– Да ладно, от нас не убудет, – вполголоса успокоил его Харченко и хихикнул в кулак. – Не кислотой же он его поливает, в самом-то деле! Авось, насквозь не проест.
Плеск и журчание снаружи прекратились. Снова вжикнула «молния», зашуршала одежда, и вдруг микроавтобус несильно, но ощутимо качнуло.
– Надо же, какой урод! – с тихим восторгом прошептал Крайнов, сползая на сиденье так, чтобы его не было видно снаружи. – Это он дверь пробует!
Харченко неуверенно ухмыльнулся, не зная, радоваться предстоящей забаве или грустить по поводу внезапно оказавшегося под угрозой провала задания. Впрочем, какой там еще провал! Из дома Расулова видна только крыша микроавтобуса, в этом они убедились специально. Значит, того, что произойдет в этом темном переулке, кавказцы не увидят, и служебные интересы никоим образом не пострадают. Зато небольшой урок, преподанный предприимчивому аборигену, решившему проверить, нельзя ли чем-то поживиться в кузове оставленного без присмотра микроавтобуса, поможет им с напарником скоротать время, а заодно и немножечко согреться.
Снаружи уже слышалось осторожное царапанье металлом о металл. Настойчивость взломщика была понятна: красующаяся на борту фургона реклама с названием известной фирмы – поставщика компьютерной техники, должно быть, заставила его предположить, что внутри завалялось кое-что из этой самой техники. Кое-что ценное тут и впрямь было, но пожива взломщику сегодня не светила – светило нечто иное, не столь приятное, зато куда более полезное. Потому что легкие деньги, как известно, развращают и рано или поздно доводят человека до тюрьмы, а то и до могилы. А своевременно перенесенные побои не только обогащают жизненным опытом, но и, случается, заставляют пересмотреть свои взгляды и, сойдя со стези порока, вернуться к честному труду на благо общества. Наставить заблудшую овцу на путь истинный, вернуть социуму полезного члена – это ли не благое дело!
Крайнов, мысли которого, похоже, текли по тому же руслу, осторожно протиснулся между передними сиденьями и на четвереньках перебрался из кабины в кузов. Здесь он выпрямился во весь свой немалый рост, осторожно, двумя пальцами потянул кверху стопор замка, а потом резко, одним мощным рывком откатил в сторону боковую дверь. Затем он выпрыгнул наружу.
По правде говоря, Харченко толком не понял, что именно произошло, но решил, что Крайнов выпрыгнул, потому что – ну, а что еще он мог сделать, куда подеваться? Не ангелы же его живым на небо взяли, в самом-то деле…
Со стороны это выглядело примерно следующим образом: Крайнов откатил дверь, высунулся из кузова и исчез так стремительно и резко, как будто его выдернул из автобуса притаившийся снаружи голодный звероящер величиной с дом. Послышался короткий глухой шум, и наступила тишина, нарушаемая лишь звуками, доносившимися из наушников, да едва слышным гудением запитанной от аккумуляторов аппаратуры. Не было ни возни, ни ударов, ни поучительных высказываний проводящего воспитательную беседу Крайнова, ни оханья и слезливых оправданий воспитуемого – словом, вообще ничего из того, чем обычно сопровождаются подобные разговоры.
Лейтенант Харченко колебался не дольше секунды. Он был решительный малый и притом далеко не трус, и испытанное в этот момент ощущение какой-то мистической жути не понравилось ему даже больше, чем странное исчезновение напарника и наступившая вслед за ним еще более странная тишина. Положив на консоль наушники, он на всякий случай вынул из наплечной кобуры пистолет и выпрыгнул из фургона в сырую, едва разжиженную светом далекого фонаря темноту ненастной ноябрьской ночи.
Он сразу споткнулся обо что-то мягкое, тяжело подавшееся под ногой, и успел сообразить, что это лежащее на земле тело. Но чье именно тело подвернулось ему под ноги, лейтенант выяснить уже не успел: получив слепящий удар в лицо, он гулко грохнулся затылком о жестяной борт фургона и, собирая с холодного мокрого железа грязь своей дорогой, купленной всего три дня назад курткой, съехал по нему на землю.
Взломщик, так круто обошедшийся с находящимися при исполнении должностных обязанностей офицерами федеральной службы безопасности, через плечо покосился на соседний коттедж, из-под крыши которого прямо на него таращился любопытный стеклянный глаз видеокамеры. Оставалось только гадать, включена камера или нет, и следит ли кто-нибудь за монитором. Гадать он не любил и, надеясь на лучшее, всегда готовился к худшему. Тряся ушибленной кистью в тонкой кожаной перчатке, он заглянул в фургон и окинул быстрым взглядом смонтированную на консоли аппаратуру. Затем опустился на корточки перед полусидящим со свесившейся на плечо головой лейтенантом Харченко и бегло обследовал его карманы. Нащупав твердый прямоугольник служебного удостоверения, взломщик на мгновение включил маленький светодиодный фонарик, раскрыл обтянутые красным коленкором корочки и прочел название грозного ведомства, выдавшего данный документ.
Это название его, судя по всему, сильно напугало. Торопливо затолкав удостоверение за пазуху лежащему без сознания лейтенанту, предприимчивый злодей вскочил и опрометью, со всех ног кинулся бежать, куда глаза глядят.
Глядели они у него, как выяснилось, строго в заданном направлении. Уже через минуту нисколько не запыхавшийся злоумышленник уселся за руль поджидавшей его в паре кварталов от места событий машины, запустил двигатель, вывел ее из проулка на шоссе и развернул в сторону Москвы. Рука в перчатке протянулась к панели магнитолы, обтянутый черной лайкой палец коснулся клавиши. «Вей, вей, проруха-судьба», – зазвучал в разжиженной мягкой подсветкой приборной панели темноте салона голос Гарика Сукачева.
– То, что доктор прописал, – с удовлетворением произнес водитель и утопил педаль акселератора.
Примерно на полпути он сделал короткую остановку, чтобы снять и убрать в багажник старую кожаную куртку и линялое черное кепи с длинным козырьком. Под размеренные щелчки реле и вспышки оранжевых ламп аварийной сигнализации он с удовольствием выкурил на свежем воздухе сигарету и вернулся за руль. Порывшись в бардачке, отыскал старый блокнот и шариковую ручку, включил потолочный плафон и при его слабом желтушном свете, пристроив блокнот на ступице рулевого колеса, быстро написал коротенькую записку. Записка отправилась во внутренний карман светлой, легкой не по погоде куртки, блокнот и ручка легли обратно в бардачок. Выключив аварийную сигнализацию и погасив свет в салоне, Юрий Якушев вывел машину на дорогу.
Через час, загнав ее на стоянку и выслушав ворчливый комментарий сторожа по поводу тех, кому не спится в ночь глухую, он поймал бомбилу, который за немалую мзду согласился доставить его к воротам загородного дома господина Расулова. Предусмотрительно прихваченная оттуда початая бутылка водки была выпита досуха в салоне дребезжащей, дышащей на ладан «девятки» под неторопливый, сугубо мужской разговор о футболе, беспределе гаишников и засилье выходцев из некогда братских республик, из-за которых в Москве стало буквально ни вздохнуть, ни охнуть. К концу разговора язык у Юрия уже основательно заплетался, а когда в пятом часу утра машина прибыла на место, водителю пришлось звать на помощь дежурного охранника, чтобы выгрузить из салона впавшего в жизнерадостное буйство и временно утратившего координацию движений, неспособного передвигаться без посторонней помощи пассажира.
Во дворе пьяное веселье гостя превратилось в настоящий дебош. Он подрался с охранником и успел изрядно ему накостылять до того, как к бедняге прибыло подкрепление. Окончательно распоясавшийся Якушев с энтузиазмом принял бой; решив, по всей видимости, что набежавшие со всех сторон сердитые кавказцы вознамерились взять его в плен с целью получения выкупа, он кричал, что живым не дастся, пел про крейсер «Варяг», про войско, идущее воевать Шамиля и про ползущего на берег злого чечена, успевая при этом расшвыривать дюжих охранников уважаемого Магомеда, как слепых котят. Он ухитрился завладеть чьей-то рацией и с криком: «Получи, фашист, гранату!» высадил ею окно в расположенной на первом этаже комнате охраны. В окрестных домах, не говоря уже о доме Расулова, начали одно за другим загораться окна. На третьей минуте развернувшегося во дворе сражения в дверях, наконец, появился разбуженный этим адским переполохом хозяин. Якушев бросился к нему с воплем: «Магомед, спаси, твоего гостя убивают!» – и вцепился в него, как утопающий в спасательный круг.
Как ни странно, это его волшебным образом успокоило. Охранники, пострадавшие далеко не так сильно, как можно было ожидать, отодрали его от хозяина, как пластырь, и увели в гостевой домик, не встретив дальнейшего сопротивления. Помянув шайтана и отдав необходимые распоряжения, касавшиеся, в частности, разбитого окна, Магомед Расулов вернулся в дом.
Снимая халат, он случайно коснулся кармана и почувствовал, что там что-то есть. Сунув в карман руку, уважаемый Магомед достал оттуда сложенный вдвое листок бумаги, которого, как он отчетливо помнил, раньше там не было. Удивленно приподняв густые брови, он развернул бумагу и прочел то, что было на ней написано.
Брови его сошлись к переносице. Рассеянно сунув записку обратно в карман, передумав ложиться, он подошел к окну и долго смотрел на виднеющуюся в узком проулке между двумя расположенными на противоположной стороне улицы домами крышу белого микроавтобуса. Потом запахнул халат, резким движением затянул пояс и вышел из спальни.
Спустившись по лестнице, Магомед Расулов пересек полутемный холл, распахнул дверь, вышел на улицу и, широко шагая обутыми в домашние шлепанцы ногами, поспешил к виднеющемуся в глубине двора гостевому флигелю.
Гостевой флигель, фактически, представлял собой полноценный жилой дом, площадь и уровень комфорта которого даже не снились подавляющему большинству населения российской глубинки. Внутри он был поделен на два двухкомнатных гостиничных номера, в которых имелось все необходимое для автономного существования – просторная ванная, небольшая, оборудованная по последнему слову современной техники кухонька, удобная мебель и полный набор бытовой электроники, от холодильника и стиральной машины до компьютера с неограничен