Меркулов правильно понял вопрос — Пока жив! Я уже отдал приказ доставить его и его арестованных сотрудников в Москву.
Сталин кивнул — Это хорошо! Пусть товарищ Таубин и дальше создает оружие для Красной армии! Извинитесь перед ним и перед его невинно арестованными конструкторами! И займитесь уже освобождением таких вот незаконно осужденных граждан СССР. Что вы за это время успели сделать в этом направлении?
— Мною подготовлены списки на освобождение почти двух тысяч бывших военных. В тридцать седьмом-тридцать восьмом годах было арестовано девять тысяч пятьсот семьдесят девять командиров, из них в тридцать восьмом-тридцать девятом годах были восстановлены в звании почти полторы тысячи человек; уволены из РККА по политическим мотивам девятнадцать тысяч сто шесть человек, восстановлены девять тысяч двести сорок семь человек. Точная цифра осужденных, причем не все были расстреляны, за три года — восемь тысяч сто двадцать два человека из двухсот шести тысяч командного состава, который имелся на тридцать седьмой год. На сегодняшний день численность командного, начальствующего состава армии без учета политсостава, ВВС, ВМФ и частей НКВД, составляет четыреста тридцать девять тысяч сто сорок три человека, или восемьдесят пять целых и две десятые процентов от утвержденного штата. В последние годы произошло увеличение доли командиров, получивших академическое образование. В этом году их процент наивысший за весь рассматриваемый период — семь целых и одна десятая процентов до массовых арестов в тридцать шестом году он составлял шесть целых и шесть десятых процентов. Явно наблюдается устойчивый рост численности командиров, получивших среднее и высшее военное образование по сравнению с тридцать шестым годом. Перед началом арестов высшего командного состава только двадцать девять процентов высшего командного состава имели академическое образование, в тридцать восьмом году — тридцать восемь процентов, в этом году — пятьдесят два процента, уровень образованности высшего командования после арестов только повысился.
Сталин ухмыльнулся — А потомки скажут, что по моей вине армия была полностью обезглавлена и некому было вести в бой красноармейцев!
Сталин взял список. Первыми шли те, кого все-таки успели освободить. Так в августе тридцать седьмого года комдива Константина Рокоссовского арестовали по обвинению в работе на польскую и японскую разведку и освободили в марте прошлого года — Хм, за два с половиной года вы так и не получили от Рокоссовского признание?
— Так точно, он ничего не подписал, не стал давать показания ни против себя, ни против других. Тут такое дело, товарищ Сталин! В тюрьме его жестко пытали: выбили передние зубы, молотком стучали по пальцам ног, сломали ребра.
Сталин нахмурил брови — Надеюсь, что те, кто вел его дело, теперь находятся под следствием?
Меркулов стушевался — Они обязательно понесут заслуженное наказание!
Сталин пожал плечами — Почему я должен вникать в ваши обязанности, товарищ Меркулов? — повернувшись к бледному и напряженному Берии, Сталин ткнул в него трубкой — Тебя это тоже касается, Лаврентий! Всех, кто вместо выявления действительных врагов народа, пытал ради признаний, не имея никаких фактов предательства, немедленно отправить на фронт в первых рядах. Пусть лучше с гранатой в руке под немецким танком они погибнут за Родину.
Вторым в списке был комбриг Александр Горбатов, которого арестовывали дважды. В первый раз — в тридцать седьмом году за то, что выступил против ареста своего начальника, комдива Петра Григорьева. В марте 1938 года его освободили, но уже в октябре того же года вновь взяли под стражу по обвинению в связях с «врагами народа». Комбриг пережил множество допросов с пристрастием. Горбатова приговорили к 15 годам лишения свободы и направили в исправительно-трудовой лагерь на Колыму, где он переболел цингой. В марте этого года, благодаря вмешательству все того же Тимошенко дело Горбатова пересмотрели, и его выпустили на свободу.
Сталин стукнул по столу — Товарищ Меркулов, последний раз предупреждаю, что если вы не наведете порядок в вашем ведомстве, то придется вас заменить. Свободны!
Повернувшись к Берии, показал тому кулак — Ведь это твоя вина, Лаврентий, ты передал Меркулову такое наследство! По хорошему, с тебя спрашивать надо. Я для чего тебя поставил на НКВД? Чтобы ты почистил Авгиевы конюшни, которые достались от Ежова. — остыв, добавил — Что у тебя по этому непонятно откуда взявшемуся подполковнику Бойко и его людях, о которых Павлов без слез и истерики говорить не может?
— В армии нет такого подполковника, как и нет такого в НКВД и НКГБ, да и обмундирование и вооружение этих людей по описанию Павлова невозможно идентифицировать! Ни в одной армии мира такого попросту нет. Этот Бойко по словам Павлова явно прослужил не один десяток лет, причем имеет явно выраженный опыт оперативной работы в органах госбезопасности! Это явно не советские военнослужащие, но при этом Бойко не тушуется перед вышестоящих по званию. Павлова он допрашивал с каким-то презрением и ненавистью. Предлагаю направить в Минск для прояснения ситуации заместителя начальника Первого управления НКГБ товарища Судоплатова.
Сталин кивнул — Это тот, кто с товарищем Эйтингоном руководил операцией «Утка»?
— Так точно! В конце декабря тридцать восьмого года Судоплатов был отстранён от работы и исключён первичной парторганизацией отдела из ВКП(б) за «связь с врагами народа» Пассовым и Шпигельгласом, расстрелянными в сороковом. Только мое личное вмешательство помогло в январе тридцать девятого года отменить это решение.
Сталин невольно подумал — «Если Судоплатов выживет после этой командировки, его нужно будет наградить». Пока все, кого он направил в Минск, плохо кончали. — Отправляй! Оформи ему удостоверение моего личного порученца и приказ, который даст ему неограниченные права отдавать приказы любому в республике, независимо от занимаемой должности и представь их мне на подпись. «Авось с такими бумагами он сможет выжить в этом ставшем опасным Минске!» — подумал вождь и вздохнул — Иди, пусть заходят наши вояки.
Когда представители наркомата обороны заняли свои места, Сталин, поздоровавшись, встал и принялся ходить вдоль стены, поглядывая в окна — Сидите, сидите! По данным госбезопасности в Двадцать девятом корпусе зреет измена. При нападении немцев литовцы, из которых сформирован корпус, или сдадутся врагу, или попросту дезертируют. Сами понимаете, чем это грозит — немцы смогут без боев забрать Литву, и перейдя границу с Белоруссией, ударить в тыл укрепрайона на старой границе. По отчету товарища Пономаренко на старую границу спешно возвращают орудия и пулеметы, сформированные стрелковые полки из числа мобилизованных и уже отслуживших ранее советских граждан занимают оборону в дотах и дзотах, со стороны Литвы роют противотанковые рвы и траншеи в три линии.
Однако мы не должны допустить потери вооружения и техники корпуса. Немедленно готовьте приказ о отправке корпуса из Вильнюса, оставив тяжелое вооружение, якобы для учений под Смоленск, где его раздербанить на полки и разоружить. Там же, в Смоленске из числа мобилизованных начать формирование нового корпуса, вооружив его изъятым вооружением. Литовцев раскидать по формирующимся под Москвой строительным батальонам. Не хотят служить своей новой Родине, пусть роют землю, рытьем окопов и противотанковых рвов не должны заниматься женщины. Все командование корпуса включая ротных командиров арестовать и провести следствие. Невиновных отправить на земляные работы, а виновных под трибунал. И так нехватка железнодорожных составов, так еще придется этих предателей катать. А теперь я жду ваши предложения по военным частям, которые придется отправить в Вильнюс на замену ненадежному корпусу.
Жуков поднялся — В состав корпуса входит Вильнюсское пехотное училище. Как быть с курсантами?
Сталин возмутился — Товарищ Жуков, почему такие элементарные вопросы вы не можете решить без товарища Сталина? Курсантов литовской национальности — вместе с остальными копать землю, оставшихся: с последнего курса выпустить досрочно, а остальных направить доучиваться подальше в тыл. Я надеюсь вы озаботились эвакуацией военных училищ согласно вот этого плана Барбаросса, чтобы они не попали под удар немцев?
Тишина разозлила вождя — Я вам что, задницу должен подтирать? Никакой инициативы. Чего вы ждете? Будете потом бросать курсантов под танки, а где мы потом обученных командиров найдем? Аист их вам не принесет! Пусть своим ходом выдвигаются, если нет транспорта еще и для них! За день вполне можно тридцать пять — сорок километров пройти. Пусть учатся преодолевать большие расстояния, пока еще в небе нет вражеских самолетов!
Сталин подошел к наркому Флота — Товарищ Кузнецов! Я надеюсь Советский флот сможет внести свою лепту в борьбу с врагом? А то я помню как в Мировую войну наш балтийский флот просидел в Кронштадте, боясь высунуть нос. На строительство кораблей тратятся просто огромные деньги! Тут вот из Минска прислали наши сухопутные стратеги доморощенные несколько пожеланий для доведения до командования флота. Я бы не обратил на них внимания, если бы и остальные их предложения не были крайне своевременными. Зачитайте сами, товарищ Кузнецов!
Приняв несколько отпечатанных на машинке листов, нарком в полной тишине начал читать вслух — Советское верховное командование совершило ошибку, решив, что надо выдвинуть основные ударные силы ближе к западной границе. Базирование Балтийского флота также передвинулось на запад. Базами флота стали хорошо оборудованные порты Риги и Лиепаи, а главной военно-морской базой вместо Кронштадта стал Таллин. Согласно плана Барбаросса под натиском немецкой группы армий «Север» к концу июня немцы возьмут Лиепаю и Ригу. Уже к десятому июля немцы овладеют городом Остров и Псковом, создав угрозу прорыва к Ленинграду. — подняв голову, Кузнецов возмущенно пожал плечами — Извините, товарищ Сталин, но это полная чушь! Как могут эти сочинители предсказать ход военных действий? У них что, свой пророк завелся?