Войдя в терем, Василиса Николаевна и ее сыновья не стали раздеваться, так как печи никто не топил и было прохладно.
– Матушка, пусти меня тоже на стены, – вновь начал ныть Никодим, – чем я хуже-то Николки? Вон и младше меня парни на стены пошли, а ты меня не пускаешь!
– Ты боярский сын, и тебе рано еще в бой идти. Будет время, навоюешься. Не хотела я, чтобы такое в жизни вас застало, да, видно, мало Господу за вас молилась.
– Матушка, если ты меня сама не отпустишь, я убегу! Стыдно мне вместе с женами и стариками в церкви стоять! Перед людьми стыдно!
– А ты на это внимания не обращай, завидуют они тебе!
– Да не из-за этого. Я хочу город свой защищать, от меня на стенах польза будет. В общем, пусти меня, мать!
– Нет! И думать забудь.
– Матушка, коли не пустишь с оружием в руках, я без оружия убегу и без брони. Вот так я скорее смерть свою найду!
– Да не нужен ты там, на стенах, – решила по-другому убедить сына не идти Василиса Николаевна, – там и без тебя места не хватает.
– Там кровь льют мои братья и отец, а я здесь сижу. Мой друг Ромка, Борисов сын, всего на год меня старше, а с отцом на стенах стоит. Пойми ты меня, мать, коли воля Бога нам умереть, то от нее не уйдешь, а коли враг город возьмет из-за того, что вот такие, как ты, не отпустили своих сынов, то и вовсе беда будет.
Громкий стук заставил всех вскочить. Пашка, младший сын Василисы, бегом направился к порогу и через секунду закричал.
Василиса Николаевна побежала к двери. У входа стоял один из ее старших сынов, Василий, весь в крови.
– Матушка, позволь в дом войти, – сквозь зубы процедил он.
Юноша был ранен в руку. Из раны шла кровь и торчал обломок стрелы. Кольчуга была порвана в нескольких местах.
– Басурмане и ночью не унимаются, – хрипло проговорил Василий, опускаясь на лавку, – Господи Иисусе, дай силы выдержать. А-а-а…
– Сынок, сейчас я воды принесу, надо бы кого на помощь позвать! Стрелу в теле оставлять нельзя – загноится. Господи, помоги! – завопила Василиса Николаевна.
– Вась, – спросил у брата Лев, – мы тут с Никодимом тоже к вам на помощь собрались, там для нас место найдется? Мешать не будем.
– Господи, помоги! – заорал Василий, когда мать и Никодим стали помогать снять с него кольчугу. – Там, Лева, ад на земле. Дима на моих руках умер. На моих руках.
Василису Николаевну словно ударило молнией.
– Как! Дима не мог умереть! Не мог! Господи, за что ты меня караешь так! Евпатий, будь ты проклят со своей медлительностью, почему тебя здесь нет! Где помощь, которую ты ведешь? Проклинаю тебя, Евпатий!
Боярыня Василиса стала слать самые разнообразные проклятия, призывая на голову Евпатия и чуму, и смерть в бою, и молнии. Впрочем, это было лишь средство, с помощью которого она переносила все страдания. Боярин Евпатий, по ее словам, был виновен в смерти Дмитрия.
– Матушка, остановись, – сказал Василий, – может, уже и нет в живых Евпатия. Рать монголов, может, и его войско разбила, а ты ему такие слова говоришь. Коли есть какая помощь, то приведет ее Евпатий Львович! Приведет.
– Васенька, тебе сильно больно? – снова засуетилась Василиса Николаевна. – Господи, как бы у тебя жар не начался. Сейчас я стрелу попробую вынуть. Надо ее вглубь вонзить, чтобы она насквозь прошла. Вася, возьми вот палку в рот. Боль будет адская. Терпи, сынок, терпи!
Василий заревел от боли и, казалось, готов был раскусить зажатую в зубах палку.
– Мать, я иду на стены, – твердо сказал Никодим, – и не смей мне мешать. На все воля Господа.
– Погоди, Никодимка, – прошептал Василий, – сейчас мне мать рану перевяжет и я с тобой пойду.
– Да никуда вы не пойдете! Ты уже свое отсражался, а ты еще мал. Не для того вы росли, чтобы умереть вот так!
– Затяни, мать, мне рану покрепче, и пойду я. Там, на стенах, кровь льется, и там отец и Николай стоят. Наше место рядом с ними. Мы уйдем со стен, другие уйдут – падет Рязань.
Василиса понимала, что ее сыновья уйдут, но не могла вот так просто взять и отпустить их. Зачем им идти на стены, на холод, на снег и дождь, когда можно спокойно растопить печь да погреться? Ведь их жизни ничего не изменят. Ну почему они не понимают этого!
– Прощай, матушка! Пойдем, Никодим, там мы нужнее. Лева, Пашка, за матерью смотрите и помогайте ей, пока мы не вернемся. Ты, Лев, еще оружие проверь, помнишь, как дядька Евпатий учил, а то, не ровен час, и биться будет нечем.
Василиса Николаевна схватилась руками за голову, а после встала на колени перед образами и стала молиться. Она не знала, о ком ей молиться: об убиенном в бою Дмитрии или об остальных своих детях и супруге.
– Господи, помоги и отведи ты этих басурман от города православного. Господи, не карай нас жестоко и дай силы выдержать нам, и пошли Евпатию силы, чтобы он быстрее пришел к нам на помощь! Помоги ты славным черниговским воинам прийти к нам, несмотря на непогоду и распутье. Направь ты их коней к нам невредимыми и даруй нам спасение!
Смерть Василия Гавриловича
Тела покрыли все пространство на подступах к городу. Прямо по павшим воинам шли новые и новые враги. Силы защитников Рязани с каждым разом все слабели и слабели.
Монголы не давали рязанцам ни минуты отдыха. Гавриил Константинович и его сыновья стояли вместе на стенах и глядели, как вновь собираются для атаки монгольские орды. Стрелы, которые свистели в воздухе, уже никого не пугали, и никто на них особого внимания не обращал. Монголам редко удавалось попасть в цель, так как стреляли степняки в основном наугад.
– Вася, – произнес боярин Гавриил Константинович, – шел бы ты домой. Здесь, на стенах, от тебя, раненого, толку не очень много. Сейчас вон опять монголы на штурм пойдут.
– Как я уйду со стен? Как я вас оставлю?
В это время на стене появился воевода Борис Игнатьевич. Проходя мимо защитников, он приободрял их.
– Рана болит, воин? – обратился воевода к Василию.
– Терпимо, – соврал Василий, – басурман бить еще могу.
– Ну, тогда стой насмерть, воин! Смотри, вон опять поганые бегут, – сказал Борис Игнатьевич, – воины, луки!
Василий схватил колчан и стал подавать стрелы братьям. Те стали выпускать их по басурманам. Кто-то из врагов упал, но большинство монголов добежали до стен и, приложив к ним лестницы, стали быстро лезть наверх.
– Рязанцы, – закричал воевода, – стойте крепко. С нами Бог, а за нами его церкви святые! Стойте насмерть!
– Да когда же помощь эта придет, – послышался чей-то окрик, – ведь мы тут кровью исходим. Господи, помоги выстоять!
Со стен полилась смола, и вопли врагов, которые, ошпаренные, падали вниз, под ноги своих же товарищей, огласили округу.
Василий вместе с братом Николаем опрокинули на лезущих по лестнице монголов целый котел с раскаленной смолой.
– Сдохните, поганые ироды! – закричал Василий.
Несколько человек, ошпаренные, упали с лестниц, но их место тут же заняли другие, более удачливые. Степняки влезли на стены и вступили в бой.
– Вася, отходи! – закричал Николай. – Тебя же убьют, коли не уйдешь!
– За Русь, за веру, за вас, братья, – ответил Василий и, не жалея жизни, бросился на врага. Василий понимал, что одной рукой он много не навоюет, но он и не собирался выжить. Он хотел отплатить врагам за Дмитрия и отплатил.
Тело юноши было рассечено вражеской саблей, но и его удар достиг цели. Монгол был насквозь пронзен его мечом.
Оба воина упали. Василий понимал, что умирает, и перед тем, как отдать Богу душу, его глаза встретились с глазами монгола.
– Сдохни, пес! Не будет вам счастья на нашей земле! Кровью захлебнетесь. За Димку тебе, отродье!
Монгол тоже что-то шептал, но Василий не понимал слов врага. Интересно, он меня проклинает или молится своему богу, подумал Василий. Силы оставляли его, и теперь он только шептал проклятия монголам. Говорят, проклятие, произнесенное перед смертью, должно сбыться. Может, и мое сбудется.
Глаза юноши потухли. Братья не знали о его смерти. На стенах творилась неразбериха. Монголам удалось закрепиться, и они стали пытаться наращивать успех. Великий князь Юрий Игоревич понимал, что если врагов не сбросить вниз, то орда ворвется в город.
Настало время мне с избранными воинами вступить в бой, подумал великий князь и обратился к своим дружинникам, находившимся недалеко от стен.
Воины грелись у костров. Хоть многие из них хотели поскорее вступить в бой, великий князь берег их силы. Эти несколько сотен свежих воинов – все, что оставалось у Рязани. У монголов же были тысячи и тысячи ратников.
– Дружина! – обратился к ним великий князь. – Настало время и вам проявить свою отвагу и даровать Рязани жизнь! Сбросим монголов со стен! С нами Бог!
– С нами Бог!
Воины быстро обнажили мечи и побежали вслед за великим князем, который, оказавшись на стене, бросился в самую гущу врагов.
Смерть ходит рядом, думал великий князь, и скоро заберет меня. Меч великого князя обагрился кровью, а его воины быстро лишали жизней отважных степняков.
Почему они не бегут, задумался великий князь. Видно, их удаль столь же велика, как и их число. Вот уже почти сутки они, не жалея людей, лезли на стены, осыпали город стрелами и ни разу не бежали. Умирали, но не бежали.
Великий князь осмотрел защитников, простых горожан и воинов, которые стояли на стенах. Глаза их были красными, и казалось, они вот-вот упадут обессилевшими.
– Рязанцы! Я вижу вашу доблесть, но мне нужны воины, а не живые мертвецы, – громко сказал великий князь. – Пусть каждый третий из вас идет к себе в дом и там спит и ест, а после возвращается на стены!
– Княже, – услышал он в ответ, – а сколько еще стоять-то? Скоро ли черниговцы придут?
Великий князь ничего не ответил. Этот человек хочет выжить, и это его желание естественно. Но я хочу умереть. Больше, чем умереть, я хочу лишь отомстить.
Переговоры
Вечером к стенам города вместо очередной тысячи воинов приблизился всего лишь один всадник.