– Только уйди подальше куда, а то и стражу городскую испугаешь, и селян в деревне.
Фёдор это сам понимал, присмотрел заранее длинный и широкий Соловьёв овраг. Получив порох, свинец и пыжи, утром десяток под водительством Фёдора отправился в овраг. На плечах тяжёлые затины, на поясах мешочки с огненными припасами болтаются. Спустились в овраг, здесь тень от склонов, солнце ещё высоко не взошло. Расположились с одной стороны. Посредине пень от спиленного дерева, на другом краю – деревья. Пень Фёдор решил использовать в качестве цели. Отсчитал от пня тридцать шагов, расстояние мизерное, если судить по боевым меркам. Затинщики зубоскалили, но, чувствовалось, побаиваются, нервничают.
– Встать шеренгой! – скомандовал Фёдор. – Смотреть всем!
Медленно, чтобы запомнили, показал все приёмы. Зарядил затину, поджёг фитиль, прицелился. Грохнул выстрел. Облако дыма затянуло всех стрельцов. Кто-то уши заткнул, другие – носы. Ничего, привыкнут. А один кинулся к пеньку, стал искать, куда попала пуля.
– Есть! – заорал он. В самый верх!
– Теперь давай ты, – ткнул пальцем в грудь стрельцу Фёдор. – Остальным затины заряжать.
И пошло чередом. Один стрелок сменяет другого. Фёдор не ставил задачу, чтобы все попадали в цель. Пусть заряжают, привыкают обращаться с затиной, грохоту выстрелов и дыму. К обеду все изрядно устали, затина тяжёлая, отдача с непривычки сильная. Но уже уши не затыкали и от запаха пороха не морщились и не крестились. Назад, к воинской избе, шагали бод-ро, предвкушая обед и отдых. После обеда Фёдор дал людям отдохнуть, умыться. От чёрного пороха лица и руки в копоти были. А потом второй заход в овраг. За день третью часть бочонка пороха ушла. Зато десяток его перестал бояться своего оружия. Три последующих дня стреляли уже прицельно, пальбы меньше, но результативнее. Стрельцы уже спорить стали, кто попадёт точнее.
С каждым днём Фёдор отводил десяток от пня всё дальше. Как говорил ему оружейный мастер – сто пятьдесят шагов почти предел. Пуля-то и дальше летит, только точности нет. Постепенно выявилась троица метких стрелков, на них Фёдор возлагал надежды. Не каждому дано быть метким стрелком, впрочем, как и биться сабельным боем. Сабли у стрельцов тоже были, но при Иване Грозном их заменят на бердыши. В бою бердыш не только холодное оружие, но и опора для пищали, как позже стали называть затины.
Фёдор справедливо полагал, что только еже-дневные занятия способны привести к мастерству, но стрелецкий голова думал иначе.
– Зачем огненный припас переводить? Он денег стоит, с меня спросят.
И попробуй начальству доказать, что в бою все упущения большой кровью выйдут. Пришлось из своей мошны деньги доставать, покупать в Пушкарском приказе. Да ещё амбала с подводой нанимать, чтобы до полка привезти. Всё же два бочонка уже вес изрядный, под мышками не унесёшь. Со свинцом попроще было, как и с пыжами.
Некоторые из десятников, глядя на Фёдора, тоже своих ратников учили, другие в рот стрелецкому голове смотрели, считали – лишнее это. А всё рассудил случай, когда воевода в полк приехал, да со свитой.
Глава 4Новгород
Полк только сформировался, набрали людей и коней, воевода приехал посмотреть, как исполняется государево поручение. Стрельцов построили, воевода прошёлся, внешним видом доволен остался. А потом предложил стрелецкому голове показать умение в стрельбе. Хитёр голова, сразу на Фёдора показал. А только воевода пожелал видеть, как весь десяток палит. В качестве мишени обрубок бревна поставили, отсчитав сто двадцать шагов. Приезжее начальство и голова в сторону благоразумно отошли.
– Ребятушки, работаем спокойно, как учил, – как мог наущал Фёдор.
Зарядили затины довольно шустро.
– Целься! – приказал Фёдор и сам вскинул оружие. – Пли!
Грянул нестройный залп. Несколько затинщиков явно попали в бревно, потому как оно упало, да и видели все, как от деревяшки щепки летели. Голова стрелецкий сияет. Как же, не подкачал Фёдор и десяток его. И воевода усы довольно оглаживает, не зря государева казна тратилась. Да Фёдором не ограничились. Воевода вдоль строя прошёлся, пальцем в десятника Онуфрия ткнул:
– Теперь ты со своим десятком удаль и умение покажи.
Вот тут осечка случилась. Стрельцы Онуфрия заряжали затины долго, залп нестройным вышел, практически каждый по готовности стрелял, а в бревно не попал никто. Воевода нахмурился, долго выговаривал стрелецкому голове и уехал недовольный. Голова разнос устроил десятникам и сотникам, пообещав стрельцам запретить на ночь домой уходить, пока стрелять не научатся. За такие упущения в службе запросто снять могут, да перевести в отдалённый гарнизон, куда-нибудь на Соловки. Да мало ли на Руси медвежьих углов?
На следующий день голова приказал всем устроить стрельбы. Результат после обеда проверял сам. Единственный десяток, не ударивший в грязь лицом, был фёдоровский. После крупного разговора с воеводой в глазах головы Фёдор как десятник здорово вырос. Уже после стрельб стрелецкий голова вызвал его к себе, для разговора с глазу на глаз.
– Посоветоваться хочу. Как быстро дело наладить?
Затины в государевом войске дело новое, опыта никто не имеет. Голова с десятником советоваться не стал бы. Всё же он из дворянских детей, а Фёдор простолюдин. Да выбора не было. Фёдор и присоветовал:
– Отдай всех десятников под моё начало на седмицу. Только жалоб их на притеснения с моей стороны не слушай. Обучу не хуже своего десятка, а потом каждый научит своих людей.
– Ты прямо мои мысли прочитал! – вскричал голова. – С завтрашнего дня делай с ними что хочешь, хоть палками бей, а выучи.
– Порох и свинец дашь?
– Возьми в амбаре.
Холопов в войске палками били, но без членовредительства. И в дальнейшем применяли телесные наказания – прогоняли через строй солдат, которые били несчастного шпицрутенами. Били при Петре, Павле Первом, Александрах, даже при Николае Втором. Фёдор битья палками не приветствовал и рукам волю не давал, как некоторые десятники, раздававшие стрельцам зуботычины. Хватит, сам настрадался в детстве от старосты.
Утром, после молитвы в воинской церкви, не только десятники построились, но и сотники, хотя вчера об этом разговора не было. Прихватили бочонок с порохом, рубленый и обкатанный свинец, затины – и в овраг. До полудня учились быстро и грамотно заряжать оружие. Сотники недовольство проявлять стали. Фёдор заявил:
– Никого не держу, не неволю. Ступайте с Богом. А только через четыре седмицы без двух дней воевода снова приедет. Кто мастерство во владении не явит, поедет на Соловки или на Печору.
Недовольство сразу пропало. Сотники женаты все, детишки есть, и перспектива отправиться на край земли пугала. И после обеда приступили к стрельбам. Не получалось поперва, хотя дистанция до пня тридцать шагов, камнем добросить получится. Поняли десятники и сотники – лихим наскоком наукой не овладеть.
Неделю до седьмого пота Фёдор учеников гонял, хотя многие старше его и не одну сечу прошли. В последний день на стрельбы поглядеть сам стрелецкий голова явился. Тут уж каждый старался умение проявить. К концу дня от пня щепки остались. Голова – Панкратий Зотов доволен, руку Фёдору пожал.
– С завтрашнего дня каждый из вас своих стрельцов обучать будет! Увижу ежели кто отлынивает, не обижайтесь.
Со следующего дня в окрестностях пальба пошла. Соловьёва оврага на всех не хватало, стреляли в лесу на больших полянах, на лугу. Один только несчастный случай произошёл, когда один стрелец другому ногу прострелил по неосторожности. Но авторитет Фёдора вырос, в полку все в лицо его знали, и сотники не чванились первыми руку для пожатия протянуть.
Между тем в Кремле происходили события особо неприметные, но в дальнейшем потянувшие за собой целую цепь действий. К Ивану Васильевичу прибыло новгородское представительство. Ранее новгородцы называли великих князей московских господами, показывая равный уровень отношений, ведь и Великий Новгород тоже Господин. То ли оговорились послы, то ли намеренно назвали Ивана Васильевича государем. Иван, благодаря Софье поднаторевший в деликатных проблемах, за оговорку ухватился. Направил своих послов в Новгород с вопросом – хотят ли новгородцы видеть его государем своим? В Великом Новгороде противостояли друг другу две партии. Промосковская и пролитовская, во главе – бояре. Пролитовскую возглавляла посадница Марфа Борецкая. Пролитовская хотела отдаться Казимиру IV, но была закавыка, в этом случае обязательно католическая церковь попытается сменить веру. Народ этого не хотел, и Марфа, и её сторонники боялись бунта. У бояр, сторонников Марфы, дружины были, но что их воины против народа? В Новгороде всегда сильно было ополчение. Даже объединив дружины, бояре не смогли бы подавить народный гнев. Между партиями было неустойчивое равновесие.
Зазвонил вечевой колокол, на площади стал собираться народ. Марфа выступила на вече с призывом оставаться независимой республикой, не отходить под власть Московского Великого князя. Марфа говорила убедительно, бояре начали кричать:
– Не хотим Ивана государем!
Да ещё людишек подкупили бояре, в разных концах площади кричать стали:
– Не хотим!
Толпу завести просто, скоро уже вся площадь кричала:
– Постоим за святую Софию!
Послов едва не побили, но то уже нарушение всех традиций, фактически оскорбление Ивана, ведь послы представляют именно царя.
Иван Васильевич приказал собирать рать и разослал письма ближним союзникам – Твери и Пскову. Рать начала собираться большая, даже из Касимова пришли служилые татары. Как правило, их посылали на западные окраины великого княжества во избежание сговора с Ордой, если бы их послали на юг или восток. Татары выставили десять тысяч конницы, да кованая рать боярская, да государевы полки. Первыми выступили от столицы пешцы, за которыми тянулся великий обоз с провиантом, лечцами и пушечным нарядом. Дух войска после победы над новгородцами у Шелони был велик. Тогда воевода Даниил Холмский в июле 1471 года одержал убедительную победу, сбив спесь с новгородцев.