Иногда Тоня приходила к нему во сне. Они снова гуляли, держась за руки, смеялись, целовались, сидя на парковой скамейке…
– Рота, подъём! В ружьё! – голос дневального оборвал очередной такой сон.
На дворе стояла глубокая ночь. «Интересно, боевая или учебная?» – гадал Ануфриев, облачаясь в обмундирование. Видимо, о том же самом думали и остальные. Но вопросов никто не задавал. Да и какая разница? Даже учебную тревогу следовало отрабатывать с полной выкладкой.
Перед тем как схватить карабин и выбежать вместе со всеми из казармы, Евгений мельком взглянул на отрывной календарь, висящий у двери. «15 октября… Нет, 15-е было вчера. Дневальный просто ещё не успел оторвать листок». Женя почти машинально сделал это за него и недолго думая сунул обрывок в карман.
«Вещмешки, противогазы! – подсказывал старшина Пятков. – Каски не забываем! Всё – с собой!»
Внимательным он был, заботливым, хотя и требовательным. Впрочем, все и так знали свои действия по тревоге – неоднократные тренировки не прошли бесследно.
Ануфриев выхватил из пирамиды карабин и выбежал на улицу. Там в свете фонарей уже производилась раздача боеприпасов: по паре гранат, обойме патронов и по пакету с неприкосновенным запасом продовольствия в руки.
– Становись! – послышалась команда.
– Командирам взводов проверить наличие личного состава, доложить, – послышался голос командира роты.
И понеслось по рядам:
– Завалишин!
– Я!
– Скорняков!
– Я!
– Чихладзе…
Хлеставший с вечера мелкий холодный дождь превратился в снег, липкий и неприятный.
– Ануфриев!
– Я!
– Селиванов…
Закончив перекличку, командиры взводов отрапортовали ротному, а тот в свою очередь доложил комбату.
По указанию Прудникова роты выстроились буквой «П», чтобы всем было слышно, что он скажет.
– Товарищи красноармейцы! – начал торжественно комбат. – Все вы осведомлены о положении дел на фронте. Враг подбирается к Москве. На подступах к столице идут кровопролитные бои. Тысячи наших товарищей, не щадя своих жизней, дают гитлеровцам жёсткий отпор. Я знаю, что каждый из вас хотел бы оказаться на их месте. Вы все рвётесь в бой! Но ваше время ещё не пришло. Сегодня партия и правительство ставят перед нами самую ответственную задачу – стать последним заслоном на пути врага к сердцу нашей Родины. Умереть, но не сдать фашистскому отродью самое ценное, что у нас есть, – нашу Москву!
Эти два слова прозвучали с надрывом. Выдержав паузу, Михаил Сидорович продолжил:
– С сегодняшнего дня и вплоть до особого распоряжения Отдельная мотострелковая бригада особого назначения становится ядром обороны внутри столицы. В случае прорыва вражеских войск будем держать оборону на улицах Москвы. Я знаю, многие из вас москвичи. Так что будем защищать наш общий дом, товарищи! Минирование важных стратегических объектов – тоже наша задача. Сами понимаете, какая это ответственность.
Капитан Прудников опять помолчал, а потом зычно скомандовал:
– Батальо-о-он, смирно! Слушай мою команду! Приказываю выступить на защиту столицы нашей Родины – города Москвы! В борьбе с врагом проявлять стойкость, мужество, верность долгу, присяге, своему народу!
На несколько секунд в воздухе повисла пронзительная тишина.
– Вольно! Командиры рот, командуйте!
– Первая рота, напра-во!
– Вторая рота, кру-гом!
– Шаго-о-ом марш…
Батальон направился к платформе Зеленоградская. Дорога была скользкая, бойцы то и дело спотыкались, взмахивая руками. Слышалось глухое звяканье металла. Крепкие руки товарищей подхватывали упавших и возвращали в строй.
Длинный силуэт эшелона возник неожиданно. Вагоны электропоезда словно прижались к платформе. Осветительные приборы внутри состава излучали синеватый свет.
Когда закончилась суматошная погрузка, Николай Худолеев сокрушённо сказал:
– Ребята! А вагоны-то не у той платформы стоят.
Бойцы притихли. Верно: состав стоял возле правой платформы, то есть был направлен не к Москве, а от неё.
– А может, и не в Москву вовсе повезут? – спросил кто-то.
В ответ послышался голос Егорцева:
– Если и не в Москву, то всё равно дальше Загорска не уедем!
Политрук был прав: дальше Загорска электропоезда не ходили. Но как же приказ комбата? Бойцы призадумались.
Тем временем вагон вздрогнул и медленно пополз на север. Но вскоре поезд остановился, затем тихо дал назад, двигаясь в сторону Москвы.
Атмосфера в поезде оживилась. Где-то в дальнем углу вагона зазвенела гитара, послышался приятный басок Рождественского. Однако не прошло и минуты, как голос солиста-гитариста потонул в слаженном хоре, в котором отчётливо различались голоса Семёна Гудзенко и Юрия Левитанского – двух поэтов из МИФЛИ.
На врага вперёд лавиной
Мы по всем фронтам пойдём
И по улицам Берлина
Стяг советский пронесём.
Это было далеко не лучшее произведение молодых авторов, и написано оно было наспех, но в песне звучала уверенность в победе, а это было главное. Позднее Гудзенко и Левитанскому предстояло написать настоящий гимн защитников Москвы, который на какое-то время стал и гимном бригады.
В ночь на 16 октября по тревоге были подняты и направлены в Москву не только «зеленоградцы», но и подразделения ОМСБОНа, размещавшиеся в Мытищах, Болшеве и Пушкине. Это был общий сбор.
Боевой приказ по бригаде от 15 октября 1941 года № 1 гласил: «…Противнику удалось занять города Можайск и Малоярославец… ОМСБОН, составляя резерв 2-й мотострелковой дивизии войск НКВД, к 7.00 16.10.1941 занять районы: площадь Свердлова, Красная площадь, площадь Маяковского – в готовности действовать в направлениях: Ржевский вокзал, Ленинградское шоссе, Волоколамское шоссе…»
Личный состав бригады расселили по разным объектам. Штаб разместился в Доме союзов. Там же, в Доме союзов, а ещё в здании ГУМа и в Комсомольском переулке расположились подразделения первого полка. Второй полк побатальонно занял школу на Малой Бронной, Литературный институт на Тверском бульваре и опустевшее здание Камерного театра.
Бойцы зачастую спали прямо на полу, обвешанные патронташами, сумками с гранатами и зажигательными бутылками. По сигналу тревоги они должны были выступить мгновенно.
В случае прорыва немцев бригаде предстояло сражаться непосредственно на улицах Москвы. ОМСБОН занял ключевые позиции, прикрывавшие Красную площадь, Кремль и главные железнодорожные вокзалы западного, северного и восточного направлений. Главный рубеж проходил по улице Горького. Окопами для бойцов должны были стать квартиры, выходящие окнами на центральную магистраль, ведущую к Кремлю.
Москва
Москва поразила Евгения своим новым обличьем. За те месяцы, что он пробыл вдали от столицы, она сильно преобразилась. Встречу с этой новой для него Москвой даже психологически переживать было непросто. Пять месяцев назад он гулял по её улицам, ходил в кино, встречался с девушкой. Ему и в голову не могло прийти, что когда-то здесь придётся готовиться к бою.
Первые этажи домов и витрины магазинов на улице Горького, где ему с товарищами предстояло держать оборону, были укреплены в основном мешками с песком и кирпичами. Саму улицу перегораживали баррикады. На всём протяжении главной городской магистрали их было несколько.
Самая ближняя к центру была возведена в районе Пушкинской площади и растянулась от кинотеатра «Центральный» до большого недостроенного здания. Баррикада представляла собой нехитрое с точки зрения инженерной мысли сооружение: мешки с песком, кирпичи, обхваченные стальными обручами, верёвками и другим связывающим и цементирующим материалом. Это нагромождение венчали ряды бетонных свай, металлических швеллеров, труб и арматуры.
Справа и слева от баррикад были оставлены коридоры для проезда троллейбусов и прочего транспорта, в частности военных машин, мчавшихся в сторону фронта. На период военных действий эти проёмы планировалось заглушить тем же строительным материалом и усилить противотанковыми ежами.
ОМСБОН сразу же после прибытия в столицу включился в создание городского оборонительного рубежа. Для обустройства огневых точек бригаде выделили сектор, осью которого была улица Горького от Белорусского вокзала до Кремля. Передний край проходил вдоль выемки Московско-Белорусской железной дороги и соединительной ветки. На правом фланге – Бутырская застава, на левом – Ваганьковское кладбище. На площади Маяковского оборудовались огневые точки с широким сектором обстрела. В угловых домах окна магазинов и квартир закладывались мешками с песком и кирпичами. Вдоль выемки железной дороги рыли окопы.
Места для огневых точек выделялись не только в квартирах и чердаках, но и на крышах. В боевой расчёт, как правило, входили три человека, только пулемётное звено состояло из двух номеров.
Евгений попал в компанию с Борисом Перлиным и Валерой Москаленко. Им досталась квартира на втором этаже с видом на баррикаду у Пушкинской площади.
Все трое были ровесниками, в одном звании, поэтому Жене показалось странным, что в процессе работы по обустройству огневой точки в голосе Бориса вдруг начали проскакивать командные нотки. Ведь старшим в их группе всё-таки был Валера.
– Так, ребята, моё место будет здесь, – сказал он без обиняков, показывая на старый кожаный диван с высокой спинкой.
Москаленко с Ануфриевым переглянулись, но промолчали. Предстояло принести и грамотно расположить в оконном проёме мешки с песком.
– Пошли за мешками, – скомандовал Валерий. Но Борис, уже удобно устроившийся на диване, даже не двинулся с места.
Когда ребята подняли по два мешка, он привстал со своего ложа и начал руководить процессом укладки мешков.
– Нет-нет, не так, – входил он постепенно в роль старшего по строительству амбразуры. – Внахлёст давай, так устойчивее.
Валера по натуре был весельчаком, поэтому проявление высокомерия воспринял с иронией.