— Наверно, авианаводчиков забрасывают, — сказал полковник. — Американцы не могут воевать без комфорта. Наводчик должен обжиться на месте, привыкнуть к объектам, все подходы-отходы по нескольку раз спокойно пройти, чтобы ночью не спотыкаться.
— Так ты думаешь, успеют они в марте? — озабоченно спросил Зубов. — Не хочется из-за каких-то соплежуев терять ящик пива.
Клейн увидел, что толстяк отбросил полотенце и уже постукивает ракеткой по колену. Степан загасил сигару.
— Погоняю хозяина еще часок. Так мы договорились, Граф? Объявишь суточную готовность.
— Договорились, Маузер.
«Граф» — это был один из позывных Клейна. А Степана стали называть Маузером, когда он обзавелся старинной пятизарядной винтовкой, оставшейся еще с тех времен, когда свободолюбивый афганский народ боролся против английских колонизаторов. Он вообще быстро обрастал трофейным оружием и какое-то время даже ходил на боевые с американской М-16, которая прельщала его удобством переноски. Правда, после первой же осечки капризная американка была подарена поварам.
После Маузера самым подходящим кандидатом был Ромка-Рубенс. Теперь его звали Рамазан. Так он подписывал свои картины, которые сплошным панцирем покрывали стены его огромной мастерской.
— Когда ты успел столько нарисовать? — удивился полковник, присаживаясь к столу и раздвигая банки и тюбики, чтобы поставить коньяк и блюдце с лимоном.
— Не нарисовать, а написать, — поправил великий художник.
Ромка Сайфулин в мирной жизни успел сменить несколько мест работы, прежде чем стать свободным художником. Поначалу, как и многие из их племени, он уступил настойчивым приглашениям и подался в менты. Не то ОМОН, не то РУБОП. Но не выдержал, сломался на первом же деле. Ему поручили самое простое — перед захватом войти в окруженное кафе под видом лица кавказской национальности и просто разведать обстановку. Руководители операции прекрасно знали, что лейтенант Сайфулин не раз ходил в разведку. Но они не учли, что это было на другой войне. Через десять минут из окна кафе посыпались первые жертвы этой разведки. Подлетели три кареты «Скорой помощи». Захватывать уже было некого, и Ромку пришлось удалить из органов, от греха подальше. Он пошел в дворники при художественном училище и без лишних формальностей стал мастером классического рисунка и прикладных искусств.
— Это только верхушка айсберга, — скромно сказал великий художник. — Я успел даже поработать на реставрации мечети. А еще съездил в Польшу и потерял там целую выставку. Полсотни акварелей пропали вместе с чемоданами при переезде между двумя городами. Этим я и прославился.
Он тоже был холост и не слишком связан работой, а форму поддерживал в секции самбо. Возможно, к занятиям в этой секции Ромку притягивала неординарная методика старика-тренера, который повторял: «Стопка водки заменяет разминку, а стакан — тренировку». Так что у Клейна были сомнения по поводу его боеготовности. Зато Ромка был мусульманином, что давало определенные преимущества для решения задачи. И Клейн уже начал излагать эту задачу, как вдруг Ромка схватился за пейджер:
— Извини, брат, жду очень важное сообщение. Меня в Германию сватают. На реставрацию замка. Представляешь? Тюрингия, горы, контракт на пять лет… Нет, не то. Просто девушка беспокоится, что я давно не звонил. Вот дурочка. Я же звонил. Правда, другой дурочке.
— Так выпьем за наших многочисленных дам! — Клейн поднял стакан.
Он даже обрадовался, что узнал о поездке в Германию раньше, чем успел предложить работу. Потому что Ромка наверняка сразу согласился бы. И кто тогда будет реставрировать замок в Тюрингии?
«Нет, пусть Рубенс останется дома», решил Граф и свел разговор к планам общего сбора.
— Степан зовет на дачу. Ты как?
— На дачу? — засмеялся Ромка. — Это красивая легенда. Нет у него никакой дачи. Участок в лесу. Вагончик он туда забросил вертолетом, вот и вся дача. Баню мы ему этим летом срубили с Сергеичем, все-таки строитель. А Степка только горючее подвозил. Одно хорошо — глухомань. Пошмалять можно от души. У Кота ружье, у Степки целый арсенал. За лето патронов сожгли кучу. Оказалось, мы не умеем стрелять из пистолета.
— А нам это надо?
— Знаешь, — Ромка смущенно улыбнулся, — мы же считали себя специалистами. Да мы и были специалистами. Но пистолет не наш профиль. А тут Сергеич привозит человека… Он, в принципе, пороха не нюхал. Разве что в тире. И мы у него учимся. Смешно, да?
— Смешно. Ты же разведчик. Ты снайпер, минер, механик, радист. Чему еще ты можешь научиться? И зачем?
— А просто так. Мы все лето тренировались. Работали тоже, но и тренировались. Вполне серьезно. Особенно Степка. Он нас в конце концов перестрелял всех.
— Жаль, меня с вами не было.
— Да, жаль. Но тебя никак было не найти, — сказал Ромка. — Трубка не отвечала, а в холдинге говорят, что Клейн Герман Иванович у них не работает.
— Дисциплина. Не было меня в городе прошлым летом, — сказал полковник Клейн.
— А где был?
— На юге.
Ромка, нарезавший лимон на тончайшие прозрачные дольки, остановился и поднял взгляд на Графа.
— Кавказ?
— Не то, что ты думаешь. Не Чечня. Работал в нашем бакинском филиале, доводил до ума систему связи.
— Хорошо. А то я уже подумал…
— Нет, не думай.
— В декабре девяносто четвертого меня туда звали. — Ромка подцепил кончиком ножа лимонный кружок и протянул его Клейну. — Держи закуску. Но я им сказал, что это не моя война. Тебя не беспокоили?
— Нет. Выпьем за то, чтоб нас больше никто не звал на войну, — сказал полковник.
— Ты начал говорить о каком-то деле. Могу помочь?
Граф разжевал лимон, не торопясь с ответом. Если сейчас ничего не сказать, Ромка все равно свяжется со Степаном и все узнает. Обидится еще.
— Надо перебросить одного человека в аэропорт. Незаметно для окружающих. Степан за рулем, нужен еще один сопровождающий.
— И всё?
— Всё.
— Если Маузер подписался, значит, дело хорошее. Я готов. А с Ковальским ты говорил? Обязательно подключи Сергеича. А то он после Нового года уже два раза в запой уходил. Надо вытаскивать мужика.
Глава 2
Полковник Клейн терпеть не мог некурящих пьяниц. Если уж ты гробишь печень, то к чему трястись над легкими? И то, что Костик Ковальский во время пьянки выставлял курящих гостей из помещения, всегда раздражало Графа.
Сам он пьяницей не был, просто пил, как все. Выпить водки с друзьями — это подарок судьбы. Такие подарки начинаешь ценить только тогда, когда перестаешь их получать. Но в те времена, в Афганистане, они были молоды, здоровы — и оставались живыми среди войны. Чем не повод выпить?
Конечно, можно было пить и в другом месте, но ленинградцы — Клейн, Зубов и Ромка — привыкли собираться у Ковальского. Там можно было и заночевать. И первое, что видели проснувшиеся гости — это комплекс утренней гимнастики в несколько ожесточенном исполнении хозяина.
Тогда, под конец войны, их собрали в Кабуле, приказав оставить обжитые базы в Асадабаде и Кандагаре, Газни и Шахджое… Вместо засад и налетов личный состав занимался строевой подготовкой и превращением краснополосных чеков в бытовую электронику. Лейтенант Сайфулин, бригадный «Рубенс», по примеру подчиненных рисовал офицерам дембельские альбомы. Старлей Зубов вместо коллекционирования редкого оружия открыл ПОП — полевой обменный пункт, освободив боевых товарищей от всех валютных проблем. А «Кот», то есть Костик Ковальский, нашел достойное применение своим ста пяти килограммам живого веса, помноженным на польский шарм.
Никто так и не узнал, к кому возил его по ночам приятель-особист, но возвращался он наутро совершенно измочаленный, благоухающий, с бессмысленной улыбкой и полным багажником виски, или коньяка или невиданного тогда мартини. Поговаривали, что именно его таинственная подружка задержала вывод Кота из Афганистана до самой распоследней минуты, ведь каждый день тогда стоил немалых денег. А когда еще удастся заработать офицеру? Где ж ты найдешь в Союзе зону боевых действий?
Так что Кот, наверно, имел причины заботиться о своем здоровье, снисходительно усмехнулся полковник Клейн. Тем более, что однажды его борьба с курением просто-таки спасла гостей от неминуемой беды. В ту ночь они охраняли подходы к площадке, с которой тактические ракеты уходили на головы духов, сладко дремлющих в двух сотнях километров от Кабула. Пуски прошли нормально. Спецназ отучил местных покушаться на чужое, и никто уже не пытался захватить наши драгоценные установки. У Кота тоже все получилось неплохо, и вернувшись в часть, на рассвете народ собрался вокруг ящика польской водки «выборовой». То ли из-за особо холодной ночи, то ли из-за национальных особенностей напитка, но даже самым отъявленным курильщикам лень было выходить наружу, и все смогли воздержаться. И когда вдруг в расположение нагрянул сам командующий армией…
Полковник Клейн зябко повел плечами. Если бы они тогда не затаились в каптерке Кота, не бывать бы ему полковником. Так и сгнил бы в капитанах. Но мудрый Кот приложил палец к губам, и вся компания застыла, словно в засаде, пропуская над собой головной дозор каравана. Командарм дергал запертые двери, распекал дежурного прапорщика и грозился навести порядок с помощью поганой метлы, парткома и трибунала. Но бардак отступления мягко обволакивал его жуткие угрозы…
Капитан Ковальский не изменил своим афганским привычкам и спустя много лет. Сейчас, глядя на его погрузневшую фигуру в линялых финках и выцветшей майке, полковник Клейн понимал, что вчера было выпито немало. Генеральный директор строительной компании трусил по дорожке школьного стадиона, падал на промороженную землю и делал десяток отжиманий, потом тяжело вскакивал и снова наматывал очередной круг.
На пятачке у школьного забора припарковались несколько машин, но только одна из них, давно не мытая «восьмерка», стояла носом к дороге. Клейн поставил свой джип так, чтобы запереть «восьмерку», потому что это наверняка была машина Кота. Быстрая и крепкая, но самое главное — с широкой дверью. В компьютерной распечатке ничего не говорилось о машине, но он мог ездить по доверенности. В распечатке и о квартире ничего не говорилось. Оказалось, что Кот продал квартиру и прописался в какой-то дремучей коммуналке, но там не ж