— Как это понимать? — вскинул кустистые брови Черчилль.
— Мы имеем дело с очевидной диверсией.
— О чем Вы говорите? Там кругом диверсия. Как дела у Энвера-паши? Удалось ему взять власть в свои руки и наконец отколоться от Москвы?
— Удалось. Уезжая, я застал его в прекрасном расположении духа. Ему на помощь пришла целая крестьянская армия бывших повстанцев. И хотя пуля Фрунзе достала ее командира, в распоряжении Энвера сейчас значительные боевые силы. Однако, младобухарцы готовят мятеж…
— И Вы уехали в такое время?! Почему Вы не наступили на горло этим немытым узбекам? Вы же знаете, как с ними надо работать!
— Потому и уехал, что не в них одних дело. Начнем с того, что я обрисую Вам обстановку. Советы бросили было на Энвера Турфронт, но первый значительный бой в Кагане был выигран нашим турком. Советы были отброшены назад, был установлен контроль над железной дорогой практически на всей территории эмирата. Между тем, повторного наступления можно ждать со дня на день. Говорят, что части Туркфронта также заняты борьбой с атаманом Анненковым на Урале, но это уже вчерашний день — атаман практически отошел от боевых действий и только и делает, что промышляет разбоем и грабежами. Если младобухарцы будут точить Энвера изнутри, то очень скоро он сдастся под натиском красных.
— Нам нельзя этого допустить! Надо задушить большевизм в колыбели! И если мы не смогли этого сделать в центральной России, то уж никак нельзя допустить экспансии Советов на Ближний Восток. Не забывайте об Афганистане и нашей «Большой игре»!
— Дослушайте до конца, сэр. Как мне кажется, кто-то из союзников действует против нас!
— Почему Вы так решили?!
— Вы не спрашиваете, какими, а вернее, чьими силами Энверу удалось захватить власть?
— Разве Исмаил-бек не осуществил интервенцию?
— Конечно, нет. Если бы так случилось, то и Энвер, и, вероятнее всего, Ваш покорный слуга болтались бы на виселице у эмира, которого мы накануне благополучно продали советским войскам и заставили бежать с обжитой им земли. Дело в том, что в распоряжении Энвера откуда ни возьмись — я, во всяком случае, так и не докопался до правды — оказалась небольшая, но очень мощная группа военных советников из-за рубежа. Хоть они и представляются русскими, но обмундирование у них совершенно не похоже на красноармейское. Это какие-то сверхлюди, воля Ваша — их в их едва ли не рыцарских доспехах даже пуля не берет. А вооружение, которым они владеют, ну никак не могло быть изготовлено в Советском Союзе.
Рейли вытащил из внутреннего кармана гранату, а также несколько пистолетных и автоматных патронов и высыпал их на стол перед Черчиллем. Политик, прошедший англо-бурскую войну и всегда бывший в курсе самых последних изысканий военной техники и вооружений, ахнул от увиденного и принялся рассматривать диковинные штучки.
— Больше того, изначально они представлялись сторонниками Советской власти. Моя подрывная работа среди их личного состава, а также явная глупость Фрунзе, арестовавшего их командира, сделали свое дело — они перешли на сторону Энвера и помогли ему установить свою власть. Да что там говорить — они целиком и выполнили всю работу, подчинив себе целый эмират.
— А где они сейчас?
— Отправились к Анненкову, несмотря на протесты Энвера, оставив его лицом к лицу с младобухарцами. Они полагают, что, если уговорить Анненкова начать открытое противостояние с РККА, это ослабит участие красных в Бухаре.
— Вы сказали, что Вам что-то не понравилось во всей этой истории.
— Именно. Очевидно, что таким вооружением не обладают ни союзники, ни Советы. Значит, кто-то еще в Европе горячо заинтересован в том, чтобы поддерживать власть в России в своих руках. Очевидно, что у этого кого-то изначально были имперские интересы, затем — договоренности с Лениным, который, как это ему свойственно, начал их нарушать, в том числе отправив за решетку этого командира военных советников, а затем они подумали и решили, что в условиях всеобщего развала и разрухи им самим удастся подмять Россию под себя. Понятно и их продвижение к центру — с окраин, с Бухары они приближаются к Москве. Они уже усиливают части Анненкова, а, разбив Туркфронт, я уверен, двинутся обратно на континентальную часть Советской России.
— И кто это может быть?
— А кто мечется всю дорогу между царем и большевиками?
— Неужели чехи?
— Другого ответа я не вижу. Снова интервенция, причем на этот раз скрытая, но куда более эффективная, чем раньше.
— Почему же они не ищут с нами контактов?
— Зачем мы им нужны? Они прекрасно будут властвовать на территории некогда богатейшей Империи и сделают ее своей колонией и без нашего участия. И, по-моему, они весьма наглядно продемонстрировали свои намерения на примере Бухары. Возвращение туда Исмаила уже невозможно — как только он или эмир туда сунутся, им тут же оторвут нос, такова сила чехов. Давить на Энвера мы тоже более не можем — силы у нас такой нет. Да и потом, Ллойд Джордж давно плетет против Вас козни. Стоит Вам заявить в Палате представителей о том, что надо расширить военное присутствие в Советской России, на Вас кинутся как на прокаженного.
— Что Вы предлагаете? Куда клоните?
— Нам пора оставить Россию. И, если Вы полагаете, что для столь решительного шага еще рано, то во всяком случае бросить ближневосточное направление следует уж точно. И престиж в глазах Палаты, кабинета министров и двора не уроните и сэкономите боевые ресурсы.
— Но я получил письмо от Энвера! Он просит о военной помощи!
— Хитрость. Турок опять, как и во времена Великой войны, водит нас за нос. Ему нужно чисто пушечное мясо — чтобы отбиваться до возвращения чехов от младобухарцев. Сейчас нашими руками он это сделает, а потом вернутся его друзья и прогонят нас. Что нам останется делать? Развязать новую войну? Воевать одновременно и с Советами, и с Антантой? Простите, но это будет афера почище, чем Дарданелльский котел! Мне она грозит смертью — не забывайте о моем приговоре, — а Вам отставкой. Готовы Вы на это? Стоит ли игра свеч?
Черчилль задумался. Хотя Рейли и не был военным советником, и не пристало ему решать такие вопросы да и принимать участие в обсуждении их тоже, все же у него был колоссальный опыт работы на территории Советского Союза. Он знал самые мелкие подводные течения, что питали буйные воды реки под названием «Россия», и не прислушиваться к его мнению было бы губительным для военного и морского министра. Даже, если, как сейчас, мнение это было ошибочным…
Как знать, может, окажись ребята сейчас в приемной Черчилля, все было бы иначе. Однако, все последние события показывали, что история, увы, не знает сослагательного наклонения.
Савонин и Ценаев вернулись в казарму спустя час нервного ожидания белые как полотна.
— Ну и? Что сказал? Уходим? — не выпуская из рук пистолета, отозвался Козлов.
— Даже не знаю, с чего начать, — пробормотал командир.
— С главного!
— Нет, пожалуй, лучше все-таки со второстепенного. И Анненков, и Атамурад живы, здоровы, прекрасно себя чувствуют и ни о каких покушениях не припоминают. Можешь пойти и поздороваться с ними, они оба в добром здравии в приемной атамана водку пьют…
— Клянусь, — у Козлова задрожали губы, но командир не дал ему закончить.
— Не перебивай. Я тебе верю. Явно люди, в которых стреляли, а после топили и закапывали, не могут чувствовать себя так хорошо. Тут явно что-то не то, нечистая сила какая-то…
— А еще что узнали? — заговорил Никита.
— А вот это уже по твоей части, тут я даже не знаю, что и думать…
— Ну так не тяни!
— В Бухаре был мятеж, Энвера убили, восстановлена Советская власть. Поэтому Анненков считает неблагоразумным сейчас ввязываться в войну с РККА — его могут одновременно задавить с двух сторон, как из Москвы, так и с тыла — из Бухары.
— Как мятеж?! Кто организовал?! — опешил Козлов. — Там же все нормально было…
— Младобухарцы. Про них-то мы и забыли, они, как выяснилось, не дремали все это время и готовили заговор…
— Эх, надо было их тогда всех перебить, еще при аресте, — ударил себя по коленке Козлов.
— Сказал комсомолец Коля, наверняка во время визитов к тетке в Каган не раз видавший портрет Ходжаева, — сыронизировал Ценаев.
— Да, в свинарнике…
— Ну хватит! — оборвал Савонин. — Теперь, исходя из таких обстоятельств, лично у меня два вопроса, ответить на которые может только один человек. Первый. Как теперь предотвратить присоединение Узбекистана и каков смысл нашего дальнейшего пребывания здесь, когда стратегически это уже ни к чему не приведет? И второй. Что делать дальше?..
Последний вопрос прозвучал в полной тишине.
— Ну а ты как думаешь? — Никита посмотрел в сторону Ценаева.
— Понятия не имею, — пожал плечами Ахмед. — И все-таки получается, что мы допустили стратегический просчет. Мы попытались убить двух зайцев сразу — и установить конституционный порядок в эмирате, и отразить возможные атаки красных. А в итоге не убили ни одного.
— И что теперь? — уже почти кричал, переходя на возмущенный детский ор, Козлов. — Мы тут теперь навечно застряли?
— Не думаю, — отрезал Никита. — Если бы мы допустили просчет или вовсе были тут не нужны, то, думается, мы бы здесь не задержались — нас бы отсюда выкинуло просто пулей.
Джамиля смотрела на спорящих и ничего не понимала — она до сих пор не знала, что ее возлюбленный — это пришелец из далекого времени, о котором она не читала и никогда не прочитает даже в книгах.
— Интересное дело, — вмешался Узванцев. — А почему эти-то живы? Ну когда Козлов первый раз промазал по туркмену, ясно, можно было допустить… А как с Анненковым-то промашка получилась?
— Я не промазал, — обиженно пробормотал Коля.
— Кажется, я начинаю понимать, что на самом деле здесь происходит, — процедил Никита.
— И что же? — скептически посмотрел на него отец. В стольких неприятных ситуациях они побывали за прошедшее время, причем, ни одну из них нельзя было назвать стандартной, что не верилось уже практически ни одному слову.