...– Давай, Збигнев. Поднимайся. Теперь твой черед.
– Поднимайся ты, командир, а я пойду последним. Да и сделали мы уже это – весь «обоз» на вершине.
– Правило разведчика-диверсанта знаешь?
– То яке?
– «Дело сделано только тогда, когда лично доложил о выполнении задания!» И ни секундой раньше, Збигнев!!! Сколько было таких случаев, что уже в расположении своих разведчика настигала пуля только что проснувшегося снайпера или осколок случайно залетевшей, на твое несчастье, мины... Наше дело будет сделано тогда, когда мы «пиджаков» высадим из «пропеллера» в Абажеле или в крайнем случае на базу в Сицилии!.. Так что... Вперед, солдат! Вернее, вверх...
Последним на вершину плато Гот и Гранд «выдернули» Кондора.
Они его действительно «выдернули»! Эти две пары мощных рук работали в едином ритме, да так мощно, что Андрей, обвязавшись альпинистской обвязкой на карнизе и подав сигнал готовности, не успевал перебирать руками и ногами по движущейся мимо него стене. Командира, словно ведро воды из колодца, вытащили на двадцатиметровую высоту за одну минуту...
– Фу-уф! От же, бля, засранцы, ит-ти-ить вашу мать! Что, соскучились? – незлобно выругался Кондор в улыбающиеся лица Гота и Гранда.
– Есть немного! – гаркнул Алексей.
– Я те щас устрою веселую жизнь! Только передохну немного...
Он сидел на скальной кромке, свесив ноги вниз, в пропасть, и смотрел сверху в саванну, которую им пришлось пересечь. Хотя... Если уж быть абсолютно точным, он смотрел вниз в чернильную темноту – в это время суток здесь, в этих широтах, уже стояла глубокая ночь.
«Пятьдесят метров за три с половиной часа! Даже больше... Но эти метры того стоят!.. Теперь можно отдохнуть до утра всем... И на том спасибо!..»
– Скорпион – Кондору! – зашептал он в микрофон. – Скорпион – Кондору?!
Ответом было безмолвное потрескивание радиоэфира – группа сержанта Дворжецки ушла из зоны действия «Фалькона», а значит, у Кондора была фора в двадцать километров минимум и пятьдесят метров почти отвесной стены.
Поднимаясь на ноги, он невольно закряхтел, словно древний старикан.
– Лагерь разбили? – обратился он к своим богатырям.
– Yes, ser! – «гавкнули» они «дуплетом» и почему-то в американском стиле.
– Ведите!
Место, которое нашел Задира для ночевки, находилось метрах в ста пятидесяти от места подъема отряда. Удивительно, но в густейших, стоявших сплошной стеной джунглях он сумел разыскать большую, да просто огромную по местным меркам, поляну – здесь можно было разместить не одну, а десяток таких групп – чудо природы, не иначе.
Андрей остановился на краю «зеленки» и «обозрел полководческим взором» открывшуюся картину.
Лагерь был разбит грамотно, с учетом прожитого опыта – Стар «не даром жевал свой хлеб». «Ночевка» была максимально смещена к дальней, от края пропасти, кромке площадки, люди ютились практически у самых деревьев. Между ними и Кондором было по меньшей мере пятнадцать метров открытой поверхности. Горело два костерка. Таких, знаете ли, аккуратных, абсолютно спецназовских костерка – вкопанные в иссушенную землю сантиметров на сорок-пятьдесят. Такой костерок увидеть со стороны практически невозможно, разве что с вертолета, да и то почти вертикально, а тепло полезное, «для согреться» и «для пожрать сготовить» на все сто. Короче, правильный такой костерок, когда уходишь от преследования, а согреться и пожрать горяченького хочется...
«Молодца, майор... А вот охранение не того... Расслабились... Или устали...» – Краем глаза Кондор узрел шевеление кустов справа.
– Стар!
– На приеме.
– Почему боковое охранение «гуляет», комендант?
– Я...
В диалог вмешался Задира:
– Охранение в норме, братишка, – слева Вайпер, справа твой доброволец с «машинкой», на Джампа ты чуть-чуть не наступил... А сзади – это я кустиками шебуршу, тебя привлекаю...
– Джамп?!
– Я, мон коммандер! – В метре от Андрея прямо из земли «встала на дыбы» муравьиная куча и улыбнулась по-японски белозубо.
– Неси службу, – одобрил Кондор устало.
Куча приняла первоначальные формы.
Еще несколько шагов, и Кондор присел у ближайшего костерка. Ах, сколько же точно таких же огнищ довелось ему разводить в своей такой неустроенной жизни... Протянул руки над пышущей жаром ямкой и... «Почувствовал себя человеком»...
– Паша, – опять шепнул он в микрофон.
Но ответ последовал уже не в эфире, а над самым ухом:
– Я, ком.
– Как люди? – Андрей спросил через плечо.
– Дрова...
– Ясно... Как «трехсотый»?
– А вон он, тезка, колдует что-то уже...
Кондор направился к сидевшему особняком поодаль от лагеря Водяному.
– Здорово, кэп. – Водяной среагировал сразу.
– Привет, «кусок». Как оно?
– Ниче, норма! Давно не виделись – трое суток, почитай...
– Ну, да... Что за конструевина, Паша? Над чем колдуешь?
Водяной производил пальцами своей уцелевшей правой руки какие-то манипуляции в небольшой куче гранат и противопехотных мин, и манипуляции эти напоминали Андрею осьминога – левая «клешня» Водяного была плотно прибинтована к груди.
– Да так... Супризец для черножопых небольшой... Часа через два «прикончу». Если дашь человечка, то и установлю за часок...
– Дам... Как сам-то?
– Нечто среднее между «фуево» и «очень фуево», но жить можно...
– Ага! Было бы с кем... – поддержал шутку Павла Филин. – А точнее? Нам еще идти до озера километров под сотню, и на все про все двое суток. Потянешь?
– А куда я, на фуй, денусь, капитан?!
– Тебя почти двенадцать часов несли...
– Старею, бля... Раньше такие царапины почти и не чувствовал... И что?! Не потяну, так останусь прикрывать! Не впервой, чай...
– Уже бывало?
– Угу, бывало... – гукнул сапер, не отрываясь от своего занятия. И заговорил вдруг: – Бывало... За Речкой... Меня тогда тоже «поцарапали», только в ноги... Мы тогда в «глубинке» были в «свободном полете»... Ну и повезло – инструктора-«янкеса» прихватили. А за нами всех «собак» спустили – америкашка-то полковником каким-то оказался... Мы его намного южнее взяли, у пакистосов из-под Пешавара... Ну и тянули через горы на Джелалабад. Прихватили нас... Я остался... А как с простреленными ногами?! Потом... Три месяца плена... Оклемался, пацанят поднял, и «рванули»... Из девяти только четверо к нашим вышли... Потом еще четыре месяца мне «особисты» кишки мотали... Но ничего – парнишки свое слово сказали, мол, не завербованный – свидетели... Я только потом узнал, от командира, что к Герою представляли. Посмертно... А тут фуйня такая – живой, да еще и в плену побывал... Так на нет и сошло... Как всегда: мертвый – Герой, живой – говно...
– Ладно, «кусок»... – вздохнул Филин. – Я такое тоже проходил – не тебе одному отвесило... Не о том сейчас речь!..
– Я свое дело сделаю, не парься!
– Ладно... Колдуй...
Андрей поднялся, потянулся устало и вышел на центр свободной площадки:
– Клим!
– А здесь я! – Задира вынырнул из ближайшего куста.
– Ты как? Устал малехо?
– Норма. Более или менее...
– Тогда, «голубой» капитан, я сейчас намерен набить тебе рыло! За нарушение воинской дисциплины – наказание неизбежно, «десант»!
Клим улыбнулся:
– Давай, «шапочка»! А то что-то мне несколько последних месяцев «сойтись в лобовую» не с кем – одни фуфлыжники вокруг... А «так тоскуют руки по штурвалу»... Разомнем косточки?
– К тому и веду...
– Дуэль, значит?
Задира стал срывать с себя амуницию и камуфляжную куртку.
– Дуэль, – подтвердил Филин.
Раздевался он значительно медленнее и более устало.
– Э-э! Пацаны! – Голос Стара прозвучал не в эфире, а в реальности. – Я вам дам сейчас дуэль, бля!!! Совсем охренели?! А ну, отставить, капитаны!!!
– Ты, Паша, майором был в прошлой жизни, – усмехнулся Филин. – А сейчас ты просто солдат. И это тебе «отставить».
– Тогда так! – Стар видел, что этих двоих уже не остановить – они уже, полуголые до пояса, поигрывали мышцами, разогревая тела к будущей схватке. – Я – секундант, или рефери, мне пофигу! Бой идет, пока кто-то не плюхнется на задницу, или я вас расстреляю как саботажников операции! И отбросили ножи! Рубитесь в чистой «рукопашке»! Все!!!
Филин и Задира улыбнулись в молчаливом согласии и приступили к «делу»...
В ближайшее, а оно находилось метрах в десяти, дерево одновременно, с препротивнейшим визгодребезгом, воткнулись «Командос» Кондора и «НРС-2» Задиры.
– Где достал-то «перышко», кэп? – Андрей, успевший оценить холодное оружие своего друга в долю секунды – силуэт старого, проверенного «НРСа» (нож разведчика, стреляющий, второй модификации – отличнейшее оружие, а главное, не единожды проверенное!) невозможно было спутать ни с чем иным, – уже пошел мелкими, приставными шажками по воображаемому кругу. – На местных заводах таких не делают!
– Я тебе его потом покажу, кэп! – Задира тоже уже был готов к рукопашной, качая маятник по системе Кадочникова. – С собой провез... Он именной. Генерал Лебедь лично вручал! Давно... Еще за Речкой...
– Ясно... – проговорил Филин и вдруг «взорвался»: – Т-тэ-э!
Конечно же, это было полной провокацией. «Тэ!!!» – такой же боевой клич в восточных единоборствах, как и «Кийа!!!». И тот и другой произносится мощным криком на выдохе при нанесении удара – мощнейший выброс энергии! (Смотрите старые фильмы с участием Брюса Ли.) Только сейчас Андрей атаковать не собирался – он попросту проводил «разведку боем»[110] ...
«На уровне, Климка! – пронеслась в мозгу Филина „молния“. – Не успел жирком заплыть...»
Задира среагировал молниеносно, низко присев и сместившись вправо, уходя с линии предполагаемой атаки. И улыбнулся Андрею:
– Провокатор, бля! – Он, имевший немалый боевой опыт, понял «прикол» Филина. – Ну-ну...
А дальше пошла немилосердная «рубка». Жесткая. По-настоящему мужская... Этим тридцатилетним «пенсионерам от армии» уже давненько нужно было «разрядиться слегка», поразмяв конечности, да только что у того, что у другого не было такой возможности. А накопившуюся нервную энергию слить было попросту необходимо. Вот мужички и стали «колбасить» друг друга по-дружески, используя все свое умение в этом «зубодробильном» деле... И никто из них не опустился до «бросания песка в глаза» или «отгрызания уха». «Братишки», как в старые, добрые времена, вели свой бой по-джентльменски – только руки и ноги... И никто не желал плюхнуться первым задницей в пыль, ибо дальнейшего продолжения и «реабилитации» не последовало бы – Стар, «нарисовавший» на своем лице злобную морду Терминатора, отслеживал «телодвижения» «вьюношей» стволом своей «М-16», как дирижерской палочкой...
Уставший физически и истощенный морально «Краповый», бывший черный пояс и давно не имевший практики «Голубой» и тоже подуставший «кадочниковест» в своих потугах были теперь практически равны... И дубасили друг друга технично, планомерно и немилосердно. Руки-ноги мелькали, словно крылья мельницы при штормовом ветре!.. И, надо сказать честно, «десант» хоть и не совсем обычный, а «спец» все же уступал... Нет! Не явно!!! Спецназ ВДВ – страшная сила!.. Только... Они штурмовики «плоть от плоти, кровь от крови», а «Краповые»... В общем, Андрей планомерно и неотвратимо шел к тому, чтобы «набить морду за неповиновение» Климу. И никто из них не дал ни единого повода Стару остановить это сумасшедшее «кумитэ» – и Клим, и Андрей знали толк в «рукопашке»...
И удары увесистые, без намека на снисхождение, получали оба в полной мере! И уже была пущена первая кровь, и вторая, и третья... Филин все чаще хлюпал разбитым, обильно кровоточащим и заливающим красным обнаженную грудь носом, а Задира резкими движениями руки смахивал с левого глаза крупные алые капли – бровь была рассечена немилосердно... И уже начинал сдавать позиции... И быть бы ему битым по-настоящему, как тогда, в Кабуле, десять лет назад, но... Не судьба, как говорится...
Их «рубка» длилась очень долго... По меркам рукопашного боя. Минуты полторы, может, две... Пока в лагере «пиджаков» кое-кто не сумел сообразить, что же все-таки происходит...
– Придурки!!! Вы че творите, бля?!!
Отвлекающий фактор...
Филин только на долю секунды скосил взгляд в сторону бегущей к ним фигурки Кошки... И... маваши-гери прилетел к нему с полной силой... Да, что и говорить – этот удар ногой в голову, сбоку, на полном махе, в ВДВ отрабатывали специально и целенаправленно.
Он только и успел, что увидеть летевший в его голову с огромной скоростью рифленый каблук, и... Яркий, желто-оранжевый взрыв в мозгу...
...– Андрюша! Андрюш!!! – Этот знакомый голос давил на мозг.
– Братишка! Бля!!! Во, фуйня-то какая!!! Ты че, а?!! Ты че, братка?!!
– А ну, пошел назад!.. Лечь на землю! Руки-ноги в стороны! Двинешься – застрелю!!!
Все это месиво возгласов и звуков перемешалось в воспаленном мозгу Андрея и не давало покоя... Не давало до такой степени, что он открыл глаза... Лана стояла над лежащим на земле Задирой и уже почти была готова выстрелить из своей «беретты».
– Отставить! – прохрипел Андрей.
– О! Братишка в себя пришел!!! – только и успел произнести Клим и тут же зарылся лицом в пыль – Кошка выстрелила, и девятимиллиметровая пуля подняла пыльный фонтанчик в считаных сантиметрах от его головы.
– Коша! Оставь его – все по-честному...
– По-честному?! По-честному, бля?!! – Она швырнула пистолет прямо в пыль и бросилась к Андрею. – Да он тебя чуть не убил! Тоже мне, друг! А кто нас всех отсюда выводить будет, а?! Он?!! Да я ему даже свой использованный «Тампакс» выбросить не доверю!!! Подонок! Мразь последняя!!! Скотина!
– Коша, тише. Успокойся. Все ведь хорошо?
– Ага, хорошо... Лучше некуда!
Ее гнев уже начал идти на убыль. А что у женщин следует за гневом, как правило? Правильно! Слезы!.. Только Лана была редким представителем женского населения – она не впадала в непредсказуемую истерику.
– Все, Котенок, все! – Он обнимал вздрагивающие плечи и пытался одновременно сориентироваться в пространстве – что-то мешало. – Ничего страшного не случилось. Ну, побуцкались немного, ну и что? Не вам же, бабам, в конце концов, друг дружке морды бить! Так или нет? Развлекаемся мы так! Вот и все дела...
– Ты как, братишка? – Над лежащим навзничь Филином возникло озабоченное лицо Задиры.
– Норма...
– Какая, в жопе, норма?! – Кошка опять оскалилась и зашипела на Клима. – Ты на него посмотри, придурок, бля!!! Ты чего натворил здесь?!
Андрей мотнул головой, пытаясь согнать пелену с глаз, и она отозвалась тупой, тягучей болью, как будто с тяжелого будуна. Тогда он попробовал сделать то же самое, но уже рукой, и нащупал на левой половине своего лица огромную шишку, которая пульсировала острой болью. Стало понятно происходящее – левый глаз уже успел заплыть так, что превратился в узкую слезоточивую щелочку.
«М-да... Не вовремя это. Не вовремя!..»
– От же, придурки, бля! – К Филину успел подскочить Стар. – Сам себе сотворил контузию средней тяжести!.. Ты как, командир?
– Нормально, Паша, нормально... Все! Всем отдыхать и нести службу, кому положено... Все...
Он поднялся сам и поднял свою лежавшую неподалеку экипировку и медленно, словно уставший от жизни столетний старик, направился в дальние кусты – Андрею было жизненно необходимо отдохнуть. От всего и от всех... А главное – попытаться хоть как-то восстановить силы, потому что впереди его ждали около сотни километров нелегкого марша по саванне во главе отряда неподготовленных «пиджаков». Он отошел от опушки в глубь «зеленки» метров пятьдесят-семьдесят и опустился на травяной ковер около мощного ствола какого-то местного исполина.
Африканская ночь уже полностью вступила в свои права. Началась ночная жизнь: в кронах деревьев что-то похрустывало и попискивало, в траве что-то пощелкивало, а иногда и почавкивало – жизнь шла своим чередом, – кто-то искал себе ужин, а кто-то пытался им не стать, кому-то везло, а кому не очень. И всем им было абсолютно наплевать на то, что полтора десятка двуногих вот уже третью неделю пытаются спастись. Что здесь особенного? Обыденность! Здесь каждую секунду кто-то пытается спастись и кто-то охотится...
Филин сидел, опершись спиной о теплый шершавый ствол, и пытался разглядеть сквозь густую листву единственным глазом, ибо второй уже полностью заплыл после схватки с Климом, такие большие и яркие в этих африканских широтах звезды. И это было странно и необъяснимо, но в сплошном зеленом потолке ему удалось все же отыскать довольно большую проплешину, сквозь которую ему улыбнулась полнолицая, пухлощекая желтая луна в обрамлении крупных бриллиантов звезд. Ночное светило словно в окошко заглянуло к Андрею... И вспомнил он старенькую, давно забытую песню группы «Воскресенье», вернее, Константина Никольского. И запел ее тихо, почти «про себя»:
Бури и метели землю одолели,
Птицы белые мои к солнцу улетели.
По затерянным следам
Поспешите в край далекий,
В край далекий, в путь не легкий,
К светлым солнечным годам.
Отыщите мою радость,
Что за горем затерялась,
Принесите песню мне
О родившейся весне.
Разыщите лучик, что закрыли тучи,
И родник живой воды напоит сады.
Отыщите в тишине
Голос ласковый, любимый,
Рук тепло, дающих силы,
Взгляд ее верните мне.
Принесите мне веселье
Горных рек и рек весенних,
Жар людских сердец, согретых
Вольных странствий теплым ветром.
Попросите небо не темнеть от гнева,
Попросите у полей мирного раздолья.
Попросите у лесов
Чистых звонких голосов,
Чтоб сказать о том, как труден
Путь души, спешащей к людям.
Отыщите острова,
Где зеленая трава,
В ней живут любви и мира
Позабытые слова...
...У сильного Филина наступил кризис. Даже не так. Андрей впал в глухую, тягучую депрессию. Хотя именно он всегда утверждал, что: «Депрессия – болезнь слабаков и неудачников! И еще бездельников!» Его, правда, уже посещала эта гадость тогда, восемь лет назад, в сентябре 90-го, на плато близ аула Мадагиз в Нагорном Карабахе. Когда из его вновь созданного разведдиверсионного отряда «Сова» по вине бестолкового старого генерала осталось в живых четырнадцать человек – все его многоопытные «старики», да и те поголовно раненые, а двадцать шесть «зеленых» пацанов сложили головы. Когда они похоронили их всех в трех братских могилах, будучи не в силах вынести тела к своим, и давали тот безмолвный салют[111] ... Тогда, так же как и сейчас, Андрею хотелось умереть. Нет! Не за понюшку табаку, конечно, а отомстив!.. Но все же умереть. Чтобы не смотреть в полные укора и обвинения материнские глаза... Тогда, восемь лет назад, он был силен и... Бессилен что-либо изменить – не спросив его, за него все решили... Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой...
Сегодня же Андрей понимал, что «его» спасательная операция на 95 процентов обречена на провал... И не его была в том вина, и никого другого! Просто... Оно всегда так бывает – «просто!»... Кто-то из штабных не учел какой-то мелочи, чего-то недодумал, не предусмотрел... А в итоге – «революционеры» оказались намного проворнее, намного организованнее, а главное – намного умнее и профессиональнее благодаря тем инструкторам, о которых «штабники» и слыхом не слыхивали... А расхлебывать заваренную кашу приходилось, как и всегда это было раньше, простым труженикам войны. И их неудача – была только их неудачей, а удача – заслуга всего командования...
А факты оставались фактами – их «хвост» плотно висел на хвосте (простите за тавтологию), и не было никакой гарантии того, что Скорпион со своими бойцами сумеет выкрутиться. И впереди, к конечной точке их одиссеи озеру Чад, лежала еще по меньшей мере сотня километров по африканской саванне. И «нести на себе» этот «обоз» предстояло им, шестерым, хотя теперь уже восьмерым, профи от армии... И эта мнимая безысходность давила на Андрея неподъемным грузом... То ли устал Филин, то ли начал стареть... Кто знает?..
В эти минуты ему хотелось попросту отключиться от всего и побыть наедине с самим собой. И не знать никого, и не слышать...
Желанию сбыться было не суждено:
– Андрюша?
– Что тебе, Лана? – У него не оставалось сил даже на то, чтобы повернуть голову в сторону девушки.
Она сама вплыла в его поле зрения.
– Болит? – Кошка потрогала опухшую половину лица Филина подушечками пальцев.
– Нет. – Андрей поморщился от боли. – Не болит.
– Устал?
– Есть немного, Коша.
– Я хочу тебе помочь, капитан.
– А сможешь?..
– Смогу! Я теперь все смогу!
Она поднялась во весь рост над Филином, медленно расстегнула и сняла с себя камуфлированную рубашку с чужого плеча, качнув непроизвольно тугими овалами груди, отбросила рубашку в сторону. Через минуту та же участь постигла и всю остальную одежду... Лана стояла в лунном мерцающем свете и была невыносимо похожа на воинствующую амазонку или, скорее, валькирию. И всем своим телом выражала необъяснимый и странный, для этой абсолютно раскомплексованной девушки, парадокс – она хотела, чтобы Андрей видел и любовался ее телом, и... Стеснялась этого!!! Абсолютная оторва, умелый и умный провокатор и мощнейший раздражитель для мужского поголовья из всего «того», что довелось за свою жизнь наблюдать Андрею, она вдруг застеснялась!..
– Ты чего вдруг замялась, одесская гейша? – улыбнулся он девичьей нерешительности. – Помнится, три года назад ты сделала все, чтобы получить свое... А сейчас? Повзрослела или «партнер» не того?..
Но улыбка, даже скорее полуулыбка быстро убежала с этого обезображенного лица:
– Да оно и правильно... Какое сейчас, на хрен, «любовь-морковь». – Он вздохнул и лег навзничь на травяной ковер. – Казановы отменяются – людей спасать надо. И тебя в том числе, Кошка...
– Make love – not war![112]
Девушка присела над Филином и завозилась с пуговицами его одежды.
– Ух, ты! Сильно!.. Сама придумала?
– Это название песни, Андрюша. У кого-то из монстров «Hеavy Metal», кажется, «Helloween» или еще какой-то хрени. – Ее пальцы становились все проворнее и проворнее.
– А мне всегда больше нравился старый, добрый Hard... «Скорпы» (в смысле группа «Sсorpions»)... И если уж на то пошло, то лучше уж пусть будет так – Still love in you[113] ...
– Заткнись, капитан!
Так и не справившись с пуговицами на манжетах рукавов, она перевернула его со спины на живот и с силой рванула куртку на себя... Испревшие в африканской влажности, усугубленной потом, нитки, которыми прошивалась форма Филина, не выдержали напора женщины, и... В руках девушки оказалась не рубашка, а жилетка...
– А из брюк ты теперь сделаешь шорты?
– Нет! Я их распущу по швам, если ты не перестанешь лежать бревном! – Она держала в руке «Коммандос» Филина.
Впервые в жизни Андрей обратил внимание на то, что этот огромный нож имеет действительно устрашающие формы. Особенно в руках этой женщины...
Да только... У него действительно не осталось сил:
– Единственное, что могу гарантировать, так это не мешать. Да и не смогу... – Филин поднял руки, на которых лианами свисали вывернутые наизнанку, оборванные рукава.
– Только попробуй! – Кошка потрясла ножом перед лицом Андрея и с силой воткнула его в ствол дерева. – «Не буди спящую собаку!» – сказал Виля Шекспир!
– Вы же Кошка, мадмуазель! – Он был уже практически «разоблачен» этой девушкой.
– Тем более!!!
Она отбросила далеко в сторону его брюки и...
– Три года... Три года, Андрюша! – Лана с какой-то сумасшедшей отреченностью целовала опухшее, деформированное лицо Филина, его исшрамленное, продырявленное некогда тело. – Я тебя ждала... Знаю, что не поверишь! Но я ждала!!! Я знала, что встретимся...
Она оседлала голого, лежавшего навзничь, уставшего от всего, полумолодого, а вернее, довольно сильно потрепанного жизнью мужика и все шептала в его глухое после контузии ухо:
– Ты – скотина, капитан!!! Я же после того рейса ни с кем и ни разу так и не спала! А думаешь, не хотелось?! Еще как!.. Да и мужички у меня до тебя бывали помощнее... А ты, сволочь, даже телефона не оставил! Ну, хотя бы в Одессе!.. Я бы не докучала. Нет! Просто знала бы, что...
– Что, Коша?
– То-о!!! – Ее понесло, и теперь она стала похожа на ту, трехлетней давности, Кошку. – Кошка всегда и везде гуляет сама по себе! Вот Кошка и влюбилась в чумовую птицу Филина!.. Мать твою!
Она впилась в губы Андрея долгим и страстным поцелуем, от которого он задохнулся.
– За тебя все делать надо! Ты бабу-то и трахнуть не умеешь толком, благо, что Господь даровал тебе «агрегат» даже не средних размеров, а поболе... Мало того! Ты даже целоваться по-людски не умеешь – сопишь и пырхаешь. Ты как девок-то в юности кадрил, а? Для женщины самое первое интимное – это поцелуй...
– Я их не кадрил, Кош... Они сами... А соплю, потому что нос уже четыре раза сломанный – мне дышать нечем...
– Ну, и не дыши. Я за тебя подышу... Я за тебя сама все сделаю! Давай, Андрюша, как в последний раз, а?!
Легко сказать «Не дыши!». Особенно когда на тебе восседает разгоряченная желанием, влюбленная в тебя же женщина! И не просто женщина, а Женщина! Обладающая острым, тонким умом, мастерством японской гейши, умопомрачительных форм телом и потрясающей природной грацией!.. Эх, Лана!..
Чего скрывать? Андрей не позволял себе думать о ней с самого первого момента встречи еще тогда, на катере (теперь казалось, что это было не двадцать дней, а двадцать лет назад), – забот у Кондора было предостаточно – он попросту «отключил» ту чувственную часть мозга, которая отвечала за личные эмоции... Он нашел в себе силы для этого. Но как было отключить заложенные Матушкой Природой инстинкты продолжения рода человеческого у своего тела? Вот это-то как раз было Андрею не под силу. И всякий раз, после стресса, а в этой одиссее их хватало более чем, как только он видел идущую Кошку, ему приходилось поворачиваться спиной к своим бойцам и кое-как поправлять брюки (тут надо вспомнить о его психофизиологических особенностях!)... Филина надо понять и простить! Ему действительно была необходима женщина. Любая! Хоть какая! И пусть даже в погонах и на работе[114] , но женщина...
«Потом, братишка Филин, потом. Мне теперь уже „бонус“ полагается, если не посадят. Возьму двух „лейтенантов“ и трое суток буду их „мочалить“, мать их!..»
Не мог он сейчас позволить себе расслабиться и влезть в «медовую ловушку». Хотел, но не мог!.. Не мог себе позволить...
Кошка все сделала за него сама. Как и тогда в 95-м на трамвайчике Одесса – Хайфа...
Эта удивительная девушка очень тонко чувствовала и знала, что нужно Андрею именно в этот момент. Зря, что ли, имела диплом врача-психиатра?! Да и... Влюбленная женщина всегда готова на все, и не нужны ей никакие дипломы – она сердцем знает...