Пришлось молча краснеть под жалостливым взглядом непосредственного начальства.
— Учись думать как подчиненный. Тигр — разведчик, он пойдет к поставленной цели по прямой, не считаясь с затратами и чужими мнениями. Потому и рядовой до сих пор — не потому, что задвигают, а потому, что ничего большее ему до сегодня нах не надо было. Все очень просто, если принять во внимание выслугу и послужной список. В случае отказа он элементарно подает в отставку «на поселение» и уходит вниз. И ничего с этим не сделать, прав нет. А попытаешься препятствовать — просто угонит орбитальный челнок в качестве «наследства кукушонка»,[1] и откажется от гражданства. Хороша перспектива ухода «на сторону» подобной информации?
— На это нужно разрешение.
— А кому принадлежит планета? Мы, старлей, тут на птичьих правах, уж тебе-то об этом прекрасно известно. Постоянных поселений на поверхности у нас нет. Зато есть города адамитов, даже единого, для материнской планеты, правительства не имеющих. И?
— Термопсайд. Царица улья. К тому же планета только под нашим протекторатом, если фермики заявят об своих правах, то…
— Мы вылетим отсюда меньше чем в двенадцать часов. Нам повезло, что Терм пропустила мимо антенн твою выходку. И что вообще — ничего, кроме науки, ее не интересует. ПОКА. Но вот вызвать ее на связь — дело пары секунд, и как думаешь — что она ответит, если ее попросить…
— Он так не поступит…
— Молодец. Теперь понимаешь — он так не поступит, и мы это знаем, и он знает, что мы знаем. Потому лучше не доводить до крайности и дать то, что он хочет, в конце концов, он имеет полное право распоряжаться свой судьбой. Заслужил. Иди выполнять задачу, старлей, и постарайся сделает ее хорошо.
Во как! Взяли за шкирку, да сунули носом в свое собственное…
Вот только, помимо сказанного, было еще оставшееся между строк. И это жгло душу, буквально выворачивая ее на изнанку. Даже парочка манекенов в комнате для тренировок, порванных в клочья одними когтями, не смогла погасить этого чувства, но ясность мысли, однако, вернула.
Мысль же сотрудника службы безопасности была проста и понятна — командир был не согласен с решением научников о категорической нежелательности вмешательства в происходящее на планете. И как настоящий десантник, он готовился действовать. Решительно и беспощадно. Заранее планируя и подготавливая основание и обеспечение.
Вмешиваться нельзя, но в случае «угрозы жизни и безопасности военнослужащих или гражданских лиц»…
Подставлять кого-то из гражданских — низость, и вот теперь, в самом центре будущей каши — оказывается доброволец, выполняющий «специальное задание», имеющий все шансы сложить голову в предстоящей заварухе. Потому как не будет он спасать свою шкуру, мало ее влюбленные ценят. Его даже заботливо избавили от коллег, чтобы рассчитывал сам на себя. Мерзко-то как на душе.
Нет, конечно, можно всю эту интригу прекратить своей властью. Или пойти к Тигру и все эти мысли ему рассказать. Вот только результат известен заранее.
За попытку вмешаться этот влюбленный, с полным на то основанием, снимет с кое-кого шкуру. Любовь — она превращает в слепца самого умного и недоверчивого. А за «разговор по душам», на «йух» конечно не пошлет. Просто сверкнет своими карими глазами, слепит улыбочку по наглее и скажет — «подчиненные должны предугадывать тактические замыслы командования. Я всю эту «любовь» и закрутил-то ради того, чтобы такая возможность появилась». И что после этого скажешь?
Командир действительно имеет право пожертвовать частью своего подразделения для обеспечения тактического преимущества, а уж если эта жертва добровольная и принимается с энтузиазмом…
Остается только молча развернуться и идти. Куда послали.
Тем боле, что задача поставлена совсем не тривиальная — легализовать идалту в обществе адамитов. Тигр среди них, по определению, будет бросаться в глаза как турецкий барабан в ванной комнате, а сделать все надо так, чтобы ни у кого никаких вопросов не возникло.
А они, между прочим, про иных разумных ничего и не знают. Это, пожалуй, благо, знали б — шансов не было. А так — надо работать.
Делай, что должен, и будь, что будет.
Тигр тоже прибывал в растрепанном состоянии, правда, по другому поводу. Неожиданный подарок судьбы ошарашивал и заставлял задуматься о том, какую цену эта ветреная красавица намерена взять за свою начальную благосклонность. А тут еще письмо с поверхности пришло. Точнее, сначала Одуванчик долго стаяла на балконе и смотрела практически в глаза. Казалось, протяни руку, и можно коснуться волны белых волос или белого пушка на скуле.
А потом пришло письмо, где ему предлагали «стать другом». Мир дрогнул, но нежным юнцом Тигр не был уже давно, в конце концов — кто он для нее? Потому просто перечитал еще раз, и вот тут непробиваемое самообладание все же дало трещину — слишком многое оказалось между строк. И тоска с одиночеством — это было самое малое.
Слишком тяжелой ношей оказалось столкновение со смертью для человека, чья стихия — жизнь. Эти строки сами собой отбрасывали назад, в те времена, когда смерть еще не была его постоянной спутницей. С удивлением Тигр обнаружил в себе новое, а точнее подзабытое чувство — страх. Не ощущение близости опасности, а иррациональный страх смерти. Неприятное чувство — бояться за другого.
Было очень жаль, что нельзя оказаться рядом. Чтобы принять и успокоить. Ну и заслонить от всех невзгод этого мира.
Но тут недремлющий рассудок напомнил, что романтические мечтания — это одно, а вот сразу после памятного кабанчика еще и обнаружить в собственной спальне клыкастого, зубастого, «с во-о-от такими когтями» и в шерсти — это точно будет незабываемым впечатлением.
«Так что — отставить панику и эмоции, человек, написавший строки, имеет стержень как бы не покрепче, чем у тебя, а здоровый сон послужит куда как лучшим утешением, чем инопланетный монстр!» — после чего на губы вылезла дурацкая счастливая улыбка.
За всеми размышлениями и разглядыванием рамки, на которой светилось последнее изображение Одуванчика, Тигр не заметил, как в каюте стало заметно темнее — Жужелица, когда надо, может двигаться бесшумно и быть незаметной. Как такое возможно при весе в полтора центнера, было загадкой даже для него. Ведь пол-то должен как-то реагировать на такой вес? Но предметы в её присутствии напрочь игнорировали и школьную физику, и сопромат.
Вот и сейчас, она сделала два скользящих шага и оказалась на койке. После чего внимательно с минуту рассматривала рамку, которую он так и забыл в руках.
— Красивая, и очень… не знаю, дитё дитём. Обидишь ее — лучше не возвращайся. А ведь обидишь, беспокоишь ты меня Тигр.
От таких слов ледяная волна пошла вдоль позвоночника. Жужелица — это серьезно, а уж если ее кто-то «беспокоит»… Это салагам можно рассказывать про «большой шкаф громче падает», а в реале — против почти тройного веса отнюдь не жира, да при равной подготовке — шансов никаких. Это не традиционное мужское выяснение, кто круче, тут просто возьмут за ноги да раздерут на две половинки.
В схватке с равным по опыту, но гораздо более сильным физически противником — рассчитывать можно только на оружие. Потому Тигр и запустил стреляющим ножом, который нервно крутил в пальцах последнее время, в висящую на двери санузла мишень.
Оружие — только для врагов, для своих — зубы и когти, или слова. А о каком доверительном общении может идти речь, если собеседник вынужден отработанным «расфокусированным» взглядом отслеживать оружие в чужой лапе?
— Зачем оно тебе? Девочке детки нужны, зачем ты ей, со своими шрамами на душе и ночными кошмарами?
Тигр не спеша отвернулся к «наружной» стене каюты, которая теперь отображала восход луны над планетой. Узкий серп освещенного местным светилом океана отбрасывал яркие блики.
— Ты же знаешь, что мы не можем вмешаться. И знаешь, что там — не сегодня-завтра — начнётся. Как думаешь, какие шансы у нее будут, если…
Вот опять, еще миг назад была на кровати, а теперь ушастый силуэт маячит в створе входного люка. И никакого движения за спиной не почувствовал.
— Удачи не желаю, у дураков ее и так больше чем надо. Что до шансов, то их — что с тобой, что без тебя.
— Зато я буду рядом… — прошептали губы, хотя слушать эти слова было некому.
С другой стороны — самый внимательный и недоверчивый собеседник всегда с тобой.
Глава 13
Рысь вдруг вспомнила, что не заправила коптер и, высадив нас на крыше моего дома, улетела. До времени, назначенного на отлет, оставалось еще минут сорок, так что я не стала расстраиваться, а сразу пошла в свою комнату, переодеваться в камуфляж. Синяки на шее на самом деле еще и появиться толком не успели, это я с утра преувеличила, а вот царапины от собственных ногтей, увы, остались. Смазала все это тонким слоем субстанции из баночки Дока, так и ожидавшей меня на столе, там, где поставила Оля. Кожа у меня за эти дни незаметно успела приобрести золотистый цвет, все-таки солнце тут интенсивное, и я всерьез задумалась о том, что пора бы отдохнуть и полежать на пляже, чтобы загар сравнялся на всем теле. И желательно в одиночестве — может, у бассейна. Тогда можно и голой. Завтра как раз воскресенье — выставлю всех, впрочем, надеюсь, дурдом закончится, и некого выставлять будет, разве что Рысь, так ее я стеснялась меньше всего.
Нацепив кобуру с пистолетом, я порадовалась, что попросила Марата взять на себя заботу о чистке оружия. Вчера еще пришлось снимать защиту, чтобы он мог достать писатолет из кобуры. Зарядил даже, какой молодец. Я снова установила защиту, что не так и просто. В следующий раз постараюсь справиться сама, а сейчас надо бы ему «спасибо» сказать, заслужил. Не успела надеть и застегнуть жилетку, которую Оля именовала «разгрузкой», как меня позвали.
— Все уже в коптере, — вынырнула голова Рыси из холодильника, — о! Классно смотришься! А я тут это, еды нам в дорогу наготовила. На обратный путь Надюшка просила не брать, сказала — снабдит.