— Полковник подмигнул: — На тебя у нас ничего нет, тебе не о чем беспокоиться.
— Я знаю, — ответил Беглов.
От старшего лейтенанта Беглова полковник, чувствуя тяжесть в ногах, отправился к военному прокурору. Тот, слава богу, был немногословен. Свой доклад он умудрился сжать до нескольких фраз. У Колчиных был сделан обыск, результат которого — найденная в платяном шкафу «частично использованная» упаковка для спецсредств.
— Ловкие ребята, — «от себя» добавил прокурор, — я даже не заметил, как они ее подложили.
— Могли бы и не ловчить. Подложили бы баллончик у тебя на глазах. Что изменилось бы? В ноябре прошлого года из Генпрокуратуры пропали тридцать шесть томов одного уголовного дела. Пришли мальчики в черных очках, погрузили папки в машину и даже на чай прокурору не дали. Протокол составили?
— Ага. Нас же поддавливают.
— Где упаковка?
— У меня. Ждет, когда ее вскроют эксперты.
— Старая вещь? — Артемов предугадывал ответ.
— Да. Датирована февралем 1997 года.
«Стало быть, — пришел к выводу полковник, — Дудников продал минимум две упаковки „жасмина“. Вот уж действительно где-то могло по-настоящему грохнуть».
— Что будем делать, Миша?
— Терпеть, — сжато ответил Артемов. — Собирать дерьмо и терпеть.
— Толерантность... — с интонациями чукчи произнес прокурор. — Как бы она того... не лопнула.
— Приготовься к завтрашнему дню. Завтра все и начнется. Именно ты будешь отдавать приказ на арест Колчина. А до этого в присутствии Паршина огласишь результаты обыска.
— А что потом? Мне до пенсии год остался. Наши шефы, может, что-то и выжмут, а нас порвут в клочья.
— Не порвут. Во всяком случае, тебя. Следи за ходом моих мыслей. Главное, Паршин нашел виновника — Колчина или Заколчина, не важно. Для этого ему требовалось помутить на базе воду, что он с успехом и проделал. Дело закроется, не начинаясь. Оно как было внутренним, внутриведомственным, так и останется. Что касается тебя... В первую очередь военная прокуратура заинтересована в том, чтобы сокрыть очередной синяк под глазом Российской армии, согласен? Правда всегда ходит рука об руку с выгодой, — нравоучительно произнес Артемов. — Куда торкнется выгода, туда прет за ней и правда: «Здравствуйте, девочки, а вот и мы!» И вообще думай о хорошем. О том, что завтра ты сможешь сказать себе: наконец-то я свободен.
Глава 16В стране дремучих трав
Прикаспийская низина, 9 июля, среда
Утреннее солнце давало подсветку на глаза, и Василий Серегин сменил позицию. Он занял место в подлеске, за группой молодых остролистых кленов, маскируясь в кустах крушины. Этого высокого кустарника, похожего на ольху, здесь было множество. Он рос по берегам проток, окраинам болот и на редких в этих местах опушках.
Пока в оптику снайперской «AWS» попадала та же растительность: желтовато-зеленые цветки марены, фиолетовые ягоды ядовитой красавки.
Рядом расположился Сергей Климов с биноклем в руках. Снова, как несколько дней назад, он до боли, до «стереоскопического зрения» в глазах всматривался в шелестящую на ветру зеленую поросль. Он смотрел в ту сторону, откуда ждал появления капитана. Изредка направлял бинокль на Михайлова. Мелкий расположился на противоположном берегу, напротив вероятного выхода Колчина с тропы. Бросал взгляды на Леонида Гардина. Эфир, освободив себя от радиостанции, продвинулся метров на пятьдесят вперед и левее линии огня из снайперской винтовки. Невидимыми оставались два бойца экипажа, преследующие капитана.
Засада. По всем правилам. Из такой ловушки Колчину ни за что не выбраться.
Клим отложил бинокль и в который раз взялся за карту. Капитан миновал квадрат 278 и прилегающий к нему с юга 262-й ночью, полагал сержант. Колчин шел к морю, чтобы привлечь внимание либо патрульных катеров, либо рыбаков. И с их помощью добраться до военно-морской базы. Иного пути у него не было. Этот — самый короткий. Он же — легко читаемый. Капитан, выбрав его, не мог не знать, что ему отрежут путь на изломе этой протоки. И на скорость, с которой он передвигался, ему в этом случае рассчитывать не приходилось. Конечно, он мог свернуть с тропы, но лишь за тем, чтобы потеряться в болотах и стать жертвой кровососов. Однако и в этом случае его направление станет известно командиру экипажа: по его следам идут два опытных разведчика. Их не смутит ночь — пусть даже они отстанут от беглеца, — его направление высчитывалось стопроцентно.
Сергей вызвал по рации Аденина. Однако радиостанция бойца молчала. Этот момент не очень тревожил Клима: расстояние могло быть велико — это раз. К тому же эти «Кенвуды», работающие на частотах, близких к частотам автосигнализаций, частенько сбоили. Что отчасти подтверждалось и молчанием со стороны Бережного. Оба молчали — это нормальный признак.
Клим старался не думать, что будет потом. Но отчего-то предстала перед глазами нелепая картина: он стоит над телом поверженного капитана, поставив на его окровавленную грудь ногу. Как на сраженного жаканом кабана. Словно позирует перед объективом фотокамеры.
Он был уверен, что генерал выведет, обязан вывести из-под удара весь экипаж. Потому что бойцы «семерки» сами выводили из-под удара Паршина.
Все так, но перед глазами стояли строчки из записки капитана Колчина:
«Сергей, тебя подставляют. Твою команду уберут так же, как убрали другую группу в 97-м».
И снова померещились в кустах чьи-то призрачные тени и их натужные, хриплые придыхания...
Клим тряхнул головой: чертовщина. Но какая-то наполовину реальная. Сергей нашел объяснение в бессонной ночи, в переживаниях («они-то были реальные, — вздохнул он, — и на одно лицо»), в общей усталости. В том, что снова перед глазами предстала та наполовину открытая дверь колонии.
Он поймал себя на мысли, что в таком как бы хмельном состоянии пытается представить то, чего нет, но вполне могло быть, воплотить в реальность свои видения, вызванные галлюцигенными строками, которые вывела рука даже не психолога, а гипнотизера.
И он сквозь подрагивающие и готовые сомкнуться ресницы увидел их, своих предшественников. Они не были бесплотными, на них лохмотьями висела камуфлированная одежда. Они словно находились на пороге жизни и смерти, вперив пустые глазницы в никуда. Они не умерли. Они словно чего-то ждали. Клима коснулась ужасающая мысль: чтобы им дали возможность успокоиться, уйти туда, куда они никак не могли добежать...
Сергей очнулся от прикосновения товарища и его голоса:
— Клим, ты чего?
— А?... — Он глянул на Серьгу. — Задремал, видно. А что?
— Ты вскрикнул.
«Вот блин!...»
— Продолжай наблюдать. Пойду умоюсь.
Сержант, освободив себя от бинокля и закинув автомат за спину, неслышно подполз к берегу и опустил голову в воду. Прошло не меньше минуты. А он как будто ждал вопроса своего сослуживца, некогда сослужившего плохую службу всему разведрасчету: «Клим, ты чего?»
Прохладная вода взбодрила командира группы. Он опустил в воду панаму, потом выжал и надел. Отчасти освободился от своего непонятного состояния, непохожего даже на забытье. Но только отчасти. Короткое забвенье выдало напоследок еще более жуткую картинку: за подернутыми тленом фигурами спешили, мелькая в кустах, еще несколько теней. Они словно догоняли их...
Москва,
5 мая 2003 года, понедельник
Этот солнечный, вклинившийся посередине двух праздников день Сергей не мог не запомнить по двум причинам. Во-первых, ровно год назад он уволился со срочной службы — даже не в числе первых, а первым. В полку под Тулой, где он дослуживал после Чечни, никто не знал о его «похождениях», однако он усомнился в этом именно по причине своей «экстренной» демобилизации. «Решили побыстрее отделаться», — заключил он. И впервые в глазах комбата прочел о себе самое дурное. Как ни странно, о лохматой руке Паршина подумал в последнюю очередь. И вообще стал потихоньку забывать генерала. Устроился охранником в магазин, получал свои четыре с половинной «штуки». Приглядывался к молоденькой продавщице, невольно подумывал о женитьбе. В общем, скукота, обыденщина.
В этот день была его смена. Он находился, как обычно, в конце зала, одетый в камуфлированную форму, с ружьем через плечо — обычная помповая «эрэмбэшка» 12-го калибра на шесть патронов. К нему подошел директор магазина — ровесник Клима, всегда подтянутый и аккуратный парень. Он сообщил охраннику, что с этого дня у него новая ставка: чуть за пять тысяч. В общем, надбавку Климов заработал. Две недели назад в магазин вошли двое подвыпивших парней. Он с первого взгляда определил, что просто так они отсюда не уйдут. Не нужно быть наблюдательным, чтобы понять: пацанам, нагруженным пивным досугом, не хватает приключений. И поиски они начали с того, что выключили телевизор, стоящий у входа. Короче, передача их не устроила.
Клим по опыту знал, что подчеркнуто официально и тем более вежливо к ним обращаться бесполезно. На многообещающее «пошли вон отсюда» один из парней ответил брезгливой насмешкой: «А если нет?... Стрелять будешь? — И демонстративно распахнул на груди кожаную куртку. — Сейчас ты скажешь, что воевал в Чечне. Да я плевал на тебя». Сергей Климов мешкать не стал и продемонстрировал буяну прием из боевого самбо. Он захватил его под локтем и за отворот куртки. Рывком на себя и вниз переместил его на одну ногу. Почти одновременно подшагнул к загруженной ноге и сильным махом полусогнутой ноги подбил подколенный сгиб противника. И в этот же момент рванул руками вниз. Удерживая его руку болевым приемом, ударил ногой второго. Да так сильно, что тот, ударившись о косяк, растянулся на полу. Вывести их на улицу Клим не успел — подъехала милиция.
Плечистого парня лет двадцати семи-восьми, подошедшего к концу смены, Климов где-то видел. Рыжеватый, с вдавленной переносицей и зеленоватыми глазами. Привет — привет. «Мы встречались в Буденновске. В РОВД, помнишь?»