Мичман резко встал, едва не опрокинув стул, и вытянулся по стойке «смирно». Чем едва не напугал Артемова. Полковник обернулся.
Он стоял у раскрытой двери дежурки с сигаретой в руке. В дверном проеме он увидел генерала Паршина. За ним следовал, как на привязи, начальник курса. Полковник демонстративно разогнал дым рукой и ткнул сигарету в пепельницу. Улучив момент, он, стоя к генералу спиной и глядя на мичмана, сделал движение у рта, словно застегивал «молнию». А его холодные глаза говорили: «Ни слова!»
— Уезжаете, Александр Петрович? — угадал Артемов намерения генерала. Невозможно было себе представить Паршина, ночующего в этой дыре.
— Да. В Астрахань. Не думаю, что в штабе Каспийской флотилии меня ждут. Тем вернее разрешить вопрос по жалобе моряков на имя главкома. Здесь я оставляю своего помощника. Если что, обращайтесь к нему.
— Приятно было познакомиться.
— Я не прощаюсь. Завтра мы снова увидимся. До встречи.
Паршин вышел из штаба в сопровождении начальника военно-морской базы и двух своих людей.
— Знаешь, кто это? — спросил полковник мичмана, кивнув на дверь. — Зам главы кремлевской администрации. У него ты документы не спрашивал?
«Ну очень смешно!» — отреагировал Юрмин.
Прошла пара минут, и оконные стекла завибрировали от гула вертолетных лопастей, набирающих обороты. «Ми-8» и боевая машина сопровождения взяли курс на север. Они едва ли не повторят маршрут двух винтокрылых машин, по которым отработала в 97-м диверсионная группа генерала Паршина. «Ну, Клим, — мысленно обратился к сержанту полковник Артемов, — какое задание тебе дали? Сбей вертолет, Клим, прошу тебя».
Михаил Васильевич оставил дежурного и вышел из штаба. А мичман не переставал думать о Тульчинском, который работает на ГРУ, о причастности новоиспеченного инструктора к гибели экипажа. Он бы поделился с Артемовым, оказавшимся мужиком общительным и с чувством юмора, своими соображениями, если бы не его принадлежность все к той же военной разведке. Но то, что оба офицера стоят по разные стороны высокого забора «Аквариума», мичман представить себе не мог.
Полевой лагерь военно-морской базы «Дельта»
На Алексея Бережного, вернувшегося в лагерь, Клим бросил тяжелый взгляд. Сейчас все мысли командира экипажа сосредоточились на исчезновении Олега Колчина. Когда и в каком направлении мог уйти капитан? — лихорадочно соображал Климов. Направлений столько, что не хватит рук всего экипажа, чтобы указать возможные пути. Вопрос: когда? Ответ: не так давно — Аденин видел Колчина, лежащего на койке, примерно тридцать или сорок минут назад. Даже если разбиться на пары, то поиски можно вести лишь в трех направлениях. Бережной тоже присоединится — никуда он не денется. Пока он не знает всей правды об экипаже, он — член группы и вместе со всеми будет выполнять любую поставленную перед ним задачу.
«Да херня все это!... — вспомнилось его выступление. — Для „зеленых беретов“ головоломка. У штабных столько закидонов, что хоть ушами наворачивай».
И будет наворачивать. С особым рвением. Вот сейчас Колчина можно было объявлять кем угодно: тем же «предателем», чей портрет он вешал на доске, героем невидимого фронта, тем и другим, маньяком, психом, убийцей. Хотя бы для одного человека — Алексея Бережного, чья помощь была просто необходимой. Ну нет лишних рук в экипаже!
У Клима с Землей были сложные отношения. Алексей — щит группы, головной, за которым пять его оригиналов. Клим использовал его, и такая тактика, откровенно говоря, была не по нутру. Не однажды Клима посещала мысль: усадить рядом Алексея и все рассказать ему. Для чего? Хотя бы для внутреннего равновесия. Однако понимал: склонить Землю на свою сторону не получится. Да и само определение не могло устроить Клима. Склонять... Он видел в этом слове яд, предательскую подножку. И пришел к соответствующему выводу: был бы на месте Земли тот же Серьга, откровенный разговор не заставил бы себя ждать. Земля настоящий боец, тинейджер по жизни, а Серьга по жизни — примак. Если бы он вел дневник, то закончил бы его так: «Я спасал свою задницу, и мне это удалось».
Земля был единственным в экипаже, кого Клим закрыл бы своей грудью. Но не потому, что отдавал должное — за прикрытие, за его по-настоящему товарищеский поступок, когда он отдал свой акваланг командиру. Может, потому, что Бережной был единственным человеком в экипаже. Остальные же были оборотнями.
— Ты где был? — спросил Клим у Бережного.
— Мох собирал, — ответил Земля, показывая полиэтиленовый пакет, набитый сфагнумом. — Для Дитмара. Я передал через дежурного кулек, но мох сыроватый, времени не было сушить. А этот я разложу на стропилах. Крыша — как сковородка, за неделю «магнум» подсушится как следует. Лишь бы Дитмара за это время не выпихнули.
— Ты кто ему, отец родной? — спросил Сергей, выслушав бесконечно длинную речь Бережного. «Какие же они разные с Колчиным», — подумал он. Капитан мог поддерживать беседу, не говоря ни слова.
— При чем тут отец. Просто я...
— У нас проблемы, — перебил его старший сержант.
— Да у нас с самого рождения проблемы! То головкой ударишься, то обкакаешься. Двойку получишь, что-то венерическое подхватишь, семьей обзаведешься. Даже когда сдохнешь, сука, и то автоматом передашь проблемы родственникам и близким. Прикинь, они плачут, убиваются...
— Ну хватит! — прикрикнул командир. — Достал!
— Чего ты психуешь? Тебя за нитки никто не дергает. Хочу дать тебе совет: найди себе мужика.
— Чего? — засопел носом Клим.
— Ладно, проехали. Поясни, что случилось.
— Я бы давно пояснил, если бы не твой язык. Из центра пришел приказ: арестовать Колчина. В случае сопротивления нам разрешено применить оружие.
Бережной сморщился:
— А, очередной закидон... Нашел, блин, проблему! Дай-ка я поговорю с капитаном, и он вскинет свои ручонки до самых стропил. Заодно мох разложу на них. На стропилах, врубился?
— Колчин сбежал.
— Зачем ему бежать? — выпятил губу Земля, ничуть не удивившись очередному заявлению командира. Колчин приучил курсантов ничему не удивляться. — Просто покинул лагерь.
— Ладно — он покинул лагерь. Полчаса назад. Сегодня днем вы о чем-то беседовали. Ничего интересного не проскользнуло в разговоре? О чем вы говорили?
Алексей пожал плечами:
— Да так, ни о чем.
— Ты руками махал, куда-то показывал...
— Ну, я сказал Олегу, что неплохо было бы подойти к лагерю тем путем, которым мы перли две недели назад. Там не то что тропа — дорога целая, бегать можно. Сколько камыша порубили!...
«Бегать...» — повторил про себя Клим. Да, там можно и бегать. И следов не останется. Под ногами плотный, как циновка, ковер срубленного камыша и осоки. Тот путь длинный, но фактически прямой. Если Колчин пошел этой дорогой, то его можно будет перехватить, перекрыв путь в квадрате 256 или 257, где в прошлый раз была притоплена лодка.
Клим развернул карту района и нашел на ней место тайника, мысленно представил себе скрытую в зарослях тальника протоку.
— Если сейчас воспользоваться лодкой, то реально встретить капитана уже под утро.
В знак согласия команда промолчала.
Сергей бросил взгляд на протоку со стоячей водой. Колчину предстояло переплыть ее, чтобы оказаться на камышовой «лесосеке». И как бы он осторожно ни действовал, все равно оставил следы.
— Земля, Туши Свет — ищите замутнения в воде по левую сторону от лагеря, — распорядился старший сержант. — Мы с Серьгой берем правый участок. Эфир и Мелкий готовят лодку и оружие. И все это в темпе. Пошли, пошли!
Клим смотрел не под ноги, а на воду — прозрачную, едва ли не кристальную. Он верил, что вскоре найдет следы, оставленные инструктором. Дополнительный стимул вере давал спецназовский инстинкт, который отвергал любые мелочи и случайности. В общем-то, мелочный разговор между инструктором и курсантом мог натолкнуть первого на мысль о самом, пожалуй, оптимальном пути отхода. Случайно ли? Нет, закономерно. И это не игра слов.
Все в жизни предопределено. Взять хотя бы судьбу Клима. Однажды он попал в переплет; но видел ли себя за колючей проволокой? Нет. Лишь на пороге и под скрип тяжеленной двери. Он развернулся лицом к «светлому будущему», но краем глаза успел заметить, что дверь закрылась не полностью, осталась маленькая щелка, из которой, однако, тянуло могильным сквозняком. И все равно на фоне беспросветной перспективы — это мелочь. Верил ли он в могущество генерала Паршина? Да — но в качестве точного инструмента в руках более могущественных. Не веря в бога, Клим верил в него.
Взгляд различал на илистом дне и ленивую суету головастиков, и даже скоротечные движения малька, блиставшего серебристой чешуей.
Клим прошел вдоль берега метров триста, но надежды не терял. Как и времени. Время, затраченное на поиски, пойдет в зачет всему экипажу.
«Далеко он ушел...»
Как ни странно, с каждым шагом надежда крепла.
Когда Сергей Климов поравнялся с осокорем, бросающим тень на воду, увидел то, что искал. Нечто подобное он пережил в четверг, 26 июня, явственно представил себе Бережного, который выбрал небольшой участок с песчаным дном, свободным от зарослей осоки; вот он осторожно ступил в воду, бесшумно погрузился по плечи... Оглянулся... превратившись в капитана-инструктора.
Он все же замутил воду.
Он переправлялся на противоположный берег как раз в том месте, где экипаж Климова выбрался из камышовых зарослей, а позже продвинулся ровно на то расстояние, которое преодолел Олег Колчин. Он словно копировал действия экипажа, но в зеркальном отражении. Только он был один.
— Серьга! — позвал Клим товарища. — Пройди еще метров двести, посмотри, нет ли обратных следов. Колчин мог замутить не только воду, но и нас.
Василий Серегин вернулся в расположение лагеря с докладом: никаких дополнительных следов он не обнаружил.
Командир экипажа, собрав бойцов, отдавал последние перед погоней инструкции.