– Дозволь, князь?.. – сквозь зубы выдавил Волк, мотнув головой в сторону города.
– Да!!! Я хочу устроить Владиславу славную тризну. Немедля перенимайте ворота и входите внутрь. Купцов не трогать, всех остальных выгнать за стены. Кто сможет заплатить за себя кентарий золота, пусть проваливает прочь. Остальные же…
Великий князь не договорил, но выражение лица его было ужасно. Пальцы правой руки с хрустом сжались в кулак:
– Ступайте!!
Спустя час мирный Филиппополис превратился в земной ад. Громкий плач и вопли заполонили округу. Русичи тащили за волосы женщин, ударами копий подгоняли мужчин, детей, стариков. В городе жило более сорока тысяч человек, и ныне все они образовали громадную толпу, согнанную в речную низину.
Пожилой священник, отпихиваясь локтями от двух сопровождавших его киевлян, добрался до шатра великого князя.
– Как вы смеете?! – утирая кровь с порезанной щеки, возмущенно вопросил он. – Епископ Феофил обещал ведь все решить миром! Он днями должен вернуться с грамотой базилевса!
– Тело моего сына привезут из-под Аркадиополя еще раньше, – негромко ответил Святослав. – Или магистры Цимисхия не обязаны выполнять договоры своего царя?
– Варда… Не может быть, – прошептал священник.
– Этого распять первым, – бесстрастно приказал князь. – Варда Склир лишил меня двадцати тысяч воев. Так пусть СТОЛЬКО ЖЕ христиан будет прибито к крестам и посажено на кол в день прощания с моим сыном!! Скажите воинам, что я отдаю этот город на их волю. Мне не надо ни солида.
К вечеру следующего дня, когда Сфенкель и Икмор с остатками своих дружин прибыли под Филиппополь, в городе догорало все, что могло гореть. Князья сошли с лошадей, сняли завернутое в холсты тело княжича и развернули вьюк перед Святославом. Тление уже тронуло до боли знакомые черты лица, сладковатый запах смерти поплыл над кострами. Великий князь встал на колено, отвел рукой прядь павших на глаза сына волос и положил ладонь на лоб. С минуту никто не осмеливался издать хотя бы звук.
– А где его меч? – глухо вопросил отец.
– Мы не нашли ничего возле тела, – тихо ответил Сфенкель. – Было темно. Прости, князь, не уберег я ни его, ни оружия.
– Простить? За что?
Святослав встал на ноги. По очереди обнял своих ратных товарищей:
– Пал смертью воина. Это честь для русича. Готовьте погребальный костер, меч ему я отдам свой. Попрошу Перуна встретить моего сына таким.
Спустя час омытого и одетого в белые одежды Владислава возложили на высокую гору из сухих бревен, облитых оливковым маслом. Святослав первым поднес факел. Пламя игривым лисенком запрыгало вверх, нырнуло внутрь, чтобы неудержимым демоном опять вырваться на волю. Пыхнуло нестерпимым жаром, факельщики невольно попятились. Мертвый княжич зашевелился на смертном ложе, слегка приподнял голову, а потом вдруг вскинул вверх руку с привязанным к ладони мечом. Гул восторга повис над долиной. Ратники вынимали свое оружие, потрясали им и неистово кричали:
– Прощай, княжич!! Легкого пути тебе в Ирий!! Попроси Перуна за нас!
Громадный костер разогнал мрак ночи, освещая скорбно стоящего отца, перекошенные лица воинов, готовые к поминальной тризне столы и многие, многие тысячи крестов и кольев с жертвенным подношением Святослава своим богам…
Глава 44
Патрикий Петр испытывал одновременно и большую радость, и глубокую озабоченность. Радость оттого, что под Аркадиополем варвары были наголову разбиты опытным ратоборцем Склиром. Гонцы с упоением поведали, как тяжелая конница почти без потерь со своей стороны рассеяла плотные толпы степняков, поливая их кровью каменистые почвы империи. Озабоченность из-за приказа базилевса удержать несколько дней варваров от продвижения в сторону Константинополя. Патрикию было обещано, что магистр-победитель оставит в крепости лишь небольшой гарнизон, а два легиона и отряд «бессмертных» ускоренным маршем поведет на помощь Петру. Между тем тайные гонцы из Филиппополя доносили, что после погребального костра и страшных бесчинств русов у стен города они явно готовятся покинуть свой военный лагерь.
– Легко им там в Константинополе отдавать приказы, – жаловался Петр легату Варинию. – В бою под Аркадиополем все решила тяжелая конница, а у меня ее всего 10 турм. Разве могут 300 всадников рассеять более тридцати тысяч пусть и пеших, но неплохих воинов?
– В моих восьмом и девятом легионах четыре таксиархии воинов первого ряда. Две тысячи ратных в кливаниумах[2]. Это двойная железная стена! – напомнил легат. – Если будут надежны фланги, мы сдержим любой натиск и выдавим любого противника. У русов мало тяжелой пехоты, лишь вожди и дружина варягов. Я предлагаю отойти вниз по долине и занять позицию при входе в ущелье. Лагерь и конница прикроют тыл, скалы – фланги. Там и дождемся легионов Склира!
Предложение Вариния Петру понравилось. Он уже оценил военный талант легата в Антиохии, когда те же два легиона очистили земли империи от арабов. Слава досталась патрикию, помощники удовлетворились лишь богатой военной добычей.
– Согласен. Прикажи сегодня же начать отход.
…Замысел врага стал понятен Святославу и его воеводам сразу же после осмотра позиции противников. На военном совете Свенельд предложил:
– Нельзя ждать долго на одном месте. Греки ждут подмоги. Если они ее получат, то о движении к столице Византии можно позабыть. А посему – бой завтра же!!! Вновь ставим мою дружину и викингов Свена в чело и под прикрытием стрел и копий секирами прорубаем их железный строй. Сломаем линию – выиграем битву. В смешанной сече им не устоять.
– Оставим много своих, – буркнул Сфенкель. – Не с кем будет осадить столицу.
Святослав не спешил никого перебивать. Он давал высказаться одному, второму, при этом лишь изредка машинально подергивая серьгу.
– Князь Роман! – обратился он наконец к главе примкнувших к русичам болгарских дружин. – Как думаешь, жара вернулась надолго?
– Ветер не сменился, значит, завтра-послезавтра в полудень лучше бой не вести. Доспехи раскалятся и будут обжигать до волдырей.
– Наши кожаные не раскалятся! – довольно хохотнул великий князь. – Долгое стояние в строю будет против греков, верно?
Воеводы насторожились. Святослав же продолжал:
– Твои болгары, Роман, привычны к крутым склонам. Сможете перенять сверху ущелье и тревожить строй греков сверху стрелами и камнями? Заодно не давая подносить из лагеря воду?
Тут многое стало ясно в планах великого князя. Первым широко улыбнулся болгарин:
– У меня многие из пращи с юных лет птицу способны в полете сбивать! А осыпей на склонах в достатке. Мы устроим грекам каменный дождь, княже!
– Мы же добавим стрел, стоя напротив них, – хохотнул Икмор.
Смех и оживленный говорок ожили меж бояр и князей, но сразу умолкли, едва Святослав поднял руку:
– Завтра к полудню строим рати. Свенельд, ты отвечаешь за чело, всех окольчуженных и с секирами туда! Пережидаем зной и… да будет Перун с нами! В полон никого не брать, нам не нужны будут лишние рты в последующем броске к Константинополю!
…В том, что ад есть, восьмой и девятый легионы познали на землях Фракии! Железные пластины кливаниумов жадно кусали плоть, раскаленные до предела. Центурии пытались перестроиться в черепахи, создавая защиту от солнца и камней, но тогда ряды варваров приходили в движение, заставляя снова раскрываться. Катафракты не могли более повелевать закованными в пластинчатые панцири лошадьми: животные вставали на дыбы, ржали и убегали к далекой воде. Горло пересыхало до полной невозможности произнести слово, но водоноши достигали строя со спасительными бурдюками воды лишь в центре, и до флангов она не доходила. Это порождало гневный ропот и недовольство измученных легионеров, готовых покинуть ряды ради десятка глотков живительной влаги. Аквалифер, державший в руках орла – значок легиона, страстно мечтал, чтобы железная птица распахнула крылья, подарив человеку столь желанную тень.
– Патрикий, нужно отводить людей в лагерь! – подъехал к Петру легат Вариний. – Еще час, и они не выдержат.
– Уйдем за вал – варвары запрут нас и уже не выпустят, – обреченно ответил Петр. – В лагере воды и пищи на два дня, ты же знаешь. Что потом?
В это время Святослав вышел вперед, повернулся лицом к мокрым от постоянного окачивания влагой воинам и громогласно произнес:
– За братьев наших, подло убитых греками! За Русь!! Да будет Перун с нами!!!
Великий князь вздел над собой меч, повернулся к ощетинившемуся копьями строю греков и бросился вперед.
Сеча была недолга. То ли византийцы действительно изнемогли от длительного стояния под солнцем, то ли духовный порыв славянского клина, готового грудью бросаться на острия копий, превозмог ратное умение профессиональных воинов, но правильные квадраты закованных в железные доспехи таксиархий сломались за первые полчаса. Напрасны были усилия Вариния исправить положение вводом в бой второй боевой линии. От меча Икмора пал легат, рухнул орел девятого легиона, Свенельд прорубился сквозь все заслоны. С широко раскрытыми глазами патрикий Петр попытался найти спасение в бегстве, но три стрелы почти одновременно вошли в плоть арабского скакуна, заставляя того вздыбиться и сбросить седока на землю. Чей меч отделил голову знатного грека от тела – историки не написали, но из византийских летописей упоминание об этом военном начальнике исчезло навсегда.
Глава 45
Трое суток русичи «стояли на костях». На этот раз потери были невелики, но Святослав лишний раз убедился, сколь слабосильны облаченные в кожаные доспехи воины против тяжелой панцирной пехоты и, особенно, конницы. Поэтому единственными трофеями, которые он запретил присваивать победителям, было вооружение греков. Великий князь твердо вознамерился создать в своем войске ударный кулак латных воев, способный успешно противостоять византийцам в нападении и защите.
Около пяти тысяч славян были посажены на лошадей. Не привычные к такому способу длительного передвижения и боя, поляне и древляне неуверенно держались в высоких седлах при быстрой езде и учебной рубке, натирали спины животным и собственные ноги. Видя это, Святослав решил передвигаться далее к столице Византии короткими переходами. Напуганные известием о печальной участи жителей Филиппополиса, города фемы Фракия добровольно распахивали перед варварами ворота.