Начался новый этап в разведдеятельности Лемана, который в это время по линии гестапо ежедневно плотно работал с начальником контрразведки в IV управлении РСХА Шелленбергом.
К этому времени положение и обязанности Лемана в гестапо были столь обширны, что ему не требовалось даже иных заданий по получению информации. 9 сентября 1940 года в берлинскую резидентуру поступило указание лично от наркома Берия: «Никаких специальных заданий Брайтенбаху давать не следует. Нужно брать пока всё, что находится в непосредственных его возможностях, и, кроме того, всё, что он будет знать о работе различных разведок против СССР, в виде документов и личных докладов источника».
После нападения немцев на СССР неожиданно на связь с ним вышел его куратор Зарубин, который к тому моменту занимал должность заместителя начальника 1-го управления НКГБ. Леман получил возможность получать вопросы Центра и передавать ему информацию через СССР, поздним вечером в своей Берлинской квартире вот уже час сидел у мощного приемника, ловя выступления советского радио, освящающего бои на фронтах. Затем Вилли нашел волну, на которой для него передавали шифровки из Москвы. Расшифровав столбики цифр, Леман прочитал текст: «Центр просит организовать ликвидацию ученых: Курта Дибнера, Вальтера Боте, Зигфрида Флюгге, Ханас Гейгера, Отто Хана, Пауля Хартека, Герхарда Хоффманна, Йозефа Маттауха и Георга Штеттера, Вернера Гейзенберга, Клауса Клузиуса, Роберта Дёпеля и Карла Фридриха фон Вайцзеккера. Если эта операция может вам грозить провалом, дайте телеграмму с поздравлением дяди с победами Рейха.»
Вилли невольно пожал плечами. Просто взять и устроить покушение на этих ученых было неинтересно и захотелось эту операцию сделать достойной изучения в спецшколах госбезопасности.
На следующий день он добился передачи ему расследования деятельности немецких физиков. Из документов, которые он получил от сотрудников гестапо, получалась интересная картина. Нацистская Германия осуществляла несколько исследовательских программ, связанных с ядерными технологиями, включая ядерное оружие и ядерные реакторы, до Второй мировой войны. Эти программы назывались по-разному: Uranverein(Урановое общество) или Uranprojekt(Урановый проект). Первая попытка была предпринята в апреле 1939 года, всего через несколько месяцев после открытия ядерного деления в Берлине в декабре 1938 года, но закончилась незадолго до вторжения Германии в Польшу в сентябре 1939 года, когда многие немецкие физики были призваны в вермахт. Вторая попытка под административным руководством вермахта Heereswaffenamt началась 1 сентября 1939 года, в день вторжения в Польшу. Со временем программа расширилась и стала включать три основных направления: Uranmaschine(ядерный реактор), производство урана и тяжелой воды, а также разделение изотопов урана. В конце концов немецкие военные пришли к выводу, что расщепление ядра не окажет существенного влияния на ход войны. Среди наиболее влиятельных членов Уранового общества были Курт Дибнер, Абрахам Эзау, Вальтер Герлах и Эрих Шуман. Шуман был одним из самых влиятельных физиков Германии. На протяжении всего периода разработки ядерного оружия Дибнер имел больше влияния на исследования в области ядерного деления, чем Вальтер Бёте, Клаус Клузиус, Отто Ган, Пауль Хартек или Вернер Гейзенберг. Политизация немецкой научной среды при нацистском режиме вынудила многих физиков, инженеров и математиков покинуть Германию ещё в 1933 году. Те, кто был еврейского происхождения и не уехал, были быстро отстранены от работы, что ещё больше сократило ряды исследователей. Политизация университетов наряду с требованиями немецких вооружённых сил о привлечении большего количества рабочей силы (многие учёные и технический персонал были призваны в армию, несмотря на наличие у них технических и инженерных навыков) существенно сократила число способных немецких физиков. Институт физики имени кайзера Вильгельма в Берлин-Далеме перешёл в ведение HWA (Управление вооружений сухопутных войск), а Дибнер стал его административным директором. Вермахт взял военный контроль над ядерными исследованиями.
Леман, как начальник отдела, отвечающего за общие вопросы контрразведки, дела об измене родине и шпионаже, контрразведку на промышленных предприятиях, имел полное право искать предателей среди немецких физиков. Для начала он согласовал установку прослушки на квартирах и на рабочих местах. Физики, не зная о прослушке, болтали не стесняясь выражений.
Через неделю Вилли зачитал интересные выжимки из распечаток, составленных из отчетов прослушки:
— У нацизма нет будущего! Этот недоумок решил повесить на евреев все неудачи германского народа, сколько ученых евреев потеряла наука. А у науки нет национальности.
— Ты бы так не высказывался, вдруг кто донесет! А в целом да, я с тобой согласен! У меня пра-прадед еврей, что же меня тоже в концлагерь?
— Я слышал, что евреев поголовно уничтожают, сжигая в печах.
— Ну это бред! Не могут цивилизованные немцы поступать так с людьми!
— Увы, но это так. Мне по пьянке похвалился один знакомый из охраны лагеря Дахау. Он с подробностями рассказывал как евреев и детей и женщин уничтожают с помощью газа, а потом трупы сжигают в крематории. Мало того, у заключенных вырывают золотые зубы и мосты.
— Мерзость какая! Что-то мне захотелось перебраться в Швейцарию. Подальше от этой сволочи!
Довольный Леман подготовил рапорт и отправился к своему непосредственному начальнику Шелленбергу — Вальтер, посмотри что я нарыл в среде физиков, которым доверили создать супероружие. Похоже они саботируют работу из-за ненависти к фюреру. Вот здесь — видишь? «Этот недоумок решил повесить на евреев все неудачи германского народа».
Шелленберг довольно ощерился — Молодец, Вилли! Похоже ты поймал синюю птицу, считай что знаки штурмбаннфюрера уже на твоих петлицах! Я немедленно иду к бригадефюреру, нам нужно обязательно заручиться его поддержкой. Все же верхмат будет защищать своих физиков, на которых выделяют деньги, чуть ли не грудью.
Мюллер, ознакомившись с бумагами, которые ему принес Шелленберг, не любил принимать поспешные решения. Поэтому он запросил предоставить ему магнитофонные записи и только прослушав их и убедившись в наличии жаренных фактов, решил доложить Гейдриху. Уже через три дня все физики были арестованы и из них начали выбивать показания, желая выявить как можно больше сообщников.
Мюллер вызвал к себе Шелленберга — Гейдрих предложил тебя повысить, назначив своим заместителем и поручив тебе Шестое управление РСХА. Кого порекомендуешь на свое место?
— Этим повышением я обязан Леману. Если вы не против, я бы предложил именно его.
— Что же, ничего не имею против. Оберштурмбаннфюрер Леман опытный сотрудник, человек солидный, без выдающихся талантов, но со рвением, крепкий профессионал, педантичный, аккуратный и добросовестный, не мздоимец и не кутила, но ценящий достаток и знающий цену деньгам.
Основным источником урановой руды в это время были шахты Шинколобве в Бельгийском Конго, а человеком, руководившим ими, — Эдгар Сенжье, управляющий фирмы «Юнион миньер дю О’Катанга», или, короче, «Юнион миньер». В мае 1939 года, когда Сенжье случилось быть в Англии е гостях у Стоунхэвена, члена правления фирмы «Юнион миньер», тот попросил его принять одного важного ученого.
Им оказался Генри Тизард, директор Имперского научно-технического колледжа. Он попросил Сенжье предоставить правительству Англии исключительное право на всю радиево-урановую руду, добываемую на шахтах Шинколобве. Сенжье отказал, но, уходя, Тизард взял Сенжье за руку и крайне многозначительно произнес: «Будьте осмотрительны и не забывайте, что в ваших руках находится материал, который, если он попадет в руки врага, может привести к катастрофе для вашей и моей страны». Это замечание, исходившее от известного ученого, произвело на Сенжье глубокое впечатление.
Спустя несколько дней он обсуждал возможность использования урана с несколькими французскими учеными, среди которых был лауреат Нобелевской премии Жолио-Кюри. Сенжье согласился предоставить им сырье для работ. Научавшаяся в сентябре 1939 г. вторая мировая война не позволила начать эти работы.
Предостережение Тизарда и большой интерес французов к урану придали самым богатым в мире катангским урановым рудам в глазах Сенжье большой вес.
Сенжье выехал в октябре 1939 г. из Брюсселя в Нью-Йорк, где оставался до конца войны. Оттуда он управлял всеми работами своего концерна. С момента захвата в 1940 г. Бельгии немцами он должен был осуществлять руководство единолично, лишенный советов и указаний других членов правления, оставшихся в Бельгии.
Еще перед своим выездом из Бельгии Сенжье дал указание отправить в США и Англию весь наличный запас радия, около 120 граммов, стоивший тогда около 1,8 миллиона долларов. Одновременно он распорядился отправить в США всю урановую руду, находившуюся на складах обогатительных фабрик «Юнион миньер». К сожалению, это распоряжение не было выполнено достаточно быстро, и вступление немцев в Бельгию не позволило вывезти эту руду.
В конце 1940 г., опасаясь вторжения немцев в Конго, Сенжье приказал своим представителям в Африке переправить в Нью-Йорк, по возможности тайно, всю находившуюся на складах шахт Шинколобве ранее добытую урановую руду.
В результате в сентябре и октябре 1940 г. 1250 тонн урановой руды было отправлено через порт Лобато в Анголе в Нью-Йорк и сложено в пакгаузе на острове Стэйтон Айленд. Все заботы Сенжье были о сохранении вывезенной руды, которую по хорошему нужно было поместить в форт Нокс. Какое-же было удивление, когда стало известно о решении администрации освободить пакгауз и вся руда, находившаяся там, была по дешевке отдана каким-то бразильцам и те уже заканчивают погрузку руды на свою баржу. Сержье немедленно поспешил в порт и попытался устроить скандал. Однако получил удар шилом в ухо и о руде благополучно забыли все. Американское правительство пока просто не понимало важность поддержки изучения атома.