В начале 1918 года был в составе союзной миссии направлен в красный Мурманск и Архангельск. В феврале 1918 года появился в красной Одессе в составе союзнической миссии английского полковника Бойля и занялся организацией английской агентурной сети с внедрением в круги красных комиссаров (есть признаки, что там он сошёлся с Я. Блюмкиным).
В начале марта 1918 прибыл в Петроград и прикомандирован к военно-морскому атташе капитану Кроми, затем к главе английской миссии Брюсу Локкарту дипломату и разведчику (что, впрочем, во время войны одно и тоже). Рейли и его непосредственный начальник в России Роберт Брюс Локкхарт, составили план, по которому личная охрана Ленина, нёсшая охрану Кремля — латышские стрелки, — будут подкуплены для совершения переворота. Они верили, что подкупили командира латышских стрелков, полковника Эдуарда Берзина, которому передали 700 тысяч рублей (по данным коменданта Кремля П. Малькова, официально — 1 200 000; для сравнения: зарплата Ленина тогда была 500 рублей в месяц). Берзин был верным большевиком и рассказал всё Свердлову и Дзержинскому. Наивные британцы втянули в дело американцев и японцев. «Перевербованному» Берзину были сообщены явки и адреса известных белогвардейцев. Когда в августе 1918 произошло покушение на Ленина, заговор западных дипломатов рухнул. Волна красного террора уничтожила их сеть. Белогвардейцев расстреляли, а полученные деньги пошли на постройку клуба для латышских стрелков и издание агитационной литературы. Рейли удалось бежать, но он был заочно приговорён к смертной казни.
В мае 1918 года совершил вояж на белый Дон, к Каледину, и под видом сербского офицера через всю Россию вывез в Мурманск и посадил на английский эсминец Александра Керенского. Затем в Москве и Петрограде принялся организовывать заговоры против большевиков. В июне 1918 года передал пять миллионов рублей для финансирования Национального и Тактического центров. Координировал мятеж левых эсеров 6 июля 1918 года в Москве.
В Москве Рейли легко и свободно вербовал советских служащих (в том числе и секретаршу ЦИКа Ольгу Стрижевскую) и получал от них нужные ему документы, в том числе свободный пропуск в Кремль по подлинному удостоверению сотрудника ЧК на имя Сиднея Релинского. Также выступал под собственным именем, под именами сотрудника угро Константинова, турецкоподданного негоцианта Массино, антиквара Георгия Бергмана.
Многие дела Рейли проваливались: попытка убить Ленина не удалась из-за отмены митинга, где тот хотел выступить, восстание левых эсеров провалилось, задание Локкарта организовать мятеж в петроградском гарнизоне тоже провалилось.
Удалось убийство эсером Яковым Блюмкиным немецкого посла Мирбаха, и покушение на Ленина 30 августа 1918 года, которое чекисты объясняли «заговором послов». На заочном суде в ноябре 1918 года в Москве Рейли был приговорён к расстрелу и объявлен вне закона.
После разоблачения заговора Локкарта и убийства Кроми Рейли сбежал через Петроград — Кронштадт — Ревель в Англию, где стал консультантом Уинстона Черчилля по русским вопросам и возглавил организацию борьбы с Советской властью. Он писал, что большевики — «раковая опухоль, поражающая основы цивилизации», «архивраги человеческой расы», «силы антихриста». «Любой ценой эта мерзость, народившаяся в России, должна быть уничтожена… Существует лишь один враг. Человечество должно объединиться против этого полночного ужаса».
В начале декабря 1918 года Рейли опять в России, в белом Екатеринодаре, офицер связи союзной миссии в ставке главкома ВСЮР Деникина. В начале 1919 года посещает Крым и Кавказ, с 13 февраля по 3 апреля 1919 находится в Одессе в качестве эмиссара.
В своей родной Одессе анонимно публикует в белогвардейской газете «Призыв» № 3 от 3 марта первую автобиографию с описанием заслуг в борьбе против большевизма. Через ту же газету (№ 8 от 20 марта) сдаёт белой контрразведке трёх чекистов, с которыми встречался в Советской России: Грохотова из Мурманска, Петикова из Архангельска и Жоржа де Лафара из Москвы.
3 апреля 1919 года эвакуируется вместе с французами из Одессы в Константинополь, откуда он и прибыл сейчас сюда…
— Что Вы там сказали относительно нового эмиссара?
— Это Энвер-паша, вы должны помнить его по Великой войне.
— Да что Вы?! Турецкий военный министр!
— Именно. С ним Вам и предстоит работать.
— Отлично. С ним мы найдем общий язык.
— Я тоже так полагаю. Теперь о деле. Эмир бежал в Пакистан и встретился там с Исмаил-беком. Он просит военной помощи, чтобы вышибить отсюда Советы, пока они еще не вполне прочно здесь укоренились. Сами понимаете, без нашего одобрения он не может выдвинуться на территорию, которая ему не принадлежит. Ему нужно быть уверенным в нашей военной поддержке. А мы в свою очередь не хотим устраивать здесь театр боевых действий. Нам надо перетянуть на свою сторону Энвера, и тогда мы создадим видимость военного участия и переворота. Исмаил-бек вместе с эмиром вернется сюда, обеспечит свое военное присутствие и как следствие — нам обеспечит военную поддержку. Оба будут думать, что обязан нам по гроб жизни, и тем самым откроют прямой путь воздействия на них по любым стратегическим вопросам.
— Значит, я должен склонить на свою сторону Энвера? Учтите, он очень жаден, это потребует расходов.
— Об этом можете не беспокоиться. Но вот что имейте в виду. В распоряжении у Энвера есть какая-то сверхмощная военная группа. Это не красноармейцы и даже не военные советники. Они владеют искусством войны в совершенстве, а также имеют в распоряжении сверхмощное и современное вооружение. Мы пока не выяснили, что это за группа и откуда растут ее ноги, но опасайтесь их. По счастью, мнительный и подозрительный коммунист Фрунзе распорядился арестовать их командира за какое-то неосторожно брошенное слово. Но учтите — это временно. Если Энвер плотно поговорит с этим военным, то в его голове могут произойти некие изменения, которые не лучшим образом скажутся на ваших с ним отношениях. Спешите. Но не слишком…
В это время Фрунзе водил Энвера по захваченному дворцу, кратко вводя в курс дела.
— …Так что здесь, товарищ Энвер, работы Вам предстоит еще достаточно. Опирайтесь в работе на младобухарцев и тщательно работайте с кадрами. Сейчас возможна любая провокация со стороны англичан, а тут их еще пока пруд пруди. Они будут стараться восстановить власть эмира, тем более, что сейчас он опирается на их старинного приятеля Исмаил-бека, до которого тут рукой подать. Мы не можем переходить пакистанскую границу — это будет значить объявление войны, а у нас пока есть куда силы расходовать. Потому будьте начеку.
— Да, это верно. Силы еще понадобятся…
— Знали бы Вы, с какой болью в сердце покидаю я Туркфронт… Столько всего здесь пройдено… Кстати, ничего не слышали, куда меня собираются перебросить?
— В Крым. Там сейчас очень сложно. Врангель, Деникин… Одним словом, работы непаханое поле. Вы же понимаете, что такой военный специалист как Вы нужен там, где идет война. А там, где установился даже относительный мир, нужны уже политики.
— Надеюсь на Ваш опыт, товарищ Энвер… Да и вот еще что. У нас здесь группа какая-то объявилась…
— Что за группа? — Энвер насторожился и заинтересовался.
— Не знаю. Говорят, что дезертировали с фронта до подписания Брест-Литовска, отсиживались в здешних местах. Но… уж очень все как-то нелепо выглядит. Оружие при них — такого и у немцев не было отродясь. Одеты как-то чудно. Да и сам факт, что они притащились сюда, за тысячи верст от линии фронта, наводит на дурные мысли. Они здорово помогли нам при взятии Бухары, а потому сомнений в их правильности нет. Но есть сомнения в контрреволюции. Командир стал говорить мне что-то ужасающее про Ленина и Сталина, явно какая-то контра… я распорядился посадить его под арест. Дальше его судьба в Ваших руках, но я советовал бы повнимательнее к ним присмотреться. А лучше всего — этапировать в ВЧК.
— Я так и сделаю, товарищ Фрунзе, будьте покойны… — Энвер солгал. Ему было не привыкать. Теперь любопытство глодало его под корень…
Николай Козлов, боец группы Савонина, бродил по Бухаре без дела. Бойцы разбрелись кто куда — все ждали, какое решение примет Ценаев относительно командира, а сам Ценаев ждал встречи с новым эмиссаром Москвы, чтобы попытаться словами убедить его освободить Валерия. Часы ожидания были утомительны для всех — и для Ахмеда, и для бойцов, и для Валерия. И если последний томился в прохладном винном погребе дворца эмира, то подчиненные его бесцельно слонялись по старому городу, убивая время и не переставая удивляться своему странному перемещению в это странное время. Что до Козлова — он до сих пор слабо верил во все происходящее.
Бродя по крепости, дошел он до базара. Остановился, чтобы купить немного фиников — экзотические фрукты, которых в советской Москве 1985 года было не достать, здесь буквально валялись под ногами. Грешно было проходить мимо. Купив полюбившуюся ему еду Пророка (с.а.а.в. с), он присел у арыка, чтобы помыть и съесть пряную ягоду, как вдруг поймал на себе взгляд девушки, тащившей большую корзину фруктов.
Дивная, стройная, смуглая восточная красавица, какой, должно быть, была сама Шахерезада… но в то же время в скромном деревенском наряде и с закрытым лицом. Он не видел лица, но знал, что она ослепительно хороша — когда-то давно он прочитал в одном из журналов «Здоровье», что мужчина формирует представление об облике женщины по взгляду. Сейчас он проверил это на себе. Глядя на него, она смеялась — уголки карих глаз сузились, выдавая совсем еще девчонку, их хозяйку. Он подмигнул ей. Пошел дальше.
Несколько десятков метров спустя, снова почуял на себе чей-то взгляд. Обернулся — снова она. Завидев его, смутилась, засмеялась и спряталась в каком-то узком переулке. Солдат пошел за ней. Большой северный медведь, светлый, синеглазый, с белой кожей — таких здесь сроду не бывало. И темная, смуглая, загадочная и наверняка опасная — тем опаснее, что сама не знает силы своей красоты, — восточная девица. Про них, наверное, поэт сказал: «Они сошлись — волна и камень,