лю, да еще вдобавок и не созидать, а разрушать и грабить. Но он сдержался, наскоро спустившись вниз. В тени у арыка на скамейке дремал Пехтин.
— Вставай.
— Ну чего орешь? Такой сон испортил…
— Где Ахмед?
— Не знаю, пару часов назад вышел от Энвера и ускакал куда-то, сказал в восемь вечера общий сбор, чтоб все были. Вот отдыхаю. А чего ты?
Николай не ответил — сломя голову он бросился в сторону гостиницы и велел портье срочно найти мистера Стоквелла, сам оставшись ждать внизу, в прохладном холле. Англичанин спустился на удивление быстро — словно ждал встречи или только что откуда-то пришел.
— Портье сказал, что Вы искали меня?
— Он не солгал.
— Слушаю Вас, мой дорогой.
— Я согласен на Ваше предложение. Что я должен делать?
— Хм… Позвольте поинтересоваться, чем это вызвано?
— Личные причины, и скоро вы о них узнаете. Но так или иначе я Ваше предложение принял. Что Вы хотите узнать от меня? Планы продвижения РККА вглубь Бухары?
— Не совсем. Ситуация меняется, и эта информация мне больше не интересна. Однако, в свете этой перемены, Ваша значимость для меня меньше не стала. Пока не могу точно сказать, как Вы сможете мне помочь, но иметь в загашнике человека из Вашей группы буквально жизненно необходимо, как выяснилось. Ну и разумеется, все Ваши труды и возможный риск будут щедро оплачены…
— Бросьте, Стоквелл, или как Вас там. Я пришел сюда не потому, что испугался Ваших угроз касательно моей дискредитации или потому что позарился на Ваши деньги. Идеологически мы были и остаемся врагами, это факт. Однако, мы оказались по разные стороны баррикад еще и с теми, кто сегодня управляет Бухарой. И не только потому, что они держат в плену нашего командира — политику всегда можно оправдать. Линия партии большевиков не приемлет мирного кровопролития, это недопустимо, что ни говори.
— «Враг моего врага — мой друг»? — припомнил Рейли фразу, слышанную уже сегодня.
— Что-то вроде того.
— Вот и славно.
Прощаясь со шпионом, Николай еще не знал личности того, с кем беседовал. А виной всему — железный занавес. Если бы не он, то молодой человек знал бы, что за два года до их полета в Баграм, в 1983 году, на экраны в США вышел сериал под названием «Рейли-король шпионов». Причем сходство его визави с актером Сэмом Нилом, исполнившим в фильме главную роль, было бы невозможно не заметить.
В это время ахал-текинец Ценаева нес его на спине в сторону Кагана и дальше него — к тому самому нагорью, где дней 10 назад они очнулись и где встретили караван Мадамин-бека. Некоторые караванщики, похожие на тех, так же гарцевали на лошадях возле отвесной скалы, у которой ребята нашли обломки своего самолета. Они были облачены в толстые халаты, а лица их укрывали повязки — так они защищали дыхательные пути от песка, что поднимался горчим ветром и носился по всей пустынной местности. Приблизившись к одному из всадников, Ценаев остановился.
— Привет.
— Привет. Где пропадал?
— Да, были дела. У вас все нормально?
— Нормально, если не считать того, что я сижу черт знает где и непонятно зачем. Когда это кончится? Когда мы вернемся в Москву? — собеседник Ценаева снял с лица повязку. Это был Никита Савонин, сын боевого командира Ценаева, который сейчас томился в бухарском плену и даже не подозревал о существовании у него отпрыска.
— Теперь все прояснилось. Скоро сам все увидишь, и тогда вместе отправимся домой.
— Что прояснилось? Ты можешь толком объяснить?
— Объяснять будешь ты. Только не мне, а солдатам, которые еще пребывают в плену коммунистической идеологии — о том, как нельзя вторгаться на чужую территорию, о том, что вообще ждет Узбекистан после прихода к власти большевиков…
— А причем здесь Афганистан? У нас о нем спор был, если помнишь.
— Если у нас получится все изменить здесь и сейчас, то не будет никакого Афгана, и по-другому сложится сама история человечества. Не будет мирового терроризма, не будет миллионных жертв, понимаешь? Вся история — в твоих руках.
— Тьфу…
— Чего ты?
— Да не по душе мне все эти затеи с корректировкой мировой истории. Помнится мне, я как-то уже во что-то похожее вляпывался…
— Почему именно ты?
— Тот же вопрос и я тебе хочу задать. Почему именно я? Мне, что, больше всех надо? Дернул меня тогда черт заспорить с тобой…
— Ладно, не ворчи. Скоро все кончится. Едем со мной.
Ценаев отъехал к остальным караванщикам, бросил им что-то на непонятном Никите языке и, оставив их здесь, в компании юноши поспешил обратно в Бухару — вернуться предстояло до темна.
Глава девятая
— Так значит, ты затащил меня сюда, чтобы… — Никита и Ахмед ехали в сторону Старой Бухары и разговаривали о готовящемся выступлении.
— Ты был прав. В разговоре с тобой я убедился, что второго человека, способного разделить мои взгляды относительно природы терроризма, ноги которого в нашей стране так или иначе растут из Афганской войны, мне не найти. Я не один десяток лет пытался донести до людей то, что ты мне объяснил за один вечер. Мы нашли общий язык, хотя тебе я старался этого не показывать. Да и твои утверждения были в целом резки, хотя и правильны… В одном ты никак не желаешь признавать неправоту — это в том, что именно российская экспансия на Восток, равно как экспансия любой сверхдержавы, всегда приводит к краху как самой кампании, так и той страны, против которой она направлена. Я понимал, когда тащил тебя сюда, что, не приди наши в Бухару в 1920-ом, не было бы Афгана. Ты отказывался это понимать, и только увиденное собственными глазами может стать для тебя доказательством. С другой стороны, я также понимал, что положение в Бухаре в 1920-ом году можно исправить только с использованием современной боевой силы, которую в 1985 году несомненно мы из себя представляли. Но как настроить ребята сражаться против солдат РККА во главе с Фрунзе, по учебникам которого они учились и чьи портреты сопровождают их всю жизнь в стенах Военной академии? Для этого нужен человек из будущего. Такой же, как и они. Но из будущего более далекого, чем 1985 год. Которому известно больше, чем им. Только он сможет их в этом убедить.
— И ты избрал на эту незавидную роль меня?
— Именно. И заодно решил убить второго зайца — продемонстрировать тебе истинную причину радикальной настроенности исламских государств против гегемонов, вторгающихся на их территорию с незапамятных времен. Таким образом, все сошлось. Теперь ты должен убедить их выступить против Красной Армии на территории Старой Бухары.
— Что значит «должен»? А если я не хочу?
— То, что ты увидишь, должно тебя убедить.
— Что, например?
— Например твой отец, находящийся под арестом по приказу Фрунзе по подозрению в контрреволюции!
— Он там?! — опешил Никита.
— Конечно.
— И за что же его арестовал тот, умнее которого Советская Армия не знала и не видела со времен своего основания?!
— За крамолу. Твой отец попытался предупредить Фрунзе, что в 1925 году на операционном столе его по приказу Сталина может постигнуть незавидная участь. Порекомендовал выехать а рубеж незадолго до операции и остаться там…
— Да уж, действительно, глупая затея…
— Но у меня есть условие! Ты не должен официально узнавать своего отца и говорить ему обо всем раньше времени. Во-первых, он может не поверить, а это плохо скажется на плане операции. А во-вторых, боец должен идти в бой с абсолютно холодным сердцем. Согласись, когда ты защищаешь грудью жизнь своего сына, сохранять спокойствие не всегда удается. Особенно твоему отцу — человеку в силу возраста еще эмоциональному…
— Договорились. Когда я смогу признаться ему во всем?
— Очень скоро. Как только дело будет сделано и Советская военная администрация полетит из Бухары ко всем чертям, мы возвращаемся назад.
— Мы? — нарочито уточнил Никита, то и дело ожидая от Ахмеда какого-нибудь очередного подвоха — после двух подряд перемещений во времени его опасения можно было назвать разумными.
— Мы все возвращаемся назад, — четко и пристально глядя в глаза юноше, ответил Ахмед.
— Послушай!
— Да?
— Один вопрос для меня так и остался невыясненным в этой ситуации… Ты кто такой? Откуда у тебя вся эта магическая сила? Почему именно ты избран в качестве проводника между временами? И почему суждено тебе было оказаться возле меня, а не возле семьи какого-нибудь другого бойца спецназа ГРУ? Почему таков состав действующих лиц?
— Я бы объяснил тебе, но вон уже Старая Бухара, мы подъезжаем…
Пока ехали по городу, Ахмед кратко вводил Никиту в курс дела — рассказывал, как жила Бухара до прихода красных, и что меняется сейчас. И хотя юноша помнил основные события Бухарской революции по институтскому курсу истории, личное созерцание напуганных бухарцев, пьяных красноармейцев, слоняющихся туда-сюда, и последствий пожара на холме воодушевили его больше, чем учебники маститых ученых.
Когда ребята прискакали ко дворцу эмира, стало смеркаться. Во исполнение приказа Ахмеда все бойцы группы собрались в восемь вечера у конюшни дома эмира — там их не увидели бы бойцы Белова, и они спокойно смогли бы провести совещание по вопросу, как планировалось, просто освобождения командира. Однако, Никита, жаждущий скорее возвратиться домой, решил сразу повести дело прямо и взять быка за рога. Началось все с представления.
— Вот, ребята, знакомьтесь. Это Никита. Он должен вам кое-что объяснить.
— Что?
— Вы послушайте сначала.
Никита взял слово:
— Вам надо не просто освободить командира. Да и не получится просто его освободить и продолжать праздно гулять по городу.
— А мы и не будем, — отрезал Козлов.
— А что вы планируете делать здесь после этого? — поинтересовался Никита.
— Вместе с командиром будем добираться до ближайшего города, чтобы выйти на связь с командованием…
— Послушай, перестань, — Никита посмотрел в глаза парню, который, хоть и годился ему в отцы, а по возрасту сейчас был его ровесником. — Пора перестать витать в облаках. Я прекрасно знаю, что попали вы сюда в результате временного перемещения. Год, из которого вы перемещены — 1985. А год, из которого перемещен я — 2017.