Стихи и проза, Лед и пламень…»
По наитию солдат шел за ней. Она ускоряла шаг, то и дело оборачивалась, смеялась, встречалась с ним взглядом и снова ускоряла шаг. То и дело ловя его взгляд, казалось, она не может напиться, налюбоваться им — но, судя по тому, что отводила глаза так же быстро, понятно было, что еще очень боится.
— Стой! — не выдержав, наконец крикнул он ей.
Испугавшись его командного голоса, она припустилась бежать что есть мочи. Но тяжела была ноша — не давала унести ноги. Вскоре она споткнулась и упала, рассыпав фрукты по земле. Паранджа слетела с лица, открывая и впрямь картинную красоту.
— Отвернись! — закричала она.
— Пожалуйста… — Николай смотрел фильм «Белое солнце пустыни», и знал, что восточные женщины очень трепетно относятся к открытию своей внешности посторонним мужчинам. Правда, не понимал почему.
Пока она поправляла паранджу, он собирал для нее фрукты в корзину. Наконец все было кончено. Она протянула руки к своей покупке.
— Да ладно уж, донесу. Показывай дорогу.
— Идти далеко, — упредила она.
— Да ладно…
Как водится, разговорились.
— У нас не положено, чтобы мужчина видел женщину до свадьбы…
— Вот так номер! А если он женится, а там страшилище окажется?!
Она рассмеялась:
— Тем хуже для нее. Если она не будет нравиться мужу, он прогонит ее.
Николай присвистнул:
— Ну и нравы.
Она улыбнулась в ответ:
— Это только кажется так. На самом деле и хорошего много.
— Может быть… Тебя как звать-то?
— Джамиля. А тебя Коля.
— Откуда ты знаешь?
— В городе уже многие знают про вас…
— Ну надо же, — недовольно сплюнул под ноги сержант.
— Не огорчайся. Вот. Съешь финик, ты же их любишь, — она достала из корзины и впрямь полюбившийся ему фрукт и протянула Николаю. Тот улыбнулся наивной детской улыбкой большого ребенка — мало же этому юноше надо было для счастья. Он ел, а она смотрела на него и улыбалась, сама не зная, чему.
Идти и впрямь было далеко — жила она почти что за городом, на высоком холме, у берега Амударьи, где еще несколько дней назад ловили они с бойцами беглого эмира. Холм был усеян большим садом, а на вершине его красовался дивный кишлак — несколько красивых и богатых домов.
— Это туда тебе идти?
— Да. Только я пойду одна.
— Почему? Ты служанка там, что ли?
— Нет, глупый. Я дочь Фузаил-Максума, богатого и знатного человека. Он будет против, если ты придешь.
— Почему еще? — обиделся парень.
— Он моджахед.
— Басмач, что ли?
— Они не любят, когда их так называют. Они считают, что вы посягнули на чужое, когда выгнали эмира. Грозятся отомстить.
— Да ладно, знаем мы их. — Коля было осерчал, но перечить ей не стал. — Держи. Отпущу тебя, так и быть.
— Приходи завтра на базар, — улыбнулась она ему напоследок и сунула в руку очередной финик. Парень просиял — надо ли говорить, что весь следующий день, несмотря на палящее солнце, он охотно проведет на базаре?..
Обратной дорогой он жевал финик — и хотя они уже стояли где-то возле горла, этот был самым вкусным. Еще бы, из таких рук!
Глава седьмая
В бухарском стане группы Савонина царили разброд и шатание. Пока командир сидел под арестом в подвале дворца эмира, наслаждаясь прохладой и потягивая вино из погребов беглого властителя, а охрана его была настолько смехотворна, что какой-нибудь Пехтин мог одной левой уложить их всех, Ценаев все же не решался на какой-нибудь серьезный шаг, дожидаясь санкции от Энвера-паши. Тот все никак не мог выкроить время, чтобы принять командира советских разведчиков, а те словно бы и не спешили на прием — разгуливали целыми днями по городу и от пуза наедались изобиловавшими здесь фруктами.
Что до Николая Козлова, то он весь день провел на базаре. Хитрая Джамиля пришла только к вечеру, когда солнце начало садиться.
— Чего ты? Я весь день тебя жду, — с некоторой ребяческой обидой в голосе сказал он. Девушка улыбнулась в ответ:
— Тебе и положено ждать, ты же мужчина.
— Хитрая какая, — улыбнулся Николай. — Что ты сегодня хочешь купить?
— Надо купить угля для тандыра, иначе скоро не на чем будет печь лепешки.
— Ну в таком случае я тебе точно сегодня пригожусь. Не тащить же тебе мешки самой.
Джамиля только улыбнулась ему. Вдвоем они поспешили к торговцу углем — у него остались к этому часу последние два мешка. Моэдзин с минарета громко прокричал величественное «Аллаху акбар!»- магриб, вечерний намаз, означал, что торговля на сегодня окончена. Насилу спела девушка купить уголь. Николай нес на плечах оба мешка до самого ее дома, но, несмотря на длительность пути, ноша не казалась ему такой уж тяжелой.
— Скажи, а как твой отец относится к установлению Советской власти?
— Плохо, конечно. Но, если честно, он и его друзья еще до конца не верят в то, что станет правдой все, о чем говорил Фрунзе.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну равенство мужчин и женщин например. Что это за ерунда?
— Сама ты ерунда. У нас уже давно так.
— У нас? — переспросила Джамиля. Николай чуть было не рассказал ей, что прилетел сюда откуда ни возьмись с помощью какой-то чудесной силы, перенесшись тем самым более чем на полвека назад, но быстро осекся. Он сам до конца не верил в случившееся с самим собой и потому, чтобы лишний раз не разочаровываться и не огорчаться, старался гнать от себя научно-фантастические мысли о перемещениях во времени — как знать, может все еще и образуется. Сейчас ему подумалось, что он похож на отца Джамили — оба не верят в то, что медленно, но верно становится для них реальностью.
— У нас, в России. Давно так.
— Скажи, а откуда вы здесь появились?
— Кто это — вы?
— Ну… новые солдаты, что ли… Все жители города видят, что вы очень отличаетесь от обычных красноармейцев, и потому боятся вас. Говорят, в вас сокрыта какая-то дьявольская сила…
— Вот уж ерунда полнейшая! Никакой силы в нас не сокрыто. Мы обычные солдаты, были на войне с Германией, потом дезертировали — когда Керенский издал декрет о мире, а домой возвращаться не спешили — революция как-никак. Потом вот сюда пришли, а за нами и революция. Решили присоединиться.
Джамиля смотрела на него и улыбалась.
— Чего ты?
— Ничего.
Николай вспомнил, что несколько лет назад посмотрел фильм «Бриллиантовая рука». Один из героев там скверно выучил легенду происхождения на своей руке таинственного гипса, служившего тайником для контрабандистов, и от частого повторения его ложь становилась все более заметной: «Поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся — гипс!» Он напомнил себе этого героя Юрия Никулина, и потому несколько смутился. Джамиля помогла выйти из ситуации.
— А у тебя была там… ханум?
— Кто-кто? Девушка, что ли?
— Если это у вас так называется…
У Коли была девушка дома, но, как говорится, какой мужчина в командировке не холостой — он решил немного слукавить. В пределах, так сказать, допустимого.
— Нет. А у тебя?
— Что у меня?
— За тебя уже кто-нибудь посватался?
— Мой жених Торекул погиб в бою с красными еще до того, как мы успели сыграть свадьбу. Пока отец не думал о его замене.
— А ты-то сама? Не думала?
— Что ты?! У нас так не положено! Выбирать самой — значит, проявлять неуважение к отцу, а это недопустимо!
— А что он скажет, если снова увидит меня с тобой?
— Думаешь, он вчера видел нас?
— Думаю, что, если даже и не видел, то уж непременно донесли.
Девушка опустила глаза:
— Ты прав.
— Сильно ругался?
— Нет, не очень… Скажи… А я нравлюсь тебе?
Николай покраснел:
— В каком смысле?
— Ну… как женщина…
— Ты же говоришь, что выбор спутника не входит в твою компетенцию?
— В мою… что?
— Неважно. Если даже и нравишься, то что изменится?
— Поняла, — она снова улыбнулась. «Смотри-ка, а неглупа она для селянки с окраины Бухары», — подумал Коля. — Ты тоже приглянулся мне. У нас таких нет. Все маленькие и некрасивые. Ты большой. Сильный. Как русский медведь.
Они ненадолго остановились. Солнце садилось здесь быстро, окутывая город и его окрестности темными и холодными сумерками. Жаркое солнце и ледяные ночи, видимо, заставляли все жизненные процессы здесь течь быстрее — раскалившись за день, мозг переставал работать, предоставляя чувствам и инстинктам выполнять все его функции. Николай и Джамиля — нет, не посмотрели — впились глазами друг в друга. Держа два мешка одной сильной и могучей рукой за плечом, вторую он протянул к ней, взял ее за талию и притянул к себе — так, что паранджа снова упала наземь, открыв ее бесподобное лицо. Она попыталась вернуть ее на место, но на месте этом уже были его губы…
Несколько мгновений показались им вечностью. Оторвавшись от губ сильного и настойчивого «медведя», она бросила ему:
— Пойдем скорее, отец заждался.
Так случилось, что до самых ворот дома донес Николай мешки, не желая обременять прелестницу такой тяжестью. Когда она затаскивала их за ворота, его фигуру случайно увидел Фузаил-Максум — отец Джамили. Высокий, грузный бородач в толстом халате и видными даже в полутьме иссиня-черными суровыми глазами — не один десяток красных был на его руках. Этот басмач умел хозяйствовать, но умел и защищать свое хозяйство. Николай и Фузаил-Максум встретились взглядами. Минутная искра пробежала между ними, но солдат почему-то не спешил уходить. Словно слышал или понимал, что говорил отец своей дочери:
— To’g’ridan-to’g’ri xususiy u erda?
— Just menga yordam berdi.
— U Qizil Armiyaning?
— Yo’q, u faqat rus askarlari. Bu yerda voqea sodir bo’lgan.
— Mayli — Then.[14]
— Отец приглашает тебя войти…
— Да ладно, вот еще…
— Нет, нет, так положено. Проходи.