— Я могу быть свободен?
— Нет, — ответил Мамбуня. — Я вас собрал здесь не ради того, чтобы вы начхали на мои намерения и разбрелись бездельничать.
— Яволь, мой фюрер! — гаркнул лысый Отто. — Смысл нашего существования в служении вам и нашей великой нации.
— Какой нации? — уточнил юноша, не скрывая глумливой улыбки.
— Э… нашей. Юберменш.
— Чего-чего?
— Расы сверхчеловеков. Единственно достойной существования.
— Да ты, военный, злобный нацист, оказывается…
Когда все окна в довольно-таки просторной зале оказались открытыми, горбун взвалил табурет на спину и заявил:
— Я пошел.
Агагука не стал его удерживать, он вернулся к тому, ради чего собрал своих ближайших и пока единственных сподвижников и учеников в темноте у одиноко горящей свечи, — к составлению тайного победоносного плана, который даст ему власть над миром. Не крохи ее, не частицу и даже не ломоть, а всю целиком — полную и безоговорочную. Мнения на этот счет и желания будущей паствы, как это обычно бывает, его не интересовали. Поскольку у Мамбуни не получилось провести намеченное мероприятие в обстановке мистического полумрака, значит, оно состоится без лишней помпезности.
— Я считаю, что наступило время сообщить миру, кто его властелин.
— Кто, мой фюрер?
— Я! Идиот!
— Я-а, мой фюрер! — обрадовался Отто, возможно приняв раздельные выкрики самозваного божества за один.
— Пройдемте ко мне, — предложил «фюрер», — покурим и определимся с дальнейшими действиями.
— Курить вредно для легких, — напомнил одноглазый труп в эсэсовской форме с броской красно-черной повязкой на правой руке.
— Так у тебя легких давно уж нет, — сказал юнец, с силой затягивая на своей шее шнур от мыши, отчего его голос под конец предложения стал едва слышимым.
Эсэсовец промолчал, посчитав ниже своего достоинства спорить с безусым подростком, и направился вслед за Мамбуней. Последний, позвякивая на каждом шагу надетыми на щиколотку левой ноги золотыми кольцами, направился к одиноко стоявшей в углу залы, рядом с надувным бассейном, соломенной хижине и, опустившись на четвереньки, заполз в нее. Его сподвижники последовали за ним, хрустя одеревенелыми мышцами и негнущимися суставами.
Вода в бассейне всколыхнулась, всплывший крокодил обвел окрестности взглядом немигающих глаз. Уцепившаяся хвостом за ветвь пальмы макака задумчиво почесала затылок и решила воздержаться от попытки подобраться поближе к хижине. «И отсюда услышу», — решила она.
Пока гости рассаживались вокруг глиняного очага, наполненного сухими коровьими лепешками, Мамбуня Агагука аккуратно сложил их «домиком» и поджег одной спичкой, проигнорировав предложенную Отто фон Неггерманом бензиновую зажигалку. Чадящие клубы дыма потянулись вверх, скапливаясь под потолком хижины.
— Что мне нужно для господства над миром? — Агагука сразу перешел к делу, отложив ненужные вступления. Он раскурил от костра бамбуковую трубку и выжидающе посмотрел на своих собеседников.
— Сильная армия, мой фюрер, — без раздумий ответил синюшный эсэсовец, потрясая челюстью и кулаками.
— Общественное мнение, — предположил юноша с оптической мышью на шее. — И отсутствие конкуренции.
— Вот вы этим и займетесь.
— Яволь, мой фюрер. Я буду ваш военный гений, — вызвался Отто фон Неггерман. — Возглавляемые мною армии приведут человечество к новому, счастливому порядку.
— А я руководителем идеологической и информационной служб, — заявил Павел Отморозов.
— Хорошо. А я стану единственным живым богом на этой планете.
Достигнув взаимопонимания, заговорщики вздохнули довольно и скрепили договор минутой молчания, разбавленной сосущими звуками тянущего трубку Мамбуни.
Наконец новоявленный руководитель идеологической и информационной служб произнес:
— Как я понимаю, наша основная цель убедить мир в том, что вы именно тот бог, который ему нужен?
— А кто в этом может усомниться?!
— Да мало ли… Люди привыкли к старым богам.
— Старых мы уничтожим! — категорично заявил Мамбуня.
— А как? Они ведь бессмертны. Мы не сможем свергнуть их.
— Старых богов свергают не новые боги, а тот факт, что люди начали верить во вторых, позабыв первых, — назидательно произнес Агагука. — А для этого мне нужен пророк. И не простой, а способный на неимоверные деяния.
— Так, может, вам выйти в люди, ребеночка заделать… — предложил главный идеолог нового бога.
— Так я же не могу.
— А вы как-нибудь этак.
— Это как?
— На расстоянии. Непорочно, — уточнил юноша. — Однажды это неплохо сработало…
Подслушивавший этот разговор ангел-оперативник, зажимая нос пальцами и старательно изображая равнодушного к окружающей его вселенной крохотного муравья-альбиноса, не прекращая конспектировать сказанное, подумал: «От его духа если и будет тошнить, то сразу, а не спустя положенный срок — вонища адская… Прости меня, Господи!»
— А как-нибудь иначе? — спросил Мамбуня Агагука.
— Да хоть пальцем. Медицина нынче такие чудеса творит… — заверил его Павел.
— Э…
— Можно просто украсть подходящего ребенка и воспитать его соответственно вашим требованиям, — предложил эсэсовец.
— Вот вы этим и займитесь.
— Яволь, мой фюрер! А какого ребенка украдать?
— А это у местного старожила узнаем, он-то всех особых детей знать должен.
— Будет сде… — От усердия челюсть эсэсовца выскочила и отвисла до груди. Он руками вернул ее на место и, несколько шамкая, заверил присутствующих: — Будет шделано.
Зарывшийся в солому кровли хижины таракан, непрестанно вытирая слезящиеся от обилия едкого дыма глаза, решил, что услышал достаточно, и полез наружу. Необходимо как можно скорее сделать доклад, и пускай вышестоящие и, следовательно, более компетентные личности решают, что делать дальше.
А сомнений в том, что нужно что-то делать, не возникло ни у одного из агентов, скрытно присутствовавших в этой зале. Прошлая шумная история с Асмодеем, когда неудавшийся коварный план Сатаны поверг всех в ступор, а его самого еще и по шею в не тающий лед, всколыхнула секретные службы всех высших сил. Даже тех, кого те события никоим образом и не коснулись. Теперь-то они такой небрежности не допустят…
ГЛАВА 1Чем бы дитя ни тешилось…
Чтобы бить всегда в «яблочко», достаточно рисовать мишень после выстрела.
Зима, Благое время для лентяев, лежебок и прочих любителей пассивного отдыха. Вот уж когда вволю можно поваляться в постели, погреться у жаркой печи… главное — чтобы было кому в эту самую печь дровишек подбрасывать.
До хруста потянувшись, я сладко зевнул, едва при этом не вывихнув челюсть, и, перевернувшись на другой бок, вновь прикрыл веки, бросаясь вдогонку уплывающим сновидениям.
Благодать!
А тут еще и праздники на носу…
До Нового года остались считанные дни. Аккурат три. Я по календарю считал. По обыкновенному, лубяному, из тех, которыми люди пользуются, а не из тех, в которых историки Новый год на первое сентября перенесли. Видимо, перепутав начало календарного года с учебным… Да оно и понятно, любой историк был школяром и первые открытия свершил среди гранитных плит учебников, которые до сих пор хранят следы от его зубов. Вот и придумали они такую шутку, словно бы это Петр Великий его, то бишь январский Новый год первым на Русь привез и повсеместно распространил. Хотя все может статься… история, она такая: никогда не знаешь, что правда, а что ложь. Поскольку историки порою так все четко обоснуют, что даже свидетели и участники тех событий начинают сомневаться: «Было ли?» Как бы там ни было, по календарю дней до Нового года осталось точно три.
А ночей и того меньше…
Нежась в постели, средь холмов пуховой перины, я с наслаждением впитываю идущее от печи тепло и прислушиваюсь к прорывающимся сквозь треск горящих дров звукам.
Весело смеется Ваня, наполняя мое отцовское сердце сумбурной смесью гордости и любви. Рокочет басом былинный богатырь Добрыня Никитич, первый помощник во всех его детских играх. Грозно рычит олень. Я знаю лишь одного представителя этого миролюбивого травоядного племени, способного издавать такие хищные звуки. В унисон ему ревет бык. Улюлюкают дворовые мужики и сенные девки. Все как всегда. Хорошо-то как… на душе спокойно и на сердце тепло.
— Му-у-у…
Бум!
И тишина. Лишь равнодушный к людским делам огонь хрустит в печи древесиной.
Резко отбросив одеяло, я в чем был, в том и выскочил на крыльцо. А был я в одной ночной рубахе на голое тело. Что поделаешь, здесь такая мода. Шелковых халатов с дракончиками и лилиями не признают. Морозец радостно набросился на меня, впившись ледяными пальцами в белую гладкую кожу, которая тотчас превратилась в «гусиную» с благородной синевой куриц с прилавков счастливых восьмидесятых. Зубы непроизвольно пустились в пляс, отбивая чечетку с угрозой для языка.
— Уф… — облегченно выдохнул я, поняв, что ничего страшного не случилось. Вполне ожидаемое завершение очередной пробы моего чада привнести в местную индустрию развлечений новшество, так сказать, влить свежую кровь в устоявшиеся вековые традиции. А то что за забавы зимой у местной детворы? В снежки поиграть да бабу в снежную превратить. Именно превратить, а не слепить, поскольку они просто подстерегают какую-нибудь неосторожную молодку и, налетев гуртом, душ этак двадцать-тридцать, с головы до ног ее в снегу выкатывают. Один розовый от мороза нос наружу торчать остается. Да визг на всю округу… Ну да это уже позже, когда несчастная жертва детских забав, выбравшись из снега, пожалуется родителям сорванцов, а те в свою очередь возьмутся за вожжи. Исключительно в воспитательных целях. Вот и стоит визг: «Я больше не бу-у-уду…» — над всем посадом. Как видите, досуг у детишек не очень богат. Вот и решил Ванюшка прогресс подстегнуть. А может, ему просто стало скучно? Энергии море, что у того зайца с правильной батарейкой в одном месте. Нужно же ее куда-то направить? Ведь я ему больше двух-трех часов в день за компьютером сидеть не разрешаю, дабы не мешать всестороннему развитию подрастающей личности.