Перед отправкой на ответственное задание омсбоновцев решили дополнительно поднатаскать в сапёрном деле, тем более что с передовой поступала свежая оперативная информация, которая напрямую касалась минно-подрывных работ. Исследовались, например, новые образцы немецких противотанковых мин, которые имели существенные конструктивные отличия от стоящих на вооружении в Красной армии.
В перерывах между учёбой оставалось немного личного времени. Правда, навещать Евгению было уже некого: все его родственники и Тоня с семьёй к тому времени покинули Москву. Справедливости ради следует заметить, что после нашумевшего парада 7 Ноября жизнь в городе более или менее успокоилась. Хотя и народу заметно поубавилось, но вместе с тем исчезла и та откровенная нервозность, которая присутствовала в середине октября, когда подразделения ОМСБОНа, поднятые по тревоге, экстренно прибыли на защиту родных рубежей.
Во время редких и коротких прогулок Евгений замечал уважительное и даже предупредительное отношение граждан к людям в военной форме. Некоторые, проходя мимо него, почтительно здоровались, на что Евгений дипломатично отвечал воинским приветствием, прикладывая правую руку к головному убору. Людям явно нравилось такое поведение молодого красноармейца.
Как-то зайдя в продовольственный магазин, Женя привычно встал в очередь. Продавщица, оторвавшись от работы, тут же спросила:
– Товарищ боец! Что вы хотите купить?
Несколько смущённый таким вниманием, Женя ответил:
– Булочку за семь копеек.
– Проходите, пожалуйста, без очереди, – сказала продавщица тоном, не допускающим возражений.
Стоявшие в очереди женщины тоже энергично стали толкать его к прилавку. В итоге продавщица дала ему не одну, а две булочки, наотрез отказавшись брать деньги.
– Набирайтесь сил, товарищ боец! – сказала она так, будто речь шла о самом необходимом, без чего солдат точно не победит врага.
– Да-да, – поддержали её остальные, – вдарьте по этим гадам, чтобы им неповадно было!
Женя вышел из магазина смущённый, но с горячим нестерпимым желанием оправдать надежды этих женщин.
Колонна машин с омсбоновцами, направлявшаяся в Завидово Калининской области, выдвинулась от здания школы на Малой Бронной 17 ноября в 7.00. Отряд Мальцева в количестве 30 человек разместился в кузовах двух полуторок с открытым верхом, которые ехали в середине растянувшейся почти на километр колонны.
Миновав Белорусский вокзал, автомашины сразу же за мостом нырнули в своеобразный туннель. Его образовывала сетка, натянутая вдоль шоссе на уровне фонарных столбов. Поверх сетки были набросаны ветки и жёлтые листья. Маскировка казалась немного наивной. В районе Сокола она заканчивалась.
Проезжая под сеткой, бойцы смотрели по сторонам. Шоссе возле стадиона «Динамо» и Боткинского проезда пересекала железобетонная баррикада с пулемётными амбразурами. Так же как и на других баррикадах, в ней были оставлены два проёма для проезда машин. Вдоль дороги торчали бетонные колпаки, противотанковые ежи и надолбы.
На развилке в направлениях к Волоколамску и Ленинграду кипела работа. Сотни женщин, девушек и подростков копали противотанковый ров, укладывали в штабеля мешки с песком.
После парада в городе почти не осталось военных. При виде военизированной колонны у работавших на дороге людей, видимо, создалось впечатление, что Москву покидают последние армейские формирования. Они махали красноармейцам платками, косынками, шапками и кричали:
– Не пропускайте немцев! На вас последняя надежда!
Машины ехали быстро. Жгучий ветер сёк обветренные лица минёров. Бойцы поднимали воротники, нахлобучивали поглубже на глаза шапки, снег прилипал к лицу и плавился, застилая обзор. Но это не мешало сидящим в кузове петь песни и травить солдатские байки. С шутками-прибаутками дорога переносилась легче, и время летело почти незаметно.
– Во время Финской войны, – рассказывал Гудзенко, – на один из участков фронта был направлен корреспондент фронтовой газеты. И вот после успешно проведённой атаки он пишет бойкий репортаж в свою многотиражку и отдаёт в очередной номер. Редактор придумывает к заметке высокопарный заголовок: «Наши красноармейцы выбили до батальона белофиннов!» Всё вроде отлично. Да только при наборе в типографии в текст заголовка закралась ошибка. Наборщик случайно в слове «выбили» поменял местами две буквы в середине.
– Подожди, Семён! И что ж это получилось? – перебил Сергей Копылов.
– А вот и соображай, – ехидно улыбнулся рассказчик.
В кузове дружно засмеялись – бойцы догадались, о чём идёт речь.
– Да, всё понятно! Продолжай, Семён!
– Ну так вот. То, что наборщик ошибся, – это ещё полбеды. Самый ужас был в том, что в таком виде был отпечатан весь тираж газеты!
– Ха-ха-ха! Представляю картину! – давился от хохота Жозев Гречанник.
– Редактора явно по головке не погладили… – вторил ему Василий Лапинский.
– Точно! А знаете, что его спасло? – нагнетает интригу Семён.
– Ну, не тяни!
– Номер газеты и, в частности, крамольную заметку решили показать маршалу Будённому. Семён Михайлович прочитал и остался вполне доволен названием: «А что, – сказал он, – лихой заголовок!»
– Ха-ха! Очень на него похоже! – продолжал заливаться смехом Гречанник.
– Это ещё не всё! Потом, задумавшись, маршал добавил: «Только это слово, по-моему, пишется через букву «е»…»
Бойцы от смеха повалились друг на друга.
– Эй! Вы чего там гогочете? – кричали из едущей следом машины. – Аж здесь слышно!
– Ладно, ребята, – начал успокаивать всех Паперник. – Действительно, как будто бы не на войну едем. Давайте-ка лучше споём.
И затянул любимую:
Ой, при лу́жке, при лужке,
При широком поле,
При знакомом табуне
Конь гулял на воле.
В кузове тут же подхватили:
Ты гуляй, гуляй, мой конь,
Пока не поймаю,
А поймаю – обуздаю
Шёлковой уздою…
Потом вновь настала очередь Гудзенко. Что касалось песен, он мог петь в любых условиях, пусть даже пулемёт давит на скатку и трёт шею – ему всё нипочём.
Если завтра война, если враг нападёт,
Если тёмная сила нагрянет,
Как один человек весь советский народ
За свободную Родину встанет.
Семён пел яростно. На припеве к нему присоединился хор товарищей:
На земле, в небесах и на море
Наш напев и могуч, и суров:
Если завтра война,
Если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов!
Затем следовала «Прощай, любимый город», потом неизменная «Катюша». Ну и, конечно же, ставшая гимном бригады «В бой за красную столицу, москвичи!».
Наконец-то они получили первое боевое задание! За время, проведённое на учебных полигонах, омсбоновцы накопили достаточно боевой злости и набрались необходимых знаний, чтобы как следует бить врага. Женя, как бывший охотник, сравнивал сейчас себя и своих однополчан со сворой гончих, натасканных на дичь, которых после долгого томления вдруг спускали с поводков, и начинался бешеный по своему накалу гон зверя. Каждому бойцу не терпелось сейчас увидеть неприятеля, наброситься на него и погнать с родной земли.
Сколько в этом желании было наивности, Евгений понял уже на вторые сутки их командировки. А пока, продвигаясь знакомым маршрутом по Ленинградскому шоссе, Ануфриев отмечал для себя некоторые удивительные детали. Например, по пути следования колонны он не видел больше укрепительных или оборонительных сооружений. Это было странно. Как будто и не происходило никакого наступления неприятельских полчищ на Москву. «Что это? – думал Евгений. – Опять надежда на русский авось? Или чья-то преступная халатность?»
Проехали Химки. Миновали Солнечногорск. Далее темп движения машин заметно снизился. Следом, пытаясь обогнать бригадную колонну, шли танки и кавалерия. Лошади стояли в кузовах автомашин седло к седлу. Укрываясь от снега и ветра, к ним прижимались смуглые низкорослые кавалеристы.
Певцы и рассказчики вскоре выдохлись, и в кузове повисла тишина. Лишь изредка бойцы делились впечатлениями об окружающей обстановке. Общее оживление произошло, когда на подъезде к Клину навстречу им попались мобилизованные из Средней Азии. Они шли, ведя на привязи экзотических для здешних широт мулов и верблюдов.
«Как? Почему они здесь? – Эти мысли ещё долго занимали Евгения. Но главный вопрос, который не давал ему покоя: – Куда они потом делись?»
Ни в одних мемуарах позднее он так и не нашёл упоминаний о верблюдах.
То и дело мешая продвижению колонны, навстречу попадался порожняк. Но он только выглядел порожняком, на самом деле в кузовах лежали раненые красноармейцы. В каких-то машинах вместе с ними сидели женщины и дети.
Неожиданно встретилось стадо коров, которых угоняли подальше от фронта. Шоссе стало тесным. То в одном, то в другом месте возникали «пробки». Мальцев несколько раз выскакивал из машины, чтобы навести порядок по пути продвижения своей группы. Так же поступали и командиры других групп.
Сутолока на трассе продолжалась до самого Клина.
В городе обстановка оказалась не лучше. На узких улицах было полно артиллерии, автомашин и пехоты. Группы красноармейцев отыскивали свои части. Люди на окраинах копали противотанковые рвы.
После Клина деревни уже стали попадаться реже. Да и те, что встречались, были словно вымершие – без единого огонька. В основном вдоль шоссе тянулись перелески и заснеженные поля.
Со стороны Завидово были различимы гулкие звуки артиллерийских залпов, виден контур кровавого зарева.
Часть машин в районе Ямуги повернула направо, остальные продолжили путь в направлении Завидово. Когда к 16 часам колонна достигла пункта назначения, пушки ухали уже совсем отчётливо.
Прибывшие сапёрные группы сразу же получили задание штаба 30-й армии приступить к минированию. Задача-то была поставлена, да вот только ни мин, ни шанцевого инструмента в наличии не оказалось. К тому же вскоре выяснилось, что часть территории, определённой для минирования, была уже занята противником.