– Можно? – легонько стукнув костяшками пальцев по дверному косяку, спросил я.
– Входите.
Распахнув дверь, я вошел.
– Я почти готова,- убирая рыжую волну волос под белый платок, сообщила одна.
– Сейчас-сейчас,- наводя брови, пообещала вторая.
– Ты пришел! – обрадовалась третья.
Их взгляды скользнули друг по дружке и наконец медленно, но неотвратимо скрестились на мне, вопрошая: «И что это значит?»
А я стою и молчу, не в силах вымолвить и слова.
– Он идет со мной!
– Вот еще! Со мной.
– Он хотя и обещал мне, но пусть скажет это сам.
– Ну?! – Девушки требовательно смотрят на меня из-под насупленных бровей.
Назвать какую-то одну – обидеть двух других. И что за этим последует, не предскажет и Нострадамус. Женщины непрогнозируемы, это вам не график развития мира на пару веков вперед составить, здесь каждый следующий миг окутан тайной, для них самих в первую очередь. Не то чтобы я чего-то опасался, но обижать их не хочется. Они такие милые…
– Вы такие красивые,- кое-как справившись с дыханием, выпалил я, любуясь всеми тремя.
Они не похожи одна на другую, но в каждой из них есть что-то, что трудно выразить словами, но неизменно чувствуется сердцем.
Они, несомненно, польщены моим искренним восхищением, но это не умаляет их возмущения моим коварством, оно готово вот-вот вспыхнуть, как степной пожар.
– Я, если помните, рассказывал вам, что вследствие столкновения со Змеем Горынычем потерял память.
– Это ужасно…
– В общем-то не очень. Но все-таки мне хотелось
бы вернуть ее.
– Кого? – насторожились девушки.
– Память.
– А…
– А вы не откажетесь мне помочь?
– Мы попробуем,- пообещали девушки.- А как?
– Я не знаю. Но вместе, может, что-то да и придумаем. Кстати, вы не откажете отужинать со мной?
– С радостью.
– Вы просто чудо, прелестницы.
Спустя полчаса мы дружно вошли в трактир, занимающий весь первый этаж гостиницы, которую наша компания почтила своим присутствием, сняв все свободные комнаты, которых оказалось три. Четвертая служила местом жительства и ведения дел самого хозяина данного заведения. Местные постояльцы, среди которых большинство составляли чумаки, везущие соль из Крыма, устраивались на сеновале, примыкающем к стойлам. И для мошны не так накладно, а она преимущественно в товар вложена, и к этому самому капиталовложению поближе – свой взгляд зорче зрит. Порожняком они здесь не задерживались, поскольку успевали засветло добраться до следующего постоялого двора. Разве что кому-то занедужится или вол захромает.
При нашем появлении головы всех присутствующих дружно повернулись в нашу сторону. Подобная красота не может оставаться незамеченной.
– Процветания вам, почтенные,- произнес я.
Лишь шумная ватага, занимавшая ближайший к пылающему камину угол, разноголосо ответила на приветствие. Прочие с деланно равнодушными лицами молча вернулись к прерванной трапезе.
– Какие гости, какие гости! – стреляя глазками из стороны в сторону, засуетился трактирщик. Росту в нем от силы полтора метра. Заметно выпирающее вперед брюхо обтянуто фартуком, некогда белым, а сейчас покрытым пятнами, по которым можно установить перечень всех блюд, которые готовились в этом заведении за последние два-три месяца.- Пожалуйте за мной.
Можно было подумать, у нас богатый выбор – в трактире на данный момент пустовал лишь один стол. Именно за ним мы и расположились.
– Вина, самого лучшего,- потребовал я, вдохновленный тяжестью золотых монет, уцелевших после встречи с цыганами, предоплаты за постой и посещения кривоносого портного. К чести которого нужно заметить, что свою работу он сделал прекрасно, хотя в проворстве движения иголка и проигрывала его языку, неустанно повествовавшему о тяжелой жизни, сварливом нраве жены и мелочности тещи. «А вы знаете, сколько она ест? Нет, ну вы мне скажите – знаете? Никто не скажет, поскольку она непрерывно ест. Я ей говорю: «Вы бы, мама, поспали. Устали небось». А она отвечает: «Спать натощак вредно, от этого портится настроение». Можно подумать, оно меня интересует». Так что к тому времени, когда мы покидали его заведение, зажав под мышкой обновки, я знал про его жизнь больше, чем про свою собственную.
Попробовав принесенную хозяином ярко-красную жидкость, благоухающую теплыми виноградными гроздьями, я скомандовал:
– Еще вина и меню.
– К-какое меню?
– Ну… – И правда, что за меню? Сорвалось с языка, я и сам не знаю, что это за блюдо такое.- Не важно. Что у тебя сегодня есть?
– Щи, каша, свекла пареная, вареная…
– А мясо?
– Прикажете курочку отварить?
– Девочки, как вы относитесь к отварной курятине?
– Полезно,- согласилась блондинка.
– Если только чуть-чуть…
– Жилистая небось? – Рыжеволосая красавица, прищурившись, подозрительно смотрит на трактирщика.
– Как можно? – всплеснул руками целовальник, так называют здесь трактирщиков.- Пухленькая, пальчики оближешь.
Получше их помой,- советую я, испытывая неясное чувство неприязни к толстяку.- Значит, слушай сюда. Сперва отваришь курицу, затем половину подашь на стол, а вторую половину натрешь чесноком, обложишь яблоками – и в печь. Зажаришь до золотистой корочки, притрусишь веточками петрушки и принесешь мне.
– Понял.
Посовещавшись с красавицами, я включил в заказ каравай хлеба, овощи, кашу и сыр.
Цедя вино в ожидании основных блюд, мы вели неспешную беседу о том о сем.
– Я даже имени своего настоящего не знаю,- вздохнул я.- Назвался тем, что в голову первое пришло…
– Встречу того змея проклятущего,- грозно свела брови блондинка,- уж он у меня…
Планы мести остались невысказанными, но сдается мне, что этому виду огнедышащих пресмыкающихся грозит вымирание в самое ближайшее время.
Подняв серебряный кубок, на дне которого плеснулось вино, я предложил:
– Давайте повторим процесс знакомства в более подходящей обстановке. А то все в спешке…
– Я – Леля,- без лишнего кокетства представилась рыженькая.- Спешить мне некуда, так что… Если мое присутствие тебе не будет мешать.
– Разумеется, нет.
– Ламиира,- гортанно растягивая двойное «и», выдохнула блондинка.- Можно ласково – Лами. В команде.
– Очень мило.
– Ливия,- мило покраснев под моим взглядом, прошептала синеглазая златовласка.-Я тебя не брошу.
– Благодарю! А я, следовательно, таинственный незнакомец на северном олене. Вот и познакомились.
– Нечего, когда вспомнишь имя, мы еще раз познакомимся.
– Обязательно. А пока зовите Бармалеем.
Оставляя за собой шлейф пара и мясного запаха, из кухни выплыла девчушка лет тринадцати с рябым лицом и огромным деревянным блюдом в руках. Из-под куцего платьица выглядывают босые ножки-щепки со сбитыми коленками и в расчесанных комариных укусах.
Остановившись около нас, она сгрузила на стол тарелку с половинкой отварной курицы, окруженной жаренными с луком грибами, небольшие горшочки с распаренной кашей и резную миску, полную разносолов.
Расставила и замерла, сгорая от желания что-то спросить, но ужасно боясь решиться на столь отчаянный шаг, как первой заговорить с зажиточными господами, которыми мы, по ее (отношение окружения показывает, что не только по ее) мнению, являемся.
– Красавица, разрешите предложить вам разделить с нами ужин,- обратился я к девчушке.
Густо покраснев, от чего веснушки ярко вспыхнули, отчетливо просматриваясь даже сквозь густой загар, она тихо призналась:
– И совсем я не красавица, я эта… замухрышка…
– Глупости,- уверенно заявил я.
Она шмыгнула вздернутым кверху облупленным носом – видать, обгорела на солнце.
Подбежал обеспокоенный трактирщик:
– Что-то не устраивает дорогих гостей? Только скажите, сей же миг исправим.
– Пахнет изумительно,- успокоил я его.- Мне просто захотелось побеседовать с этой прелестной девушкой. Вы ведь не против?
– Нет-нет. Так я пойду, там на печи…
– Идите,- разрешил я, не испытывая удовольствия от его присутствия.
Когда он скрылся за занавеской, отгораживающей подсобные помещения от общего зала, девчушка собралась с духом и выпалила:
– А вы богатырь?
– Да.- Я не стал ее разочаровывать. Хотя, наверное, еще не имею права в полной мере им считаться. Заявления я не писал…
– Самый настоящий?
– Самый.
– Взаправдашний?
– Даже больше.
– Ух ты! А где ваш меч?
– В комнате остался.- Скосив глаза, я с сожалением посмотрел на остывающие грибы, которые проворно исчезали в тарелках подружек. Там, впрочем, тоже не задерживаясь. Слушать они могут и с набитыми ртами…
– А если тать нападет?
– Какой тать?
– Большущий и злой-презлой.
– Убегу,- признался я.
Она рассмеялась:
– Богатыри не бегают, они ж не зайцы.
– Правильно. Возьму его за ухо и отведу к участковому, на перевоспитание.
– Вы хороший,- решила она и убежала, сверкая босыми пятками.
А тут и моя жареная курочка подоспела. На несколько минут за нашим столом воцарилась тишина, лишь ложки стучат о чугунки да косточки хрустят.
– Ух,- отложив ложку, довольно вздохнула Леля.- Я тут подумала…
– Угу… ням-ням…
– Я знаю одного волхва, может, он поможет…
– Негоже крещеному человеку на поклон к богомерзкому чернокнижнику идти,- насупилась Ливия.
– Он не чернокнижник,- вступилась за волхва рыженькая.
– Они приносят Человеческие жертвоприношения.
– Не приносят!
– Не ссорьтесь,- отодвинув блюдо, попросил я.- Вы обе хотите мне помочь, и, поверьте, я это очень ценю.
– Можно подумать, я не хочу! – обиделась Ламиира, с подозрением принюхиваясь к пластику сыра.
– Когда ты дуешься, у тебя губки еще красивее.
В ответ ослепительная улыбка.
– А у нас, значит, они некрасивые? – насупились рыженькая и златовласая.
– Вы у меня самые прекрасные, самые лучшие и вообще… Мир?
Наполнив кубки вином, я поднял свой, с тостом за прелестных дам, в чьем присутствии расцветает даже такой кактус, как я.