Справа показался небольшой разрыв между деревьями, куда вела узкая лесная дорога. Туда Саша и свернул – причем резко, так, что мотоцикл встал под углом, задрав в воздух коляску и едва не перевернувшись. Из-за совсем уж отвратительной дороги скорость пришлось сбросить.
Так они проскочили километра полтора или два – кто их считал в такой ситуации? Наконец Саша остановил мотоцикл, заглушил мотор. Надо послушать, нет ли за ними погони?
– Эй, политрук, ты чего молчишь?
Он тряхнул политрука за плечо и в испуге отдернул руку. Политрук завалился вперед, и Саша увидел, что на его затылке зияла огромная рана, а спина была залита кровью. Убит! Достал его все-таки пулеметчик с бронетранспортера! Вот сука!
Меж тем далеко позади, но явно по лесной дороге приближался звук двигателя и лязг гусениц – бронетранспортер пустился за ними в погоню. Времени не было.
Саша, привстав на подножках мотоцикла, ногой толкнул кикстартер и рванулся с места. Выручал стальной шлем, о который бились ветки деревьев, и мотошлем. Мотоцикл бешено летел по петляющей грунтовке – Саше надо было оторваться от преследователей.
Впереди блеснула река. Черт, Припять! Саша крутанул руль влево и, петляя между деревьями, покатил по берегу. Он едва успел затормозить перед оврагом, заскользив по траве юзом. Заглушив мотор, соскочил с мотоцикла, откинул крышку багажника вместе с запаской, расположенной на коляске. Надо было забрать вещмешок и ранец – там его гражданская одежда и документы сержанта Савельева. Услышал, как глухо брякнули банки с тушенкой. Переодеваться некогда, надо бежать.
Лязг гусениц бронетранспортера приближался, и Саша побежал вниз, съехав по склону оврага на пятой точке. А чего жалеть чужой мундир, все равно его бросить придется… Почувствовал под ногами дно, усыпанное сухими сучьями, ветками, камнями, и, ломая ногти, полез наверх.
Лязг гусениц стих, но мотор бронетранспортера продолжал работать. Стало быть, они добрались до берега. Худо будет, если у них есть рация, они свяжутся с другими частями и успеют пустить навстречу ему облаву.
И Саша бежал, петляя между деревьями и кустами.
Вскоре звук мотора бронетранспортера затих. Продолжают ли преследовать его немцы или оставили эту затею? Саша пробежал еще километр и свалился без сил.
Глава 4. Взводный
Он лежал на траве и жадно, как вытащенная из воды рыба, хватал ртом воздух. Немного придя в себя, вслушался в окружающую его тишину.
Похоже, его никто не преследовал. Не слышно треска веток, разговоров. Он вдруг с неожиданной теплотой вспомнил Шумилина. Молодец, политрук, не сдрейфил. Настоящий мужик, хоть и фанатик сталинский. Жалко только, что похоронить его не получилось, хоть он это по праву заслужил. И лопата к коляске мотоцикла приторочена была, да преследователи помешали, времени на это не дали. Надо было самому спасаться.
Саша поднялся, отряхнул одежду от приставшего к ней мусора и пошел на восток. Время от времени он видел, как справа, между деревьями и кустарником, мелькала река.
Где он сейчас? Хоть бы определиться! Карта была, но где она? В вещмешке или в ранце? Что-то у него многовато поклажи. От лишнего надо избавляться. И Саша устроил привал.
Сначала он открыл ранец. Вот свернутая, измятая и грязная форма политрука. В кармане гимнастерки – его документы. Здесь же – Сашина гражданская одежда. Только вот карты нет. Саша перерыл вещмешок сверху донизу. Колбаса, хлеб, банки с тушенкой, индивидуальные немецкие перевязочные пакеты. А карты – той, трофейной, которую он забрал у убитых немецких связистов, – карты нет. Куда же она делась? Ведь без нее – как без рук!
Саша доел круг колбасы с хлебом. Лето, жарко, она хоть и полукопченая, но испортиться быстро может. Не спеша допил вино. Прихлебывая из бутылки, размышлял – переодеваться ему в свою одежду или пока идти в немецкой? Пришел к выводу, что, пожалуй, в немецкой пока безопаснее и в сапогах немецких по лесу идти куда удобнее, чем в своих туфлях. Да и на спине ранец должен быть, а не сидор отечественный. Вот только как будет выглядеть немецкий пехотинец, в одиночку бродящий по лесу? Однозначно: подозрительно как для самих немцев, так и для местных жителей. Зато потом немецкая форма поможет, когда через немецкие позиции в прифронтовой полосе пробираться придется.
Поразмышляв так, Саша закопал форму политрука, предварительно достав из нагрудного кармана гимнастерки и переложив к своим документам удостоверение Шумилина. Плотненько утолкал свою одежду и продукты в ранец и забросил ранец за спину. Немецкий же автомат повесил через плечо – так удобнее. Сами немцы носили его на шее, стволом вправо, что для Саши было непривычно. Он попробовал развернуть его стволом влево, но рукоятка затвора при каждом шаге била его в живот, и идти было неудобно. Он по привычке попрыгал на месте – не стучит ли чего, и – в дорогу.
Шел осторожно, прислушиваясь – не кричат ли тревожно птицы, не шумит ли поблизости мотор. Здесь мотор – это всегда немцы. У жителей сроду ничего, кроме велосипедов, не было, да и они в редкость.
К вечеру Александр добрался до какой-то деревни. Он постоял на опушке, пытаясь определиться, нет ли в ней немцев. Вроде было тихо. Мирно кудахтали куры, взвизгивали собаки. Если бы в деревне побывали немцы, то кур они бы постреляли и съели.
Саша встал, оправил форму и спокойным, уверенным шагом направился в деревню.
Была она невелика – единственная короткая улица по десятку деревянных изб с каждой стороны.
Саша остановился посередине улицы в недоумении. Деревня как вымерла. Возле изб – ни одного жителя. Хотя Саша чувствовал, что из окон за ним наблюдают. Он решил, что надо вести себя нагло, как завоевателю.
Подойдя к ближайшей калитке, Саша пнул ее сапогом. Остановившись посередине двора, громко крикнул:
– Рус, выходи!
За оконной занавеской мелькнуло испуганное женское лицо, потом загремел запор. Во двор вышел, опираясь на костыль, мужик лет сорока – без одной ноги.
Намеренно коверкая слова на немецкий манер, Саша спросил:
– Эта деревня как имя?
– Малиновка, пан офицер.
– Их бин зольдат. Я найн офицер! Где есть Гомель?
– Так вон там, пан солдат, – мужик махнул рукой, указывая куда-то за Сашину спину.
– Как далеко?
– Километров пятьдесят будет, – для убедительности мужик показал Саше пятерню с растопыренными пальцами.
– Днепр?
– Совсем недалеко, пан солдат. Часа три пешком.
– Дойче зольдатен тут марширойн? (Германские войска здесь были?)
– Бог миловал. Вы – первый.
– Партизанен? Пуф-пуф?
– Откуда, пан солдат?
– Смотри! Если ты меня обманывать, я делать пиф-паф! – Для убедительности Саша сложил пальцы правой руки в воображаемый пистолет.
Мужик перекрестился, не отводя глаз от Сашиной руки.
– Ком! Идти домой! – Саша махнул рукой в направлении избы. Мужик, часто оглядываясь, заковылял к дому и скрылся за дверью.
Основное Саша узнал и задерживаться в деревне не стал. Скоро начнет смеркаться, а ему надо еще ночлег отыскать.
Он вышел из Малиновки, спиной ощущая испуганные взгляды селян, и бодрым шагом направился на восток, время от времени переходя на легкий бег.
Когда стало темнеть, впереди открылось поле, а за ним – Днепр. Был он не так широк, как у Киева, где проезжал прошлым летом Саша.
Пересекать поле в темноте Саша не рискнул. Немцы могли поставить мины – хотя здесь-то зачем? Но рисковать он не стал и улегся спать на опушке леса, подложив под голову ранец и сняв автомат с предохранителя.
Хоть и спал он вполуха, но проснулся ранним утром бодрым. Берег реки был скрыт от него плотной пеленой утреннего тумана, и сейчас это было ему только на руку. Он осторожно направился к реке, глядя под ноги – не видно ли где проволочки или свежего бугорка земли. Встречались такие холмики, но, скорее всего, их понаделали кроты. На всякий случай Саша их обходил.
Вот и Днепр. Как там у Гоголя? «Чуден Днепр при тихой погоде…» Однако Саше было не до красот природы. Он раздумывал – как перебраться вплавь, не замочив оружие? Форму немецкую Саша снял и отбросил в сторону – не пригодится она ему больше. Автомат оружейным ремнем притянул к ранцу. Ранец же водрузил на загривок, ремни плечевые зажал зубами. Даже если плеснет водой на него – кожа ранца добротная, сразу не промокнет. Завершив таким образом все приготовления, Саша осторожно вошел в воду и поплыл.
Течением его сносило в сторону, но Саша не сопротивлялся. Какая разница, на каком месте он выберется на том берегу?
Он уже преодолел больше половины пути, как почувствовал, что стал уставать. Ноги и руки отказывались повиноваться, ранец давил на плечи чугунной плитой. Нет, не зря он недолюбливал воду.
Добравшись из последних сил до берега, Саша вцепился в кусты и довольно долго пролежал так, тяжело дыша. И только выбрался на крутой склон, как услышал позади себя:
– Руки вверх, фашист!
– Да какой же я фашист? – не поворачиваясь, изумился Саша. – Свой я, сержант Савельев!
– Руки вверх подними, а то стрельну! – Из-за кустов вышел красноармеец с трехлинейкой в руках. Он повел стволом винтовки, указывая Саше направление: – Иди вперед, и пусть командир роты решит, наш ты или немец!
Боец был совсем молоденький, от волнения голос его периодически срывался. Но Саша рад был, что попал на часового Красной армии, а не на немецкий дозор. Всякое ведь могло случиться.
Часовой довел его до брезентовой палатки, крикнув у входа:
– Товарищ младший лейтенант!
Из палатки вышел младший лейтенант с «кубарем» в петлице. Саша про себя невольно отметил, что староват он для младшего, скорее всего – из запаса призван. Лицо у лейтенанта было хмурое и утомленное.
– Чего у тебя случилось, Дудкин?
– Вот, товарищ младший лейтенант, перебежчика с той стороны задержал. Из воды на наш берег выбрался.
– Разберемся! Возвращайся в дозор.
– Есть! – на ходу козырнув, рядовой Дудкин убежал.