Заскочил, а в классе уже пусто. Все ушли. Ну, хотел повернуться и идти. И вдруг вижу: на последней парте сидит какая-то кнопка, из-за парты ее почти не видно. Это была девочка, а совсем не мальчик, которого я искал. Как полагалось первоклашкам, она была в белом переднике и с белыми бантами ровно в десять раз больше ее головы.
Странно, что она сидела одна. Все ушли домой, и, может быть, уже едят там бульоны и молочные кисели, и рассказывают родителям чудеса про школу, а эта сидит и неизвестно чего ждет.
— Девочка, — говорю, — почему не идешь домой?
Никакого внимания.
— Может быть, потеряла чего-нибудь?
Сидит как статуя, не шелохнется.
Что делать — не знаю. Уйти вроде неудобно.
Подошел к доске, придумываю, как расшевелить эту «статую», а сам потихоньку рисую на доске мелом. Нарисовал первоклашку, который пришел из школы и обедает. Потом его отца, мать и двух бабушек. Он жует, уплетает за обе щеки, а они ему смотрят рот. Получилась забавная картинка.
— А мы с тобой, — говорю, — голодные. Не пора ли и нам домой?
— Нет, — отвечает, — я домой не пойду.
— Что же, ночевать здесь будешь?
— Не знаю.
Голос у нее жалобный, тоненький. Комариный писк, а не голос.
Я оглянулся на свою картину, и в животе у меня заурчало. Есть захотелось.
Ну ее, эту ненормальную! Вышел из класса и пошел. Но тут меня совесть заела, и я вернулся.
— Ты, — говорю, — если не скажешь, зачем здесь сидишь, я сейчас вызову школьного врача. А он — раз-два! — «Скорая помощь», сирена — и ты в больнице.
Решил напугать ее. Я этого врача сам боюсь. Вечно он: «Дыши, не дыши», — и градусник сует под мышку. Холодный, как сосулька.
— Ну и хорошо. Поеду в больницу.
Честное слово, она была ненормальная.
— Можешь ты сказать, — закричал я, — что у тебя случилось?!
— Меня брат ждет. Вон во дворе сидит.
Я выглянул во двор. Действительно, там на скамейке сидел маленький мальчик.
— Ну и что же?
— А то, что я ему обещала сегодня все буквы выучить.
— Сильна ты обещать! — сказал я. — В один день всю азбуку?! Может быть, ты тогда школу закончишь в один год? Сильна врать!
— Я не врала: я просто не знала.
Вижу, сейчас заплачет. Глаза опустила и головой как-то непонятно вертит.
— Буквы учат целый год. Это непростое дело.
— У нас папа с мамой уехали далеко, а Сережа, мой брат, сильно скучает. Он просил бабушку, чтобы она написала им от него письмо, а у нее нет свободного времени. Я ему сказала: вот пойду в школу, выучу буквы, и напишем маме и папе письмо. А он мальчикам во дворе рассказал. А мы сегодня весь день палки писали.
Сейчас она должны была заплакать.
— Палки, — говорю, — это хорошо, это замечательно! Из палок можно сложить буквы! — Я подошел к доске и написал букву «А». Печатную. — Это буква «А». Она из трех палок. Буква-шалашик.
Вот уж никогда не думал, что буду учителем. Но надо было отвлечь ее, чтобы не заплакала.
— А теперь, — говорю, — пойдем к твоему брату, и я ему все объясню.
Мы вышли во двор и направились к ее брату. Шли, как маленькие, за руки. Она сунула мне свою ладошку в руку. Мягкая у нее ладошка и теплая, пальцы подушечками.
Вот, думаю, если кто-нибудь из ребят увидит — засмеют. Но не бросишь же ее руку — человек ведь…
А этот печальный рыцарь Сережа сидит и болтает ногами. Делает вид, что нас не видит.
— Слушай, — говорю, — старина. Как бы это тебе объяснить? Ну, в общем, чтобы выучить всю азбуку, нужно учиться целый год. Это не такое легкое дело.
— Значит, не выучила? — Он вызывающе посмотрел на сестру. — Нечего было обещать!
— Мы писали палки весь день! — с отчаянием сказала девочка. — А из палок складываются буквы.
Но он не стал ее слушать. Сполз со скамейки, низко опустил голову и поплелся утиной походочкой.
Меня он просто не замечал. И мне надоело. Вечно я впутываюсь в чужие дела.
— Я выучила букву «А». Она пишется шалашиком! — крикнула девочка в спину брату.
Но он даже не оглянулся.
Тогда я догнал его.
— Слушай, — говорю, — ну чем она виновата? Наука — сложное дело. Пойдешь в школу — сам узнаешь. Думаешь, Гагарин или Титов в один день всю азбуку одолели? Тоже ой-ой как попотели! А у тебя и руки опустились.
— Я весь день на память письмо маме сочинял, — сказал он.
У него было такое печальное лицо, и я подумал, что зря родители не взяли его, раз он так скучает. Собрались ехать в Сибирь, бери и детей с собой. Они не испугаются далеких расстояний или злых морозов.
— Боже мой, какая трагедия! — говорю. — Я сегодня приду к вам после обеда и все изображу на бумаге под твою диктовку в лучшем виде.
— Вот хорошо! — сказала девочка. — Мы живем в этом доме, за железной изгородью… Правда, Сережа, хорошо?
— Ладно, — ответил Сережа. — Я буду ждать.
Я видел, как они вошли во двор и их фигурки замелькали между железными прутьями забора и кустами зелени. И тут я услышал громкий, ехидный такой мальчишеский голос:
— Сережка, ну что, выучила твоя сестра все буквы?
Я видел, что Сережа остановился, а сестра его вбежала в подъезд.
— Выучить азбуку — знаешь сколько надо учиться? — сказал Сережа. — Надо учиться целый год.
— Значит, плакали ваши письма, — сказал мальчишка. — И плакала ваша Сибирь.
— Ничего не плакала, — ответил Сережа. — У меня есть друг, он уже давно учится не в первом классе; он сегодня придет к нам и напишет письмо.
— Все ты врешь, — сказал мальчишка. — Ох и силен ты заливать! Ну, как зовут твоего друга, как?
Наступило молчание.
Еще минута — и должен был раздаться победный, торжествующий возглас ехидного мальчишки, но я не позволил этому случиться. Нет, это было не в моем характере.
Я влез на каменный фундамент забора и просунул голову между прутьями.
— Между прочим, его зовут Юркой! — крикнул я. — Есть такое всемирно известное имя.
У этого мальчишки от неожиданности открылся рот, как у гончей, когда она упускает зайца. А Сережка ничего не сказал. Он был не из тех, кто бил лежачих.
А я спрыгнул на землю и пошел домой.
Не знаю почему, но настроение у меня было хорошее. Весело на душе, и все. Отличное было настроение. Даже петь хотелось.
Три ветки мимозы
Когда он утром подошел к столу, то увидал огромный букет мимозы. Они были такие хрупкие, такие желтые и свежие, как первый теплый день!
— Это папа подарил мне, — сказала мама. — Ведь сегодня Восьмое марта.
Действительно, сегодня Восьмое марта, а он совсем забыл об этом. Вчера вечером помнил и даже ночью помнил, а сейчас вдруг забыл. Он побежал к себе в комнату, схватил портфель и вытащил открытку. Там было написано: «Дорогая мамочка, поздравляю тебя с Восьмым марта! Обещаю всегда тебя слушаться». Он вручил ей открытку, а сам стоял рядом и ждал. Мама прочитала открытку в одну секунду. Даже как-то неинтересно — как взрослые быстро читают!
А когда он уже уходил в школу, мама вдруг сказала ему:
— Возьми несколько веточек мимозы и подари Лене Поповой.
Лена Попова была его соседкой по парте.
— Зачем? — хмуро спросил он.
— А затем, что сегодня Восьмое марта, и я уверена, что все ваши мальчики что-нибудь подарят девочкам.
Ему очень не хотелось тащить эти мимозы, но мама просила, и отказывать ей тоже не хотелось. Он взял три веточки мимозы и пошел в школу.
По дороге ему казалось, что все на него оглядываются. Но у самой школы ему повезло. Он встретил Лену Попову. Подбежал к ней, протянул мимозу и сказал:
— Это тебе.
— Мне? Ой, как красиво! Большое спасибо!
Она готова была благодарить его еще час, но он повернулся и убежал.
А на первой перемене оказалось, что никто из мальчиков в их классе ничего не подарил девочкам. Ни один. Только перед Леной Поповой лежали нежные веточки мимозы.
— Откуда у тебя цветы? — спросила учительница.
— Это мне Витя подарил, — сказала Лена.
Все сразу зашушукались и посмотрели на Витю, а Витя низко опустил голову.
— Вот как! — сказала учительница. — Ты оберни концы веток в мокрую тряпочку или бумагу, тогда они у тебя не завянут.
А на перемене, когда Витя как ни в чем не бывало подошел к ребятам, хотя чувствовал уже недоброе, они вдруг закричали:
— Тили-тили-тесто, жених и невеста! Витька водится с девчонками! Витька водится с девчонками!
Ребята засмеялись и стали показывать на него пальцами. А тут проходили мимо старшие ребята и все на него смотрели и спрашивали, чей он жених.
Он еле досидел до конца уроков, и как только прозвенел звонок, со всех ног полетел домой, чтобы там, дома, сорвать свою досаду и обиду.
Он забарабанил изо всех сил по двери и, когда мама открыла ему, закричал:
— Это ты, это ты виновата, это все из-за тебя! — Он почти плакал. Вбежал в комнату, схватил мимозы и бросил их на пол. — Ненавижу эти цветы, ненавижу!
Он стал топтать их ногами, и желтые, нежные цветочки лопались под грубой подметкой его ботинок.
— Это мне подарил папа, — сказала мама.
А Лена Попова несла домой три нежные веточки мимозы в мокрой тряпочке, чтобы они не завяли. Она несла их впереди себя, и ей казалось, что в них отражается солнце, что они такие красивые, такие особенные… Это ведь были первые мимозы в ее жизни.
Рыцарь
Саша вышел во двор и огляделся… Двор был пуст, только у гаража, который стоял в глубине, ворота были открыты настежь.
Ну, машины — это была его страсть. Он знал все марки советских автомобилей.
Саша подошел к гаражу, осторожно заглянул и остановился на пороге. Дальше идти без разрешения он боялся.
Шофер, совсем молодой на вид парень, возился в моторе «Волги». Он поднял голову и улыбнулся.
— Здравствуйте, дядя, — сказал Саша.
— Здравствуй, малый, если не шутишь, — ответил шофер.
— Я не шучу. — Саше понравилось, что шофер назвал его малым. Это для него звучало необычно, ну, вроде как он сродни стал этому необыкновенному человеку, от которого так хорошо пахнет бензином, мазутом и еще чем-то таким, от чего просто захватывает дух.