасывает малярийный блеск на мрачное пространство, заставленное мебелью. В центре – огромная незаправленная кровать. Ветхое постельное белье, спутанное и безнадежно мятое, свисает с дивана. Рядом, на полу – настоящее болото из одежды, газет, книг, и посуды.
Из дверного проема видны два больших шкафа, громоздких, как поставленные вертикально гробы. Они занимают два темных дальних угла, словно часовые, которые не хотят себя выдавать и выдвигать какие-либо требования. В изножье кровати, образуя мостик между ними, стоит комод. Трудно представить, как можно пройти между ним и кроватью, если открыть его ящики. Серебристый прямоугольник зеркала во всю длину комода отражает противоположную сторону комнаты. Становятся видны спутанные простыни на неубранной кровати, серые подушки с вмятинами в форме головы, две прикроватные тумбочки, заваленные пирамидами упаковок от лекарств, пустыми чашками на книгах и использованными салфетками. Пара очков для чтения смотрит в тусклый потолок.
Делаем несколько шагов в комнату, и в поле зрения появляются ноги пятого тела, застрявшего между кроватью и комодом. Из-под отворотов серых брюк торчат обычные, аккуратно зашнурованные черные туфли.
Заглянув в темную траншею между мебелью, мы видим худого пожилого мужчину, лежащего на спине. Руки все еще приподняты, будто он вскинул их перед собой в последний момент. Пальцы одной руки сжимают медную ручку ящика комода; другая, видимо сжатая в кулак в момент жестокой атаки, лишившей жертву жизни, исчезает в постельном белье. Возможно, несчастный цеплялся за края этой импровизированной траншеи, чтобы его не вытащили оттуда.
Из руки, затерянной в простынях, торчит, как антенна, тонкая деревянная палочка. Трость или жезл, который жертва сжимала до последнего момента. Тщательный и грамотный осмотр определил бы, что его материалом является дуб.
Голова человека напоминает разбитый глиняный горшок, частично удерживаемый воедино бледным мешком. От макушки тянется влажная дорожка, исчезающая в темноте, – видимо, тело притащили сюда по полу от места убийства – возможно, из-под кровати, где прятался мужчина. Пятно распространяется на брошенную одежду и газетные листы – бумагу, призванную продемонстрировать свои впитывающие свойства. Нижняя челюсть у человека цела, хотя из-за дырки на месте двух вылетевших вставных зубов кажется, будто внутри неестественно широко разинутого рта появился еще и второй.
Со щелчком открывается дверь.
За пределами комнаты, где-то на темной лестничной площадке, стучат и скребут по дереву неуклюжие ноги – словно там находится какое-то испуганное животное, выгнанное из загона. Всепроникающий запах, висящий в здании, усиливается. Тяжелый и болезненный, с оттенком миндаля, а еще тропических цветов и сладковатой гнили, он разливается по лестничной площадке и проникает в сумрачную главную спальню.
Через несколько мгновений после того, как с лестничной площадки донесся топот, зеркало комода возле неубранной кровати, где зажат изломанный человек, оживает. В прямоугольнике дверного проема, частично закрытого косо висящей дверью, на мгновение возникает откровение. Пространство темнеет, заполняется.
Мелькает торс с возвышающимися над ним эмбриональными крыльями, приподнятыми, будто для первого полета птенца. На туловище, похожем на брюшко головастика, проглядывают продолговатые ребра. То, что служит головой, имеет замысловатую костную структуру. Клюв, мало чем отличающийся от клюва большой ощипанной птицы, в чем-то выпачкан. Жуткий череп венчает деревянная корона.
То, что на мгновение появляется в дверном проеме главной спальни, вскоре исчезает, одним махом преодолевая лестничную площадку и достигая ступеней. Затем шаткие, с длинными пальцами ноги уносят существо вниз по лестнице.
Тяжелый топот по коридору первого этажа.
Глухой стук неуклюжего туловища, протискивающегося в дверь подвала.
Затихающее вдали царапанье когтей по голым деревянным ступеням. Оно ушло.
Тишина.
Миндаль. Ветивер. Ладан.
Памятник
Чтобы понять, почему он там, вам сперва нужно узнать, что он там есть. Если бы кто-то раньше знал о его существовании, появилось бы множество теорий о том, кто его построил, зачем, для чего или для кого. Но указателей нет, и, похоже, проход обнаружили совсем недавно.
Дневной свет, давно не проникавший через небольшой вход, возможно закрытый тысячелетиями, частично освещает подземелье, окрашивая интерьер в бронзовый цвет. Он тянется бледной полосой, которая вскоре рассеивается, отбрасывая на каменный пол прямоугольное пятно в форме трилитного входа – небольшого проема не более метра высотой, сложенного из трех каменных плит: двух вертикальных и одной, лежащей на них горизонтальной.
Чтобы проникнуть в залу внутри холма, нужно сперва опуститься на четвереньки, проползти под каменной перемычкой, а затем двинуться дальше, во тьму. Проход ведет в то, что может быть длинным курганом, курсусом[20], священной усыпальницей или коридорной гробницей. В открытый проход набилась часть земли, обвалившейся в полый центр холма через отверстие в потолке, сквозь которое проникает тусклый свет.
От крохотного входа тянется в удушающую тьму центральная каменная аллея. От естественной прохлады, исходящей от почвы и камней, идут мурашки по коже. Минеральные запахи сырой земли забивают собой все органы чувств. Когда зрение начинает привыкать к полумраку подземелья, можно разглядеть большую часть устройства залы.
Стены круглого помещения искусно сложены из блоков голубого камня. Низкий потолок сделан из длинных каменных перемычек, а земля сверху поддерживается с помощью нескольких подгнивших бревен.
Слева в полу зияет круглая яма – чашеобразная полость, обложенная тщательно обработанными блоками песчаника. Среди слоя земли цвета черного чая, осыпавшейся с низкого потолка, поблескивают кремниевые изделия. Если почистить их полой рубашки, то можно оценить множество почти целых наконечников стрел и лезвий топоров. Вот еще железные бусы, тщательно обработанные и просверленные. А здесь хорошо сохранившийся гребень, вырезанный из кости.
Чуть дальше, во второй круглой яме, становится видно больше погребальной утвари. Содержимое меньше скрыто осыпавшейся сверху землей. Чашу устилает мозаика из разноцветных глиняных черепков. Прошедшие искусный обжиг, они почти не поблекли.
Идем дальше. Поднимаемся с четверенек. Можно присесть, но двигаться нужно боком, опустив голову, чтобы не удариться о жесткий потолок. Под руками и ногами катаются твердые комки, напоминающие рыхлый гравий или гальку. Там, где каменный пол менее скрыт осыпавшейся сверху землей, слабый свет выявляет другие артефакты.
Сотни, если не тысячи, маленьких черных комочков и чего-то похожего на тонкие черные ветки устилают пространство вокруг круглых ям, обложенных обработанным песчаником. Комочки цвета древесного угля рассыпаны, насколько хватает проникающего в подземелье света.
Беглый осмотр ближайших фрагментов дает понять, что это кусочки костей. Длинные оказываются полыми внутри. На других все еще остались следы окаменевших кровеносных сосудов и костного мозга. По плотности они варьируются от крошащихся до твердых, но все легкие, как перышко, и имеют оттенок от бледно-желтого до угольно-черного. При внимательном рассмотрении некоторые из них выглядят как хорошо сохранившиеся ребра и позвонки, плюсневые кости и суставы. Обгоревшие останки, которые, похоже, здесь захоронили. Их принесли сюда, поскольку стены из голубого камня не обожжены и не покрыты сажей, как стены старых крематориев; они остаются светлыми и влажными. Сюда доставляли обожженные кости животных и клали рядом с чем-то очень важным. Возможно.
Движемся дальше в безмолвную тьму. Как раз в том месте, где дневной свет угасает, сменяясь зловещей чернотой, похожей на бездонную пропасть, перед нами возникает третья яма. Подобно своим аналогам, это отверстие проделано в твердом полу. Здесь тоже лежат кости. Колючая беспорядочная смесь. Бледная чаща, украшенная шипами и филигранью. Наверное, это тоже церемониальные захоронения. И они представляют собой еще большую тайну, поскольку эти кости отличаются по размеру и внешнему виду от тех, что разбросаны по полу. Они когда-то принадлежали птицам. Среди обломков виднеются маленькие грудные клетки, с тонкими, как булавки, ребрами, и черепа, настолько хрупкие, что напоминают скорлупу яиц, из которых когда-то родились эти существа. Некоторые из побуревших от времени останков, должно быть, принадлежали более крупным птицам, возможно, кому-то из семейства врановых.
Возвращаемся обратно, к маленькому прямоугольному проходу, через который мы вошли. Свет тускнеет, поскольку солнце постепенно движется по небу и плывущие облака перекрывают его лучи. Без электрического освещения более тщательный осмотр этого любопытного места будет невозможен.