– Не изволь сомневаться, старик! – сказал за всех Гудзенко. – Вдарим так, что мало не покажется!
– Вот и славно, – успокоился дед. – Другого ответа я и не ожидал.
Много в этот вечер узнали омсбоновцы от живого свидетеля прошлой войны. Как будто через этого деда к ним обратились солдаты минувшей эпохи.
Кишеевка
В Гульцово прибыли утром 20 января. Командование дивизии размещалось в более комфортных условиях, нежели командование армии. Пётр Антонович Ерёмин принял Горбачёва и Лазнюка в чистой, светлой, отапливаемой избе, устланной вязаными дорожками. На стоящем посередине комнаты столе была разложена карта. Кроме комдива в избе находились ещё несколько представителей командного состава дивизии.
Ерёмин представил им вновь прибывших:
– Это командиры двух лыжных отрядов: капитан Горбачёв и старший лейтенант Лазнюк. Прошу любить и жаловать. – Лазнюк с Горбачёвым переглянулись, но ничего не сказали. – Лыжники переданы нам в помощь до нормализации ситуации с прорывающимися к Сухиничам немецкими частями. А проще говоря, пока мы не погоним эти части с наших рубежей. Позволить им дойти до Сухиничей категорически нельзя. Вы понимаете, что в случае деблокировки города о дальнейшем продвижении 10-й армии можно будет забыть, а это дестабилизирует ситуацию на фронте в целом. Поэтому так важно отбросить противника как можно дальше от Сухиничей.
По имеющимся сведениям, на соединение с засевшей в Сухиничах 216-й пехотной дивизией фон Гильза через наши позиции движутся 208-я пехотная и 18-я танковая дивизии вермахта. Им уже удалось захватить районный центр Думиничи и несколько близлежащих деревень. Командармом Голиковым поставлена задача во что бы то ни стало удерживать рубеж Хлуднево – Гульцово – Брынь. Согласно последним разведданным, передовые части противника заняли находящийся неподалёку населённый пункт Кишеевка. Эта деревня располагается на возвышенности, поэтому наш штаб в любой момент рискует оказаться под обстрелом. – Полковник Ерёмин сделал небольшую паузу, оглядел собравшихся и твёрдо сказал: – В связи с этим слушайте боевой приказ. Частями 1105-го стрелкового полка при содействии приданных нам лыжных команд в ночь с 21 на 22 января овладеть Кишеевкой. Общее командование операцией возлагаю на начальника оперативного отдела штаба дивизии капитана Горшкова. Вопросы есть?
– Разрешите, товарищ полковник! – не замедлил воспользоваться предложением Лазнюк.
– Слушаю вас, – неохотно отозвался комдив.
– Имеются ли разведданные о силах противника, засевшего в Кишеевке?
Было заметно, что вопрос старшего лейтенанта застал Ерёмина врасплох. Помедлив немного, он ответил:
– Эту информацию вам предоставит руководитель операции. Если вопросов больше нет, приказываю приступить к подготовке и выполнению задания!
– Есть! – хором ответили подчинённые.
Ануфриев никогда не завидовал командирам, потому что на них лежала громадная ответственность. Неправильно принятое решение на войне не только грозило проигранной битвой, но и неизбежной гибелью личного состава. Брать на себя ответственность за судьбы людей решался не каждый. По крайней мере, Евгений не относился к тем, кто готов был влезть в шкуру командира. Быть рядовым бойцом всё-таки проще: за тебя думают, знай воюй.
Он по-доброму сочувствовал Кириллу Захаровичу, ему действительно было непросто. С одной стороны, Лазнюк не мог не подчиняться приказам командования, с другой – всё внутри него противилось недооценке уровня подготовки омсбоновцев и важности той миссии, которая была изначально на них возложена.
Тон не совсем корректному отношению к отрядам ОМСБОНа, конечно же, задавал комдив Ерёмин, называя спецназовцев просто «лыжниками», а их диверсионные группы – «лыжными командами». Что это – неумышленные оговорки или намеренное пренебрежение? Понять было трудно. Только его отношение передавалось и остальным.
«Ладно, – думал Ануфриев, – в бою мы вам покажем, какие мы лыжники». Он был уверен за ребят, как за себя самого. Каждый из них действительно стоил десятерых.
После обсуждения с Горшковым плана предстоящей операции Лазнюк объявил личному составу:
– Выступаем завтра в ночь. Пойдут первый и второй взводы. Прошу подготовить боеприпасы, проверить исправность оружия и как следует отдохнуть.
Он умолчал о том, что ввиду отсутствия достоверных данных о численности вражеского гарнизона, засевшего в Кишеевке, на общем совещании командиров договорились провести накануне наступления разведку боем. Осуществить её было поручено горбачёвцам, так что отряду Лазнюка в каком-то смысле повезло: осталось больше времени на отдых.
– В бой берём только самое необходимое, всё лишнее оставляем по местам расквартирования, – продолжал давать указания Кирилл Захарович. – Ответственными за подготовку боевой группы назначаю комиссара отряда и его заместителя.
21 января отряд Горбачёва вернулся с задания в 14.00. В результате учинённого омсбоновцами в Кишеевке переполоха удалось выяснить, что немцев в деревне не так уж и мало – до 300 солдат и офицеров. Все вооружены до зубов, в основном автоматическим оружием, а также миномётами.
– Однако… – поцокал языком Кирилл Захарович.
– Но есть и слабые места, – лукаво прищурился Горбачёв. – Численность и вооружение – это одно, но по такой погоде в летней форме особо не повоюешь.
Оказывается, боеготовность вражеских войск была заметно подорвана повальным гриппом и обморожениями, вызванными отсутствием тёплой одежды.
– Не по нутру им наши морозы, – подмигнул Никита Семёнович. – Когда мы подходили к Кишеевке, вся деревня кашляла.
– Это, конечно, меняет дело, но ненамного, – справедливо заметил Лазнюк. Он привык учитывать все факторы, и новость о заболевших немцах не была лишней, вот только численность вражеского гарнизона всё равно велика. – Пожалуй, выбить-то их будет трудновато. Но попробовать можно.
Атаковать договорились в 2.00. Перед этим пушкари обещали провести артподготовку.
Окончательный план операции выглядел следующим образом. Отряду Лазнюка ставилась задача зайти с тыла и овладеть южной окраиной деревни. Отряд Горбачёва и батальон 328-й стрелковой дивизии должны были атаковать с фронта.
Батальон трудно было назвать батальоном, потому что он насчитывал не больше 40 бойцов. Тем не менее общая численность атакующих не лишала их шанса на победу.
Ночь была тёмная. Мела метель. Атакующие приблизились к деревне метров на 300 и залегли в снегу. Слово было за артиллеристами. Однако в условленное время артподготовка не началась. Ждать не имело смысла, и отряды начали наступление.
Как только группы Горбачёва и Горшкова подошли на 50–60 метров к крайним домам, хаты вспыхнули как свечки, и вокруг стало светло, будто днём. Немцы догадались, что дневным переполохом дело не ограничится, и к очередному нападению русских подготовились заранее. В свете пламени на открытой местности они расстреливали увязающих в снегу красноармейцев, как в тире. «Фоер! Фоер!» – слышалось со стороны засевших в домах фашистов.
Батальон, не выдержав плотного огня, незамедлительно отступил. Горбачёвцы тоже продержались недолго, но всё же успели нанести противнику некоторый урон. Старший сержант Борисевич, уничтожив гранатой пулемётный расчёт, прорвался в тыл обороняющимся немцам, где, сея панику в их рядах, поспособствовал лазнюковцам занять южную окраину деревни. Красноармеец Засосов, будучи раненным в ногу, не оставил поля боя и, прежде чем погиб, успел кинуть гранату в дом, где находилось около десятка вражеских солдат. Из роты Горбачёва также отличились старшие сержанты Свинцов и Минченко, уничтожившие каждый по несколько фрицев.
Но основная схватка развернулась в тылу гитлеровцев, где наступал отряд Лазнюка. Услышав первые выстрелы, лазнюковцы стремительным броском вышли к южной окраине деревни. Здесь немцы тоже применили тактику поджигания домов, но, к тому времени как постройки запылали, отряд уже вёл бой внутри деревни. В дома летели гранаты, а выскакивающие из них фашисты попадали под разящий оружейный и автоматный огонь.
В первые же минуты боя было уничтожено около 30 фашистов. Большинство из них – на счету Лазаря Паперника. Снайперская стрельба была его специализацией. Он и его товарищи винтовками действовали более эффективно, чем их противники автоматами и пулемётами. Конечно, каменные дома служили немцам хорошей защитой, но стоило кому-нибудь высунуться из укрытия или выбежать из дома, как меткие пули Паперника, Худолеева, Ануфриева, Соловьёва, Аверкина и других стрелков разили их наповал.
Зафиксировав чутким ухом пограничника, что стрельба на противоположной стороне деревни стихла, Лазнюк направил туда двоих связных. Вернувшись, бойцы доложили, что батальон и отряд Горбачёва отступили к лесу. Естественно, в сложившейся ситуации противник всю мощь своего огня сосредоточил на зашедшем в тыл отряде.
Положение лазнюковцев ухудшалось с каждой минутой, возникла реальная угроза окружения. Развивать свой первоначальный успех отряд уже не мог, поскольку силы были слишком неравные. А отходить по открытой местности, через поле, под обстрелом противника значило обречь себя на верную гибель. Выход оставался один – с боем прорываться через деревню к своим.
Тактика продвижения омсбоновцев была такова. Если на пути их следования попадался дом, служивший немцам опорным пунктом, его закидывали гранатами, а выбегавших немцев добивали из стрелкового оружия. После этого перебегали к следующему дому. Двигались в основном по правой стороне улицы.
Когда очередной опорный пункт был замечен на левой стороне, туда ринулись помкомвзвода Николай Худолеев с бойцами Головахой и Аверкиным. По ним бил пулемёт, но каким-то чудом они сумели перебежать дорогу, оставшись при этом невредимыми, и подавить огневую точку противника, попутно уничтожив нескольких автоматчиков.
Помкомвзвода и мастер спорта Николай Худолеев в этом бою проявил не только храбрость и навыки спортсмена, но и незаурядную фантазию. Оказавшись в окружении, он принялся блефовать, подавая команды несуществующим подразделениям.