На овладение ремеслом диверсантов, сапёров и разведчиков курсантам отводилось всего три месяца, хотя по самым минимальным подсчётам времени требовалось в три раза больше. Но все понимали, что через девять месяцев экзамены сдавать, скорее всего, будет уже некому – страна может просто перестать существовать, а её народ превратится в расходный материал. Поэтому – только здесь и сейчас и в самые минимальные сроки!
От бойцов требовались знания минно-подрывного дела и тактики ведения лесного боя, умение стрелять из различных видов оружия, навыки вождения мотоцикла и автомобиля, практика ночных прыжков с парашютом. Их обучали радиоделу, оказанию медицинской помощи, самообороне с оружием и без него, топографии, маскировке на местности, специфике боя в одиночку и малыми группами, тактике засад и особенностям борьбы с танками. Солдат готовили к суровым условиям жизни и борьбы в подполье и в партизанских отрядах.
Стрелковая подготовка проводилась не только на стрельбище, но и в лесу. Овладевать тонкостями этого ремесла помогала команда инструкторов под руководством капитана Старосветова, в которую входили мастер стрелкового спорта Василий Гордюк и чемпион страны по стрельбе Иван Черепанов. Самых метких стрелков комплектовали в отдельные команды снайперов и периодически отправляли для стажировки на фронт.
Благодаря сообщениям в прессе и по радио, а также проводимой с омсбоновцами активной агитационной работе, они были хорошо осведомлены о положении дел на фронтах. Однако возвращавшиеся из фронтовых стажировок сослуживцы были ещё одним источником информации, нередко самой достоверной, без прикрас.
Евгений по стрельбе имел хорошие результаты. Но лучшими стрелками в роте числились Михаил Соловьёв, Николай Худолеев и, конечно же, Лазарь Паперник. Лазарю вообще не было равных ни в чём. Он был лучшим и в прыжках с парашютом.
– Держись меня, пацаны! – говорил он при посадке в самолёт. – Я на этом деле собаку съел.
– Зачем же тогда тебя привлекают к прыжкам? – интересовался кто-то из сослуживцев.
– Для галочки, должно быть. Да и вас, салаг, поддержать, – светился Лазарь открытой улыбкой. – А я и не возражаю, мне лишний раз прыгнуть только в удовольствие.
Его подготовленность и некоторое возрастное превосходство над многими сослуживцами позволяли смотреть на них свысока, но он никогда не злоупотреблял этим. Только в шутку мог назвать кого-нибудь салагой или желторотиком, а потом со всеми над этим посмеяться.
С самолёта сбрасывали по 12 человек. Было важно, с кем ты попадёшь в звено. Например, Семён Гудзенко, даже зависая на стропах в воздухе, умудрялся распевать песни. И те бойцы, что летели рядом, обычно с удовольствием подпевали ему. Поэтому попадавшие в компанию с ним получали от таких прыжков двойную дозу удовольствия.
Посмотреть на десантирование выходили местные жители, а для мальчишек это вообще была своего рода игра в войнушку. Как только парашютисты касались земли, их окружала ватага сельских ребятишек и начинала атаковать с криками: «Немцы! Десант!» При этом они весьма нешуточно орудовали камнями и палками. Но всё равно бойцами это воспринималось с должной долей юмора.
Тема немецких диверсантов была отнюдь не безобидной. За ними охотились и периодически отлавливали. Эта местность была привлекательна для германских лазутчиков в основном из-за мытищинско-московского участка водопроводной трассы, через которую в столицу поступала питьевая вода. По оперативной информации, имевшейся у командования группы и истребительного батальона, гитлеровцы давно вынашивали планы провести диверсию через местный канал водоснабжения – отравить жителей столицы. Собственно, и размещение одной из тренировочных баз спецназа НКВД на мытищинской земле было предопределено не только учебными целями, но и реальной борьбой с вражескими диверсантами.
Ануфриеву запомнился один из таких случаев. Среди ночи батальон был поднят по тревоге. Ставилась задача прочесать лес в районе Зеленоградской, в который, согласно оперативной информации из штаба, был сброшен парашютный десант противника.
Задачу ставил Прудников. После того как прозвучал приказ «Приступить к выполнению!», Женя мимолётом услышал, как Михаил Сидорович дал распоряжение военврачу Илье Давыдову проследить, чтобы санинструкторы захватили сумки. Каким же он всё-таки был предусмотрительным и внимательным, этот Прудников. Очень человечно относился к личному составу.
По лесу бойцы старались двигаться как можно тише, хоть и не у всех это получалось – натыкались на пни, падали в ямы. Под ногами хрустели сучья, ветви деревьев хлестали по лицу. Лес, который был вдоль и поперёк исхожен во время дневных тактических занятий, ночью казался незнакомым и враждебным. Никто никого не видел, слышалось только тяжёлое, как у астматиков, дыхание.
В какой-то момент тишину ночи разорвал выстрел. Он гулким эхом прокатился по лесу и заставил всех замереть. Красноармейцы приготовились к бою, но тут же последовала команда «Отставить!». Оказалось, кто-то из бойцов неаккуратно обошёлся с винтовкой. «Вот где могла бы понадобиться санинструкторская сумка!» – вспомнил поручение Прудникова Женька. Но, слава богу, обошлось.
Под утро, промокшие и озябшие, прочесавшие огромный участок леса бойцы вышли на указанный рубеж. Вражеского десанта не обнаружили. Как и следовало ожидать, это была проверка боеготовности подразделений.
Подобные тревоги повторялись довольно часто. Солдаты должны были учиться!
Ануфриеву тяжелее всего давались силовые тренировки. Всякие турники и брусья были не для него. Он был шустрым, выносливым, но особой силой не обладал. Но что его особенно раздражало, так это методичное протыкание ненавистного соломенного чучела. Сама винтовка с примкнутым к ней штыком была Женьке в тягость из-за травмированного пальца, а ещё приходилось делать эти бессмысленные возвратно-поступательные движения с одновременным выпадом ноги и подачей корпуса вперёд. Какая же это была мука! Но Женя был дисциплинированным воином и гордился этим. Потому соплей не распускал и тяготы службы преодолевал стойко. Надо было учиться штыковому бою – учился, и у него это получалось не хуже, чем у остальных.
Кстати, занятия по штыковому и рукопашному бою проводили мастера-спортсмены. Одним из них был заслуженный тренер СССР по фехтованию и рукопашному бою Семён Колчинский. Помимо него, среди инструкторов и курсантов было немало рекордсменов спорта СССР и мира. Одно отделение, состоящее из таких чемпионов, так и называлось – богатырским. Бойцы «богатырского отделения» легко справлялись с полной боевой выкладкой в дальних походах. Если молодые красноармейцы макет танка обычно «поражали» только одной учебной гранатой, то легкоатлет Митропольский «баловался», как правило, связкой из пяти штук. Именно благодаря целой команде легендарных спортсменов деятельность ОМСБОНа впоследствии покрылась поистине неувядаемой славой.
На занятиях по рукопашному и штыковому бою учили действовать не только штыком и прикладом, но и лопатой, кинжалом, пистолетом. Помимо этого, оттачивались приёмы самбо, вольной борьбы и бокса. Каждое движение отшлифовывалось до автоматизма. У кого-то получалось лучше, у кого-то хуже, но эти тренировки впоследствии спасли немало жизней.
Где точно был в своей тарелке Женька, так это на лекциях по теоретической подготовке, поскольку обладал прекрасной зрительной и слуховой памятью. Ему было проще запомнить материал, как говорится, с лёту, чем тратить время на бессмысленную писанину и зубрёжку.
Однажды на занятиях по изучению устройства пулемёта, проходя мимо него, инструктор спросил:
– А вы почему не конспектируете, товарищ боец? – В его голосе прозвучали нотки зарождающегося конфликта: к нарушениям воинской дисциплины в подразделении относились предельно строго.
– Нет необходимости, товарищ лейтенант.
– Во-первых, когда к вам обращается старший по званию, необходимо вставать и представляться! Вы что, Устава не знаете?
– Виноват! Красноармеец Ануфриев! – вскочил Евгений.
– Во-вторых, что значит «нет необходимости»?
– Память хорошая.
– Ах, вон оно что, – ухмыльнулся инструктор, предчувствуя неминуемое разоблачение. – В таком случае скажите мне, красноармеец Ануфриев, какова масса ручного пулемёта Дегтярёва.
– Восемь с половиной килограммов, – отчеканил боец.
– Хорошо. Масса магазина?
– Два килограмма семьсот граммов!
– Та-а-ак… Длина пулемёта с пламегасителем?
– Метр двадцать три!
– Ёмкость дискового магазина?
– Сорок семь патронов!
– Прицельная дальность?
– Полтора километра!
– Темп стрельбы?
– Шестьсот выстрелов в минуту!
– Ладно. И последний вопрос. Начальная скорость полёта пули?
Сослуживцы замерли. Ответ на этот вопрос даже в конспектах был отражён не у каждого. Выдержав небольшую паузу, Ануфриев отрапортовал:
– Восемьсот метров в секунду!
– Точно! – выдохнул Сорокин. – Вот, учитесь! – обратился он к остальным, показывая на Евгения. – Молодец, Ануфриев! Садитесь. Разрешаю не записывать.
– Есть!
Правда, не все были настолько покладисты и сметливы. На одном из занятий изучали ведение пулемётного огня из различных положений.
– Итак, товарищи бойцы, мы с вами рассмотрели несколько способов ведения огня из ручного пулемёта Дегтярёва, – подвёл итог занятию лейтенант Сорокин. – Но знайте, что в боевой ситуации, чтобы одержать верх над противником и в первую очередь сохранить свою жизнь, вам придётся импровизировать. Например, если обстановка никак иначе не позволяет, можно установить пулемёт на спину товарища и вести огонь по врагу из такого положения.
– Пулемёт не пушинка, товарищ лейтенант! Да и оглохнуть можно от его боя, когда он у тебя на спине-то, – возразил боец Кузнецов.
– Можно, – согласился Сорокин. – Но зато вы выполните боевую задачу и останетесь живы.
– И всё равно, мне кажется, это не очень гуманный способ, – продолжал спорить Кузнецов.