— Значит, вы интересуетесь методами обучения бойцов спецназа? — переспросил Олег Колчин.
— Да, да, — быстро ответил Арутюнов, словно прокаркал, еще не веря в удачу. Он легко ощутил тревожную атмосферу в секретном подразделении, но не смог отметить ее в душе капитана в форме морского пехотинца. А тот не переставал думать: «В центре творится неладное. В центре творится что-то неладное». На ум Олегу пришел короткий диалог из какого-то фильма:
— Что это было? Весь дом содрогнулся.
— Весь мир рушится. Чего ты хочешь?
Да, точно, дом содрогнулся от того, что весь мир рушится.
Олег понимал, что не сможет обратиться ни в какие, тем более военные, инстанции. Однако и молчать считал для себя преступлением. Уже два раза «ахнуло», уже два раза кому-то сошло с рук. Он полагал, что смерть обеих групп курсантов произошла из-за применения к ним психотропных средств — он был специалистом в этой области. Кто и по какому праву ставит эксперименты на людях? Кто и по какому праву отбирает у солдат жизни?
— Без упоминаний фамилий, дислокации центра и его названия, — поставил он жесткие условия.
— Идет, — мгновенно согласился Арутюнов.
— Но не сейчас. Потерпите один-два дня?
— С трудом, но можно, — не скрывая вздоха, согласился журналист.
— Только не рисуйтесь, не ищите контакта с другими офицерами, иначе вас в двадцать четыре минуты уберут отсюда, — предупредил капитан. — Снимите номер в гостинице и сообщите его мне. Запишите мой домашний телефон. Но понапрасну не тревожьте. Я сам скажу, когда и где мы встретимся.
— Пятьсот долларов, — назвал Арутюнов цену, наверняка зная, насколько больше составит его гонорар.
— Простите?
— Я заплачу вам пятьсот долларов за интервью. — В отдельных случаях, касающихся «джинсы» (заказных статей), журналист говорил: «Или ты заплатишь мне пятьсот долларов, или узнаешь о себе в статье много нового, о чем даже не догадывался».
— А-а... — протянул Олег. Глупо, точнее, неестественно отказываться от вознаграждения. — Хорошо, я согласен.
— Последний вопрос. Это вы разработали учебную операцию, о которой говорил Алексеенко? Если да, то откуда вы берете идеи?
— Действительно, я. Идеи можно почерпнуть из литературы, кинофильмов, порой они рождаются сами... нередко под воздействием ранее увиденного или прочитанного.
— Да, я понимаю. «Книги пишутся из книг». Слышали?
— Знакомое выражение. До встречи.
— До встречи.
Олег Колчин решил передать как свои соображения по поводу ЧП, так и некоторые материалы, которые он намеревался собрать за пару дней. У него появился шанс, и он не мог упустить его. Еще подумал о том, что, несомненно, опасен для определенного круга лиц со своими идеями, но стоит воплотить их в жизнь, и напряжение ослабнет. Будут ли ему мстить? Вопрос спорный.
Олег сухо улыбнулся журналисту и пожал ему руку.
ИЗ ДНЕВНИКА АЛЕКСЕЯ БЕРЕЖНОГО
Пять утра. Спать хочется, зараза! Разгоняем сон холодной водой и пятикилометровой пробежкой. Интересно, как называются забеги на пятьдесят. В бригаде морской пехоты мы бегали "форма одежды «голый торс». Здесь строго в майках. И вообще мне туг больше нравится. Вечером бросаешь грязную одежду и полотенце в корзину, утром получаешь все свежее. В прачечной, на кухне работают срочники. На нас, ясное дело, они поглядывают как на психопатов. В общем, в дурдоме проходит их служба.
В начале седьмого утра на базе врубили радио. Из громкоговорителей неслась передача про придурков — так я называю тех солдат, которые не пишут родителям писем. Вот этого я не понимаю! "Отзовись! Напиши домой! Ты же дембель! — кричит на все отечество «радионяня». — Ты не можешь назвать день возвращения, наверное, хочешь преподнести сюрприз. Но написать-то, что жив-здоров, обязан!" И так каждое утро. И вот для таких баранов передают песни! Да, няня, передай им колыбельную «Я родом из вагины».
Сегодня долбили в «Борисе» тему «Азимуты и движения по азимутам». Азимут (если кто не знает) — это угол, образуемый между направлением на какой-нибудь предмет местности и направлением на север. Инструкторов на базе не хватает, и этот предмет ведет наш «псих» капитан Колчин. Я скатал во рту бумажный шарик и щелчком отправил его точно в бритый затылок командира. Клим обернулся и первым делом посмотрел на Серьгу — снайпер все-таки. До сих пор не пойму, чего они косятся друг на друга. Чтобы инструктор не услышал, шепчу: «Расскажи, как ты нас по болотам водил». Болотный туроператор смерил меня тяжелым взглядом и отвернулся.
Суров командир. Сокрушит одним ударом. Уважаю я таких.
Я сижу за партой, за которой некогда сидел Ромка Трегубое. У него была дурная привычка писать на парте. Записей тут было не меньше, чем в туалете. Рисунков — еще больше. В основном округлые женские попки и мужские «коряги» натурально пролетарских размеров. И вот рядом с такой «коряжиной» читаю: «Все! Завтра отсеиваюсь!» И узнаю руку Романа. Он написал. У меня глаза на лоб вылезли! А в голову влезла дурная мысль: Ромка нарочно сорвался с трассовой горки! Он что, ломаю свою репу, не мог просто откосить? И косить-то не надо. Забрал шмотки и — фьють! Только тебя и видели.
С выкрутасами мужик — думаю о Ромке. Таких нигде не любят. Налим, по-нашему. Под любую корягу проскользнет. И запись прощальную оставил в подобающем месте: ровно под бугристым, как кукурузный початок, членом. Туда тебе и дорога, прямо на...
Я даже порадовался за экипаж: таким, как Ромка, не место рядом с Климом, Юркой Адениным.
Пораскинул мозгами: сказать об этом командиру или промолчать? Решил не портить Климу настроение. Если такое вообще возможно. У него вообще нет настроения. Просто состояние.
Занятый своими думами, я не услышал настойчивых призывов «психа». Инструктор уже дважды взывал к моему вниманию. Повторяет: «Что нужно сделать, чтобы найти на карте предмет, видимый на местности?» Думал меня застать врасплох. Наивный. У меня этот вопрос от зубов отскакивает. Встаю и рапортую: «Нужно стать лицом к указанному предмету. Ориентировать на карту. Найти на карте точку своего стояния. Мысленно провести линию от точки стояния к указанному предмету на местности. По направлению этой линии искать на карте условный знак этого предмета». И вообще, намекаю инструктору, после нашего пятидневного забега по пересеченной местности курс топографии для нашего экипажа можно закрывать.
Что интересно, Колчин вел также такие дисциплины, как, например, гигиена питания из «цикла» «Выживание в экстремальных условиях природы». Прямо двужильный какой-то! Вот эту гигиену питания я понять никак не могу. Во-первых, питание появилось совсем недавно. Во-вторых, я же не полный недоумок, чтобы грызть, выживая, свои ногти, пить грязную воду и жрать подгнившие, покрытые плесенью, забродившие, протухшие продукты! Но именно от этого и предостерегал наш «псих»! Ужас какой-то. Меня от этого передергивает. А что стоит его фраза: «Дизентерия в полевых условиях означает срыв боевого задания и гибель разведчика». Это ж как обосраться надо, чтобы сорвать задание и погибнуть?
А еще он рассказывал, что, готовясь ко сну, зубы следует чистить зубной пастой.
Ну да. А губы красить губной помадой.
Глава 5«Если наступит завтра»
Направляясь в центр спецподготовки, имея на руках все сопутствующие назначению на должность инструктора бумаги, Тульчинский в первую очередь думал о встрече с Олегом Колчиным, наверное, единственным человеком, с кем можно было просто поболтать и поделиться сокровенным. Олег был невысоким, со светлыми бровями, рыжеватыми ресницами и чуть красноватыми, как у альбиноса, глазами. В целом он походил на артиста Юрия Богатырева.
Олег попал в центр, отслужив в морской пехоте — 77-я Гвардейская отдельная бригада, а до этого закончил факультет психологии Самарского педагогического университета. Судьбу Олега Колчина нельзя было назвать удивительной, но в его жизни был один важный момент, о котором знали немногие его сослуживцы, может быть, даже один Владимир Тульчинский. Он и вызвал товарища на откровенность, отмечая его часто задумчивые и с долей грусти глаза.
— О чем думаешь, Олег?
Тот ответил сразу:
— О своем первом рабочем дне — 8 сентября.
— Почему восьмого? — удивился старший лейтенант.
— По семейным обстоятельствам я опоздал на целую неделю. За что и получил от директрисы школы выговор.
— Строгий? — улыбнулся товарищ. Этот разговор проходил в каптерке, где в отсутствие старшины два офицера решили «раздавить пузырек».
Должность психолога в общеобразовательных школах ввели лишь в 1995 году. До Колчина в той школе, куда он попал по распределению, таких специалистов не было. Но наказание директриса все же вынесла.
— Мне тогда и двадцати двух не было. Короче, мне предстояло выяснить, почему ученица седьмого класса Ирина Петрова не ходит в школу. «Как и вы», — все же съязвила директриса, записав на листке адрес ученицы и домашний телефон. Не откладывая, она решила проверить меня на профпригодность.
Учебный день для начинающего психолога выдался не таким, каким он его себе представлял, и придя в школу, и направляясь по адресу тринадцатилетней девочки, и... встречая неожиданно агрессивное сопротивление матери Ирины, встретившей школьного работника в штыки. Но все же впустила его в дом со словами:
— Можете поговорить с ней. Там она. — Хозяйка, одетая в цветастый халат и шлепанцы, махнула рукой в сторону арки и удалилась на кухню.
Олег прошел через зал в смежную комнату, постучал и вошел.
На кровати сидела хрупкая девочка в солнцезащитных очках. Первая мысль Олега была: «Что-то с глазами. Получила травму перед началом учебного года?»
— Привет! — как можно беззаботней поздоровался он, внимательно разглядывая свой первый «объект» на своем новом поприще. И по привычке попытался представить ее глаза. Какие они? Какого цвета, какой разрез, какой блеск в них.