Мы за вечер и ночь выпустили по десять выстрелов из каждого орудия для пристрелки, ну, и для того, чтобы обкатать расчеты. Благодаря преторианцам, морячкам-арелатцам и трем бывшим аппенинским наемникам можно было рассчитывать, что наша команда по крайней мере не угробит сама себя и сможет крутить рукоятки, смещая орудие по вертикали и горизонтали до нужных углов, определенных диким расходом снарядов. Буссоль, угломер, азимут — я не вникал во все это, просто отметив для себя, что последние семь выстрелов уже заканчивались мощными всплесками в горловине — и это было именно то, что доктор прописал.
— Кораблик ничего, симпатичный, но старенький, деревянный и червями поточенный… Его хорошая волна в борт течь заставит. Подлости от Сан-Риоля ждут, вот и пустили вперед кого не жалко…
«Ласточка» дымя трубой вышла на нужный курс и, перемалывая воды лопастями гребных колес, решительно двигалась ко входу в бухту. Это был самый ответственный момент — федералисты уже имели возможность обстрелять Сан-Риоль из носовых пушек, но пока что этого не делали. Мы могли попробовать сбить его с курса, но открывать карты преждевременно я не собирался.
Так что пришлось забрать у Фахнерта трубу и навести ее на наблюдательный пункт на Южном мысу. Корректировщик там уже сверился с вешками и поднял над головой табличку с цифрой 3, его коллега с Северного был такого же мнения. Эллинг семафорил букву «F». Эф-три!
Я дернул трубку телефона:
— Кузьма! Залп по ориентиру Эф-Три!
— Принял!
Через какую-то секунду за холмами раздался слитный грохот, а потом вокруг носа пароходофрегата один за другим поднялись белые столбы разрывов. Черт его знает, что они там зарядили, наверное — фугасные. Попасть — не попали, но «Ласточка» остановилась, а потом колеса завертелись в обратном направлении — они давали заднюю!
— Мимо! Отлично, Кузьма! Повторите, пока они не ушли в Эф-Два!
Снова грохнуло, и на сей раз один из снарядов достиг цели: половину кормы пароходофрегата как будто языком корова слизала, начался пожар… Обученный расчет из «ахт-ахт» может делать около двадцати выстрелов в минуту, нам такая скорострельность и не снилась, но до того, как я рявкнул в трубку — Попал! Прекратить огонь! — орудия выпалили еще по разу, и вспененные взрывами волны захлестнули зияющую пробоину в корпусе «Ласточки».
— И верно, она и так потонет… — одобрил мое решение Фахнерт, и выдернул у меня трубу: — О, «Ярдин» к нему на помощь идет… Ну, этот помоднявее будет, почтовый стальной пароходик… Верткий, ходкий, черта с два вы его так просто потопите! У него и бронирование имеется, всё же не скотину возил, а ценные грузы.
«Помоднявее» — ну и слово, а? Я снова вступил в противоборство со старым морским волком за подзорную трубу и, завладев оптикой, осмотрел позиции корректировщиков:
— Два орудия на Джи-4, два на Джи-3! Бронебойными!
— Принял!
«Ярдин» отделался легким испугом, снаряд сковырнул ему кусок фальшборта и размотал одну из якорных цепей. Остальные ухнули в воду.
— Попал! — заорал я.
Командующий эскадрой — наверное, Летика — быстро сообразил, в чем дело и начал выводить корабли на позицию для прицельного огня напротив горловины. Корректировщик на эллинге тут же сориентировался — споро показал букву, и наша батарея накрыла одну из шхун-рейдеров, превратив ее в груду обломков.
— Убил! — игра в морской бой с настоящими кораблями продолжалась.
Примерно к полудню у эскадры федералистов не выдержали нервы, и они открыли огонь навесом, стараясь попасть хоть куда-нибудь. Бомбы, ядра и снаряды полетели через холмы и воды бухты, и часть из них обрушилась на город… Заполыхали пожары, крыша одного из домов провалилась… Избежать этого было невозможно — у нас не было чудесного средства против бомбардировки. Я утешался мыслью, что войди они в бухту, обстрел велся бы прямой наводкой, и десант был бы уже здесь, на улицах…
— Си-5! Попал! Си-6! Убил! Так их, Кузьма!
Мы утопили три рейдера, считая нахлебавшуюся воды «Ласточку», и повредили еще два, и, кажется, накрыли один из транспортных пароходов. Это был удивительный результат для таких доморощенных артиллеристов, как мы, и я относил его или к разряду фантастики, или на счет слабоумия и отваги федералистов, мечтавших поскорее расправиться с мятежным городом и гнавшим свои корабли вперед навстречу снарядам.
Меня на колокольне сменил оберфельдфебель, Фахнерт остался с ним. Я отправился на батарею пешком, и путь мой лежал сквозь зарева пожаров, ночные отголоски винтовочной стрельбы в предместьях и сосредоточенные лица людей, которые были уверены, что смогут отстоять свой город — несмотря ни на что.
Очень не хотелось их разочаровывать.
XX ОСАДА
У нас не было времени пристрелять возможные места высадки, поэтому мы палили в белый свет как в копеечку, обстреливая прибрежные воды в надежде отпугнуть корабли от берега. Эскадрой федералистов не идиоты командовали — они смекнули, что батарея располагается у основания Северного мыса, и отправили один из рейдеров высадить десантную партию и разобраться с нами. Фахнерт даже сказал, какой именно — переоборудованный чайный клипер «Жан-Поль».
Мэр, конечно, прислал отряд своих ополченцев — уже нюхнувших пороху и извалявшихся в грязи, с огромными шальными глазами и побелевшими костяшками пальцев, сжимающих цевье винтовок. Полсотни бойцов подошли к нашей позиции уже в глубоких сумерках.
— Они прут и прут, прут и прут… — молодой еще парень с закопченным лицом нервно курил у кирпичной стены сарая, — А мы стреляем и стреляем… Отступим чуть повыше — и снова стреляем, а когда они убегут — то возвращаемся пониже и ждем новой атаки… Но иногда не возвращаемся, иногда и остаемся — повыше…
— У западного предместья уже полевые пушки развернули, — ополченец в мятой фетровой шляпе, с разбитым в кровь подбородком хмуро пинал ногой кусок штукатурки, — Как пить дать наших оттуда выбьют. А нас вот сюда перевели! На кой хрен?
— На тот хрен, боец, что мы здесь тоже не лаптем щи хлебаем, — оберфельдфебель подошел незаметно.
— Лаптьем? Шчи? — откуда было знать риольцу нюансы имперского фольклора?
— Эскадра Летики пытается войти в гавань, а мы ей этого не даем, вот с помощью этих вот хреновин, — преторианец махнул в сторону орудий, — И сейчас они ищут место, где бы высадить десант, чтобы добраться до батареи и уничтожить орудия — и нас заодно. И представь, что будет с городом, если у них получится?
— И много их там? — охрипшим голосом спросил «шляпник».
— Восемь пароходов битком набитых злющими гертонцами. Мы притопили пару корабликов, и остальные потрепали — так что сердиты они на нас неимоверно…
— Восемь пароходов? А как мы…
Пришлось включаться в беседу мне:
— Ну, сразу все они высадиться не смогут. Наша задача — определить место, куда они решат причалить, и попытаться попортить им кровь артобстрелом. А если не получится — в дело вступят винтовки.
— Так а что тут определять? — молодой докурил, бросил бычок и затушил его ногой, — Они у Оверкилла высадятся, больше негде. Только там крупный корабль к берегу подойти сможет, и причал нормальный есть. Или шлюпки гонять по пятьсот раз туда-сюда — это у Корпса, там лодки и плоскодонки швартуются.
— И других вариантов нет?
— Скалы, — пожал плечами молодой, — Или у самой горловины, разве что…
— А сможешь провести отряд к этому Оверкиллу?
— Да запросто! — сплюнул ополченец.
— Кузьма-а-а! — крикнул я.
Кузьма появился как чертик из табакерки. Он тут же понял задачу — заминировать причал и рвануть его, если туда причалит федералистское судно. На что они способны в подрывном деле, я уже видел.
— Только мне придется забрать телефонный аппарат и кабель, — развел руками Кузьма, — Гробить кого-то из парней — ну уж нет… А бикфордов шнур — дело ненадежное.
Надо — значит надо. Четверка преторианцев нагрузила рюкзаки артиллерийскими снарядами и ушла во тьму вслед за молодым ополченцем.
— А нам, стало быть, в Корпс, так? — «шляпник» тяжко вздохнул.
— Ну а куда деваться-то? Пока Натальские пароходы не придут — у нас другого выхода нет.
— Это мы знаем, что нет… Как беглые-то наши возвращаться начали и ужасы всякие рассказывать — оно всё понятно стало… — он снова пнул кусок штукатурки, — У них разговор короткий — если риолец, значит изобьют до полусмерти или вовсе пристрелят, с девками— и того хуже, а имущество — конфискуют в пользу казны Федерации. Особенно, говорят, гертонцы лютуют, у них на нас давний зуб! Им там плевать — кто из нас за федералистов был, а кто за сепаратистов. Всех, говорят, к ногтю, а Сан-Риоль снести, только грузовой порт оставить…
Где-то он явно преувеличивал, но в то, что беженцев заворачивали назад в город — я поверить мог. Больше голодных ртов, больше хаоса на улицах… И то, что Гертон хотел убрать основного конкурента в сфере грузоперевозок, рыбной ловли и обрабатывающей промышленности — тоже было похоже на правду. А насколько сильно рабочий и портовый люд в первом увиденном мной городе Колонии был накачан риторикой ненависти — это я знал не понаслышке… Винить других в собственных проблемах — самый простой путь, по которому часто идут люди эмоциональные и малообразованные.
Мы поставили на каждом холме по человеку с фонарем для поддержания связи. Моряки худо-бедно знали семафорную азбуку, преторианцы — тоже. Оставалось убедиться, что от нашей пальбы не пострадают жители Корпса. Я взял с собой братьев Адгербал и молодого преторианца, который откликался на то ли фамилию, то ли прозвище Шпак, и всех городских ополченцев. На батарее оставался оберфельдфебель и все сработанные расчеты — два орудия не сбивали настроек на горловину, а два — должны были при случае помочь нам отбить десант. Хотя с нашей точностью стрельбы надежды на это было мало.
Ополченцы курили и перекусывали на ходу, негромко переговаривались, топая по едва видимой в темноте тропинке. Авангард освещал путь керосиновыми фонарями, электрические имелись только у Шпака и одного из зажиточных финикийцев — старшего Адгербала.