– Требует немедленного взлета.
– Молодец! А пилоты чего?
– А пилоты опасаются, что при взлёте поймают гранату в борт.
– А паникёр?
– Уверяет, что, пока ты на борту – стрелять по нам не будут.
Пока шел спор спеца и летунов, в вертушку набилось неимоверное количество немецкой солдатни. Наконец офицер убедил летчика, и вертушка стала набирать обороты. По борту прошла очередь из автомата. Солдаты что-то заорали пилоту. Тот огрызнулся, и вертушка начала отрыв от земли. В глазах у меня вспыхнуло, я увидел окружающую действительность глазами Полоза, потом вспышка повторилась, и «картинка» пошла с земли.
– Ты видишь глазами Волка, – пояснил Полоз.
С поверхности планеты всё выглядело гораздо интереснее. Мои головорезы расположились полукругом, вели плотный огонь по немцам и достаточно быстро продвигались к вертушкам. Немчура отчаянно оборонялась, но толку от этого не было. Мои архаровцы по части убийств и до прохождения «малой инициации» могли дать фору многим подразделениям противника, а уж «после»… Немцы просто не могли попасть в моих бойцов. Плотный огонь, непрерывное наступление и необъяснимые промахи посеяли в рядах немцев панику. Они начали безо всякого порядка отступать к вертолетам. Зря они так. Во вторую вертушку, ожидавшую загрузки, прилетела вторая граната. Оставшиеся на земле солдаты оказались между Сциллой и Харибдой: со стороны противника шел плотный огонь, а горящие вертушки могли рвануть в любой момент. Наш вертолет висел уже в десяти метрах от земли. Немецкий офицер-паникер что-то потребовал у пилота.
– Приказывает валить отсюда как можно быстрее.
Пилот молчал. Он продолжал набор высоты. Мои по вертушке не стреляли. Весь огонь они сосредоточили на фрицах, оставшихся на земле. А осталось их человек двенадцать.
Паникер что-то снова закричал пилоту.
– Они уже покойники. Мы ничем им не поможем! Пауза – и ошеломленный возглас:
– Боже мой! Кто это?!
Это были Марсель и Олег. Поднявшись в полный рост, они бежали на врага. Ну как бежали. Со стороны обычного человека это выглядело как телепортация: только что человек стоял в ста метрах, мгновение – и он сократил дистанцию вдвое. «Телепортация» сопровождалась плотным пистолетным огнем. В руках у Марси были «стечкины» с удлиненными магазинами, Олег палил из «макаровых». Остальные прекратили стрелять по солдатне и вели редкий огонь по нашей вертушке: по корпусу периодически стучали пули.
Олег и Марся приблизились к оставшимся четырем немцам, на ходу убрали пистолеты, достали ножи и прыгнули. Марся головой вперед, Олег ногами. Марся отсек одному голову и сбил второго. Олег просто сбил обоих противников с ног. Марся, поднимаясь на ноги, схватил немца, подкинул его вверх метра на два, вскочил, поймал солдата и, не прерывая свободного падения оного, сломал его об колено. После чего швырнул тело в сторону горящей вертушки. Олег, не поднимаясь на ноги, перекатился на одного из пары фрицев, со скоростью бензопилы прошелся ножами по корпусу немца. Прошелся так, что полетели брызги и куски плоти. Поднялся, поставил последнего солдата на ноги, одним движением отсек ему голову, оттолкнул обезглавленное тело и швырнул голову в наш вертолет. Докинул. Башка шмякнулось о ветровое стекло, и оставила кровавый след. Все, кто видел произошедшее на земле, ошеломленно молчали.
– Господи, с кем мы воюем?! – пробормотал пилот.
– Валим! Валим!! Валим!!! – орал офицер. Кто-то из солдат поинтересовался, глядя в мою сторону:
– Он связан?
– Нет… – обрадовали сидящие рядом со мной.
– Вы обалдели?! Быстро свяжите!!! – потребовал пилот.
– Он под транквилизатором, – попытался успокоить офицер.
– А те, внизу, под чем были? – заверещал пилот. – Связывайте его, быстро!!!
Солдатню дважды просить не пришлось. Моментально меня связали по рукам и ногам. Все облегченно выдохнули, и в салоне повисла напряженная тишина.
– Ну всё. Успокоились, окаянные. Можешь спать. Перед посадкой разбужу.
– Так я не усну. После таких-то приключений…
– Уснёшь-уснёшь… Спишь…
Спал я около часа. Вместо сна всплывали события недельной давности. А именно – того вечера, когда Барон попросил меня остаться, выпроводив остальных восвояси…
– Вопросы есть? Вопросов нет. Загребин, завтра к восемнадцати часам на постановку задачи. Все свободны, кроме Бармалея…
Дождавшись, когда парни вышли из палатки, Барон посмотрел на меня, как кролик на удава, и очень тихо и очень вкрадчиво поинтересовался:
– Сашок, ты в плен сходить не хочешь?
От услышанного у меня выпала только что прикуренная сигарета.
– Куда?!
– В плен, – буднично подтвердил Барон.
– К кому?!
– К немцам, – тем же невинным тоном пояснил Ивлев.
Я прокашлялся, прикурил новую сигарету, переварил услышанное и ответил:
– Нет. Не хочу!
– Почему? – удивился Барон. Его тон был таким, словно он не в плен меня отправлял, что уже звучит дико, а в соседнюю деревню за самогоном.
– Там много бьют и мало кормят! – начал отбиваться я.
– А ты откуда знаешь? – вклинился в беседу Зимин.
– От Пикуля!
– От какого Пикуля? – не понял Петрович.
– От Валентина.
Петрович недоуменно посмотрел на Ивлева. Тот пожал плечами.
– Саша, мозги не трахай! Кто такой твой Пикуль?
– Он не мой!
– Немой?! Как Герасим? – Судя по тону, Барон понял, про кого я веду речь.
– Как Муму!!! – огрызнулся я.
– Он про писателя? – спросил Зимин у Барона.
– Про писателя, – подтвердил тот.
– А в каком именно опусе этого писателя даётся информация про немецкий плен? – продолжил приставать Зимин к Барону.
– Петрович, – отреагировал Ивлев, – ты меня-то чего спрашиваешь? Ты своего раздолбая спроси!
– Так, раздолбай, – уставился на меня Петрович. – В каком именно произведении Валентина, мать его, Пикуля даётся информация про немецкий плен?!
– В «Каторге»!
Присутствующие задумались. Я успел докурить, когда, наконец, из задумчивости вышел Барон:
– Враки всё. У Пикуля речь шла о немецком уголовном розыске, а не о контрразведке. Поэтому довод отклоняется! У обвиняемого есть ещё что-то сказать в свое оправдание?
– Начальники, – взвыл я, – вы, кажется, забыли, что я и моя группа уже давно в международном розыске как военные преступники! Так что заниматься мною будет именно уголовка!
– Довод отклоняется, – тоном судьи возвестил Барон. – Лицо, имеющее твой послужной список, будет допрашиваться, будет запытано и казнено исключительно силами контрразведки. И очередь к твоему телу будет такая, что Интерполу только на твою могилу останется пописать. Ещё доводы есть?
– Я лучше тут застрелюсь! Родные хотя бы будут знать – где могила!
– Держи карман шире! – подключился к беседе Череп. – Застрелится он! С твоим «захребетником» о суициде можешь не мечтать! Полоз этого не допустит!
– Не допущу! – раздался голос Змея в моей голове.
– Суки! Волки позорные!!!
– Ты это про кого? – прищурившись, поинтересовался Барон.
– Про немцев! Про кого же ещё!
– Да-а-а-а-а, – согласились присутствующие начальники, – немцы – те ещё козлы…
– Так что на счёт плена? – вернулся к теме Барон.
– Не хочу я туда! Меня там убьют! Я – молодой, я – жить хочу!!! Давайте лучше Петровича в плен отправим?! Он – старый. Его не жалко!
Со стороны Шмулевича и Черепанова раздались плохо подавляемые смешки.
– Ты совсем охренел, салага?! – зарычал Зимин.
– Ну в чём-то он прав… – рассмеялся Барон.
– Это в каком смысле?! – переключился на Ивлева Петрович.
– Что ты – старый!
– И меня не жалко?!
– Тебя, дружище, жальче всех! – успокоил Петровича Барон и обратился ко мне: – Так, Бармалей, в связи с тем что ты не предъявил ни одного довода, освобождающего тебя от направления в плен к фашистским оккупантам, считаю правильным утвердить твою кандидатуру! У высокой комиссии возражения есть? – Он оглядел присутствующих. – Возражений – нет! Принято единогласно.
– Начальнички, а «сходить в плен» подразумевает под собой возвращение?
– Саша! За кого ты нас принимаешь?! – возмутился Барон. – Мы тебя два года растили-растили, награждали-награждали! А сейчас, сопля неблагодарная, ты смеешь предполагать, что мы тебя просто так на убой отправим?!
– Это у него нервное, – авторитетно заявил Череп.
– Занервничаешь тут, – огрызнулся я снова. – Как вы меня вытаскивать будете?
– Это вопрос третьего порядка!
– А вопросы первого и второго?!
– Вот! Это уже деловой разговор! – довольно по тер руки Ивлев. – Соответственно, перейдем к этим самым вопросам.
Ивлев открыл свой портфель и достал из него увесистую папку. Из указанной папки он вытащил большую фотографию и протянул её мне:
– Запомни этого человека. Ты должен узнать его в любом обличье.
– Какая противная рожа, – процитировал я одного из героев «Джентльменов удачи», изучая фотографию генерала немецкой армии. – На кой чёрт он мне сдался?
– Этого офицера ты должен доставить в указанную нами точку.
Я обалдевше уставился на Барона:
– Дмитрий Михайлович, если я всё правильно понял, то вы отправляете меня в плен, что само по себе звучит как бред, для того, чтобы я, будучи пленным, нашёл и неведомым мне образом вытащил живым… живым? – уточнил я, а получив утвердительный кивок Барона, продолжил: – Какого-то фрицевского генерала? Не убил, не взорвал его к такой-то матери вместе со штабом, а притащил живым?!
– Верно глаголешь, сын мой, – подтвердил Барон.
– Так это работа для Коваля! Он у нас ловец! Вот пусть он и идет в плен! – Я попытался перевести стрелки на Лёху.
– Так, салага, – хлопнул ладонью по столу Ивлев. – Дискуссия по поводу кандидатуры «идущего в плен» давно закрыта. Поэтому заткни пасть и слушай вводные! Идёшь именно ты. Захватываешь указанного немца и тащишь его в нужное место. Не перебивай! – ещё раз стукнул ладонью по столу Барон.