Лишившись седоков, лошади очень быстро понимают, что их спасение от острых оленьих зубов в лесной чащобе, и сворачивают с тропинки. Их уже не пугают даже медведи и дикие волчьи стаи.
Моя рука налилась тяжестью, пот заливает глаза, но нет времени снять шлем и вытереть лоб. Я уже не ору словно полоумный – к чему? – вокруг такой шум, что моего голоса просто никто, кроме меня самого, не услышал бы, а голосовые связки сели и способны лишь на шепот.
Сбившись со счета, бросаю это бесполезное занятие и начинаю хвалить себя родного. За то, что не брезговал заниматься спортом, поддерживая тело в хорошей спортивной форме, за то, что обзавелся таким чудесным мечом, который остр и легок… На ум неожиданно пришло, что лучшее оружие куют гномы.
Отражая очередной выпад, неосторожно открылся, и вражья сабля с силой ударила в грудь. Дыхание сперло, в глазах потемнело… Взвыл, ликуя, степняк, но недолгой была его радость – покатилась отрубленная голова по земле, пока копыта оленя не раздавили ее, как перезрелый арбуз.
Со свистом втянул в себя воздух. В глазах прояснилось. Жив! Выручила кольчужка, спасла, родимая.
Не знаю, сколь долго продолжалась эта безумная гонка, но наконец-то она закончилась. Орда налетела на богатырский разъезд. Первые полегли под мечами, как пшеница под серпом жнеца, остальные бросили оружие и сдались, совершенно вымотанные страхом и- гонкой.
Олень перешел на медленную рысь, тяжело дыша и роняя с губ пену.
При моем приближении богатыри схватились за мечи, испуганно крестясь:
– Изыдь!
Опустив меч, я окликнул Добрыню, выделяющегося среди русских воинов ростом и статью:
– Да вы чего? Свой я!
– Товарищ Бармалей? – растерянно уточнил он, не веря своим глазам. Олень вроде похож, но…
– Да я это, я,- снимая шлем, подтвердил я.
Пленных связали и построили в колонну.
– Триста двадцать семь,- доложил Добрыне седовласый богатырь.
– Всего? – недоверчиво переспросил я, переведя взгляд с богатыря на свой окровавленный меч, затем медленно обернулся – на тропе там и сям чернели бугорки человеческих тел – и без чувств сполз с оленьей спины.
Отступление второе ДВЕ ВЕСТИ ДЛЯ СВАРОГА
Если это хорошая новость, то какова же плохая?!
Медленно плывут облака у подножия чертога, подгоняемые ленивым ветерком. Вздувается и опадает вывешенное для просушки белье. Отсыпаясь после трудной ночи, сонно лепечет колыбельную песенку Дрема, кутаясь в не по размеру большой тулуп и подложив под ухо кулак.
– Вжик… вжик,- монотонно скользит напильник по подкове, оставляя на поверхности едва заметные бороздки.
– Папа, ну сколько можно? – кривясь, словно от зубной боли, взмолился Перун. Его огненно-рыжая борода и чуть более светлые усы, завиваясь согласно своему желанию, непослушно топорщатся в разные стороны.- Мне сегодня в ночь идти.
– Эх молодежь,- улыбнулся в усы Сварог, как ни в чем не бывало продолжая свое занятие.- Ты бы, чем на облаках нежиться, потренировался молнии метать.
– Да я постоянно этим занимаюсь…
– Ага,- согласился отец богов.- А кто прошлый раз вместо старого дуба попал в сарай за триста сажень от него?
– Соскользнула,- пожал плечами громовержец.- Да и чувствовал я себя тогда неважно, прихворнул, наверное.
– Отчего же хворь приключилась?
– Съел чего-то…
– А может, выпил? – поднеся Сварогу крынку парного молока, вставила дородная баба, пышная стать которой заставляет задуматься о его происхождении – на небе коров отродясь не водилось.- Испейте, батюшка.
Повертев в руках потертую подкову, славянский бог взглядом развел тучи и, примерившись, забросил ее на середину проезжего тракта. Заманчиво блестя стертыми гранями, подкова осталась дожидаться везучего путника, который подберет ее и прибьет над входом в жилище- на счастье. Тучи тотчас сомкнулись, скрыв божественный уголок от людских очей.
Пока отец богов утолял жажду, Мокоша воспользовалась случаем, чтобы провести воспитательную беседу с братом. Во всякое другое время он просто бы припечатал ее пятерней пониже спины, всколыхнув необъятные прелести, и велел бы не лезть в мужские дела.
– Разве ж так можно. Ну посетил священную рощу, ну пригубил даров-подношений, но зачем воплощаться в телесную оболочку изваяния и всю ночь напролет пить горькую со смотрителем?
Перун грозно свел брови над переносицей, по раскрытой ладонью вверх руке заструились искорки, но сестра проигнорировала красноречивый знак.
– И это еще не все. Они навели распутных дев лесных и устроили фейерверк. Там к утру перегар такой стоял, что сменный жрец, едва ступил внутрь, тотчас издал крик ужасный и без чувств свалился.
– То гнусная брехня!
– А вот и совсем не брехня, мне Утренняя Зорька рассказывала.
– Спасибо, Мокошенька,- отдав пустой сосуд и взяв шись за напильник, поблагодарил Сварог и принялся за обработку следующей подковы.- И чем все закончилось?
– Буйство стихии преподнесли как гнев божий, сгоревший дуб списали на набег степняков – по времени хорошо совпало, а со святилищем получился казус.
– Не выветривается? – сообразил отец богов. Он и сам по молодости не чурался хорошей компании. Тогда-то богов было совсем мало – раз-два и обчелся…
– Не выветривается,- вздохнул Перун.
– Нужно сжечь святилище, огонь, он все очистит.
– Жалко. Я там такой величественный вышел. И так последнее время капища жгут кому не лень. Да и обошлись уже.
– Как? – Отец богов, не прекращая монотонного движения напильником, обронил: – А ты, доченька, иди…
– Вот так всегда,- демонстративно резко развернувшись, от чего объемная грудь совершила поворот на двести семьдесят градусов и тут же резво отмерила обратно девяносто, Мокоша скрылась во дворце.
– Теперь в моих святилищах жрецы не дышат. Наберут полон рот воздуха – шмыг внутрь – метелкой шорх-шорх – и обратно.
– Замаются, сердешные…
– Это только закрепит их волю. Да и правило это лет через сто можно будет отменить, упразднить как устаревшее и…
– Кхе-кхе,- заявила о своем присутствии появившаяся незваной Мара. Да и кто ее будет добровольно в гости звать?
Омрачилось чело Перуна, спала улыбка с лица Сварога, и дрогнул напильник, соскочив с подковы. Даже боги побаивались эту бледнолицую красавицу, чей взгляд для смертного – приговор, для богов – вестник несчастья.
Что она принесла на этот раз?
А Мара, словно не замечая всеобщего смущения, вызванного ее приходом, нарочито неспешно приблизилась к скамеечке, опустилась на нее, тряхнув непокрытой головой. Что, как известно, приносит в дом беду, а не только позволяет – ну, это если есть под рукой женский журнал со специальной страницей – определить, не пора ли покупать шампунь от перхоти.
– Не ждали?
– Надеялись. С чем пожаловала?
– Дай, думаю, зайду… новостями поделюсь. Одна плохая, вторая хорошая,- предупредила Мара.
– И что хорошего может быть в твоих новостях? – неприветливым тоном проговорил Перун.
– В наших краях появился новый бог.
– Лет сто уж как… Вовка революционер привез нового бога как приданое жены из страны византийской.
– Я про другого. Этот явился незнамо откуда и ну подвиги творить направо и налево… К богатырю Добрыне прибился, простым смертным прикинулся.
– Так может, это простой герой, богата ими земля русская?
– Его Змей Горыныч смертельно потоптал, я явилась было, а он просто отмахнулся и быстренько очухался.
– Быть того не может!
– Не может,- охотно согласилась Мара.- А плохая новость – это то, что в нем дух русский.
Окинув убийственным взглядом собеседников, богиня ночных кошмаров растаяла в воздухе, словно ее и не было. Лишь зловонный привкус от ее присутствия остался на губах.
– Вот ведь… – В сердцах метнув молнию, появление которой среди легкой облачности трактовалось как предупреждение, что надо безотлагательно троекратно перекреститься, Перун громовержец сплюнул.- Пойду-ка я разомнусь, мышцы затекли.
– Иди.- Посмотрев вслед сыну, отец богов задумался. И невеселые те мысли были…
Появление неизвестного бога может привести к чему угодно, но ничего хорошего из того не выйдет. Их положение и без того хлипкое. Предыдущий князь постарался: множество храмов разрушено, и на их месте возведены новые, скроенные под нового бога, последователи которого при всей показушной кротости отличаются безжалостностью к конкурентам. Переворот в вероисповедании не прошел для народа бесследно – в душах разброд и смятение. Грядут страшные времена, ох грядут! Как только в народе исчезает единство – внешние враги поднимают голову. Так всегда было. Новое всегда приходит нежданным и будоражит своим появлением, по неопытности свершая ошибки, но что-то подсказывает, что на этот раз все будет по-иному… А за новоявленным богом нужно присмотреть, вот только кому поручить сие щекотливое дело?
ГЛАВА 6 Незваные гости
Ничто так не красит девушку, как наличие скромности и отсутствие одежды.
Я сладко зевнул. Перевернулся на спину и, заложив руки за голову, потянулся. На ум пришли бессмертные строки классика: «Мне бы женщину – белую-белую, ну а впрочем, какая разница?» А разница, как известно, громадная – одна к тебе со всей душой ластится, а другая только дразнится.
И тут что-то мягко скользнуло по моему боку и опустилось на грудь.
Буйная фантазия, разбуженная недавними грезами, тотчас понеслась галопом, рисуя видения одно сладострастнее другого.
Не открывая глаз, осторожно касаюсь рукой и испуганно отдергиваю ее.
Она волосатая!
Тут уж глаза сами распахнулись, да так, что едва не повыпрыгивали, как чертик из коробки-сюрприза. Благо зрительные нервы крепкие – удержали.