– Говорит полковник Горецкий. Дом окружен. Выходите по одному без оружия с поднятыми руками. Даем вам тридцать секунд, после чего открываем огонь на поражение.
Дальнейшее произошло молниеносно. Данилов схватил со стола литую стеклянную пепельницу и швырнул в лампу. Боровиков рванул из шкафа автомат и в наступившей темноте дал длинную очередь в направлении голоса. Автоматные очереди загрохотали в ответ, оперативники Горецкого стреляли сквозь дощатые стены поверх голов. С пронзительным звоном сыпались выбитые стекла. Одна пуля, рикошетом от крепившего крышу стального профиля, попала в экран телевизора, с гулким хлопком взорвался кинескоп. Лучи мощных фонарей, зажженных внизу, рассеяли мрак в комнате, скрестившись на потолке. Продолжая отстреливаться, Боровиков прыгнул в окно с противоположной от Горецкого стороны.
Стоя на четвереньках, Данилов пытался дотянуться до оброненной папки. Кремер ударил его кулаком по затылку, выхватил из папки документы, запихнул в карман и выпрыгнул со второго этажа. Он покатился по земле, вскочил и укрылся за углом, озираясь в поисках Боровикова. Оперативники ворвались на второй этаж.
– Полковник, здесь только Данилов! – крикнул кто-то сверху. – Да и тот неисправный!
– Ищите еще двоих! – бушевал Горецкий. – Ищите, как хлеб ищут!
Лучи фонарей метались вокруг. Кремер повернул голову и засек Боровикова – тот прятался за стволом толстого дерева. Он тоже заметил Кремера и кинулся к перелеску. Кремер помчался за ним.
В перелеске царила тьма, промерзшие ветви деревьев хлестали по лицу. Погоня перекликалась позади, еще слишком близко, но удаляясь; кажется, преследователи взяли неверный азимут. Проклиная темноту, Боровикова, Горецкого и в первую очередь самого себя, Кремер напролом лез через кусты, как медведь.
Заросли неожиданно оборвались, и Кремер очутился на обширной поляне, чуть освещенной отсветами со стороны дороги, где горели редкие фонари. Шум погони стих, и это могло означать одно из двух: либо они заблудились, либо скрытно подбираются поближе. Кремер до боли в глазах всматривался в окружающий кустарник, стараясь засечь движение, напрягал слух, но без успеха. Боровиков как сквозь землю провалился.
20
– Боровиков! – негромко позвал Кремер. – Боровиков, мы можем договориться. Данилов убит, а у меня хорошее предложение. Боровиков, отзовитесь! За границу вам теперь хода нет, только я могу помочь вам! Я спас бумаги!
Тихий шорох послышался за спиной. Кремер обернулся. Далекий отсвет намечал контур массивной фигуры, тускло поблескивал нацеленный на Кремера ствол автомата.
– Кто вы такой? – хрипло спросил Боровиков. – Чего вы хотите?
– Я работаю на ЦРУ, – сымпровизировал Кремер, – у меня большие возможности… Американцы заинтересованы в документах и в вас. Отдайте бумаги, и я вывезу вас из России.
Боровиков приглушенно засмеялся:
– В документах – может быть, но во мне? С какой стати?
– Господи, вот несчастье… Сейчас вам объяснять?
– У меня другое предложение, – зловеще произнес Боровиков. – Сейчас я вас убью, заберу и те бумаги, что у вас, и стану выпутываться самостоятельно. Без вас у меня есть шанс, с вами – никакого.
Нельзя было не признать его правоту… Кремер попробовал воззвать к здравому смыслу.
– Не вздумайте открыть стрельбу, вас мигом сцапают…
– Точно, – усмехнулся Боровиков.
Он отбросил автомат, и в его руках появилось нечто узкое, продолговатое, справедливо показавшееся Кремеру десантной финкой. Расстояние между ними составляло не более двух метров. Никто не решался напасть первым, хотя объективно у Боровикова было меньше причин для колебаний. Если бы Кремер держал пари на этот поединок, однозначно поставил бы на своего противника. Он выше, тяжелее, тренированнее, к тому же вооружен. Правда, Кремер надеялся, что он менее подвижен. Можно было закричать, привлечь внимание погони… Но Кремеру нужны документы. Сейчас.
Он бросился в атаку. Удар ногой был нацелен в руку Боровикова, сжимающую финку. Тот уклонился, ответил боксерским хуком левой в корпус. Кремер отлетел, споткнулся и упал. Боровиков навалился сверху, взмахнул финкой – Кремер едва успел увернуться, лезвие лишь распороло рукав и оцарапало предплечье. Кремер вцепился в Боровикова борцовским захватом, они покатились по земле. Бумаги вылетели из кармана Боровикова; Кремер тщился провести прием из неудобного положения. Боровиков оседлал его, левой рукой намертво прижал горло. В глазах потемнело. Кремер не мог даже пошевелиться, не говоря уже ни о каком сопротивлении.
– Вот так, мистер шпион, – назидательно сказал Боровиков, отведя руку с финкой для смертельного удара.
«Прости меня, Оля», – успел подумать Кремер.
Яркий свет брызнул в лицо. В челюсть Боровикова врезался чей-то ботинок, отчего тот неуклюже опрокинулся на спину.
– Встать, вы оба, – скомандовал знакомый обоим голос.
Боровиков вскочил, отступая перед уставившимся ему в грудь стволом автомата – возможно, его же собственного.
– Брось нож.
Финка упала к ногам Боровикова. Кремер поднимался, пошатываясь, стараясь унять дрожь в коленях. Зрение постепенно возвращалось к нему, пелена сползала с глаз.
– Где документы Шлессера? – спросил Голдин, наводя ствол автомата и луч фонаря то на Кремера, то на Боровикова. – Судя по тому, как вы сцепились, они еще не у Данилова и не у кого-то другого. У кого из вас?
– У меня, – прохрипел Боровиков, делая шаг назад. – Бумаги в надежном месте…
– Так я и думал, – хмыкнул Голдин. – А вам, Андрей Викторович, особая благодарность… На этом ваша миссия окончена.
– Мы можем договориться, – сказал Боровиков, – мне нужны гарантии… Но нас здесь трое. Этого нужно убрать тихо, без стрельбы.
Кремер вдруг рассмеялся.
– Что такое? – нахмурился Голдин.
– Документы Шлессера. – Кремер указал на сложенные листы, валявшиеся в траве. – Вот они…
Боровиков зарычал в отчаянии, рванулся к Голдину. В ту же секунду Кремер ударил ногой по автомату. Короткая очередь ушла к небу. Кулаком, без замаха Боровиков въехал Голдину в висок – не очень сильно, потому что тот качнулся, но устоял. Вторым ударом Кремер выбил у него автомат, перехватил на лету и что было сил с разворота двинул стволом в лоб Боровикова. Обливаясь кровью, тот упал, попытался подняться, но рухнул ничком. Кремер повернулся к Голдину.
Тот стоял на коленях в луче валяющегося рядом фонаря. Глаза его закатились, ладонями он стискивал виски, пальцы побелели, со лба струился крупный пот. Из приоткрытого рта показалась розовая пена. Голдин отнял руки от головы, губы его зашевелились – он тщетно старался что-то сказать, но обмяк и медленно, бессильно вытянулся на траве.
Кремер склонился над ним, прижал пальцы к запястью. Пульс прослушивался, хотя очень слабый и неровный. Кремер отпустил его руку и подобрал документы Шлессера.
А потом стало много, очень много света. Кремер стоял в скрещении многочисленных лучей, словно гладиатор на арене, с бумагами в правой руке. Навстречу ему быстро шел Горецкий.
21
Полковник молча обнял Кремера. Тот слабо улыбнулся в ответ, передал Горецкому и те документы, что держал в руке, и те, что взял в коттедже.
Оперативники скрутили пришедшего в себя Боровикова, куда-то поволокли – очевидно, к машине. Он яростно вертел головой и выкрикивал невразумительные ругательства. Один из парней хлопотал над Голдиным.
– Станислав Михайлович! – позвал он. – Этот вроде совсем кончается.
– Голдину нужен врач, – подтвердил Кремер. – Он и так не боец, а тут ему и еще досталось.
Горецкий подошел, посмотрел, пощупал пульс.
– Носилки и в больницу, – приказал он.
– А с этим что делать? – спросил кто-то невидимый в темноте, имея в виду Кремера.
– Ничего, – ответил Горецкий. – Оставьте, это я сам… Возвращайтесь к машинам и ждите меня. Как там себя ведет наш миллионщик?
– Играет в оскорбленную невинность, – засмеялся невидимка.
– Ладно, идите…
– Станислав Михайлович, вы уверены, что никому не надо остаться?
– Выполняйте приказ.
Голдина унесли на носилках, его лежавший в траве фонарь освещал теперь лишь двоих на опустевшей поляне – Горецкого и Кремера.
– Стас, – Кремер провел рукой по волосам, – как ты здесь оказался?
– Ну, Андрей… Неужели ты всерьез полагал, что такая машинка была только у тебя? У меня тоже.
– Вот как…
– Разумеется.
– Значит, ты использовал меня, – с горечью произнес Кремер, – как наживку…
– Прости, Андрей. У меня не было выбора. Ведь Голдин мог глаз с тебя не спускать.
– Спасибо, друг.
– Послушай, – рассердился полковник, – не устраивай здесь институт благородных девиц. Ты мне тоже ничего не сказал. Мы квиты.
– А что будет с документами Шлессера? Ты их заберешь?
– Конечно.
– А Оля?
– Андрей, я все понимаю. После того как с документами поработают специалисты, мы что-нибудь придумаем. Может быть, соорудим для Чарского пристойную фальшивку, или…
– После того… После того! А сколько твои специалисты будут работать? Месяц? Год? А Оля там… У этого… Маньяка!
– Прекрати, – холодно сказал Горецкий. – У меня не частная лавочка, и я не могу рисковать документами. Эта тема закрыта. Ты едешь с нами или как?
– Нет, – проговорил Кремер устало. – У меня здесь машина… Я приеду позже.
– Ну, как знаешь… И не делай из меня злодея.
Кремер ничего не ответил. Полковник подождал немного, повернулся и исчез во тьме.
Проводив его долгим взглядом, Кремер опустился на траву. Он ощущал противный привкус во рту. Нестерпимо хотелось курить, но как назло в карманах он не нашел пачки. Наверное, она выпала во время схватки с Боровиковым.
Подхватив фонарь, Кремер понуро побрел обратно к коттеджу. В полностью разгромленном доме сохранилось не так-то много целых вещей, но электрическое освещение работало. Кремер поднялся на второй этаж, порылся среди обломков, о которых нельзя было с уверенностью сказать, какой именно предмет мебели они составляли раньше, и нашел-таки под опрокинутым корпусом телевизора раздавленную пачку «Мальборо». Он закурил, сел в кресло. В поле зрения попала початая бутылка коньяка. Надо же, уцелела каким-то чудом… Он взял бутылку, отхлебнул прямо из горлышка.