При чтении этой, с позволения сказать, литературы, Федор Ильич получал огромное удовольствие, потешаясь над некомпетентностью, а порой и откровенным невежеством авторов. Обложки, изготовленные по всем правилам современной полиграфии, тоже иногда бывали хороши. Особенно запомнилась одна, украшенная портретом некоего гражданина весьма мужественной наружности, целящегося прямо в читателя из большого пистолета заграничной конструкции. Художник изобразил момент выстрела, не забыв пририсовать и вылетающую из ствола пулю. То есть это он думал, что рисует пулю, а на самом-то деле у него получился весь патрон целиком, вместе с гильзой. Паршутин долго забавлялся, пытаясь представить, с какой силой боек должен был ударить по капсюлю, чтобы образовалось наблюдаемое явление, а потом решил, что обложку почти наверняка рисовала баба – ну, или, в самом крайнем случае, мужик, который недалеко от нее ушел.
Но все-таки читать эти книги было куда приятнее, чем смотреть новости по телевизору. За чтением Федор Ильич целиком погружался в выдуманный мир, который был особенно хорош тем, что выдумывали и описывали его люди недалекие, скверно информированные и имеющие далеко не полное представление о том, как на самом деле планируются и совершаются преступления, о которых они пишут. Жизненный опыт у них куцый – люди действия книжек не пишут, а писатели не ловят преступников, и все по одной причине, а именно: из-за отсутствия свободного времени, – знания их почерпнуты, в лучшем случае, из интернета, и тем смешнее читать размещенные на оборотной стороне обложки биографические сведения об авторе, который, если не работал следователем по особо важным делам, то уж наверняка служил в каком-нибудь спецподразделении. Не просто в армии, не в ВДВ даже, а вот именно в войсках специального назначения! А сам-то, поди, автомата в руках не держал и представления не имеет, с какой стороны у него приклад, а с какой – дуло. Вот у них пули-то вместе с гильзой из ствола и вылетают…
Говоря коротко, Федор Ильич читал только те книги, которые давали ему возможность насладиться чувством собственного превосходства над автором, не посвященным в профессиональные тонкости милицейской службы. Иногда, подвыпив, он делился своими соображениями по поводу прочитанного с Бандитом, и самым мягким из выражений, которые слышал в такие моменты покойный пес, было слово «дебилы». Теперь его, увы, не стало, и выслушать критические замечания Паршутина в адрес горе-литераторов мог разве что торшер.
Очутившись в небольшом коридоре между кухней и гостиной, Федор Ильич понял, что торшер вспомнился ему неспроста. Он работал сторожем в этом доме уже четвертый сезон подряд и мог пройти по нему, ни разу не споткнувшись, даже в полной темноте. Поскольку хозяин, хоть и не брал с него денег за электричество, частенько ворчал по поводу якобы слишком большого расхода энергии, этот приобретенный навык был небесполезным. В целях экономии Паршутин жег свет только в тех комнатах, где находился в тот или иной момент, а в помещениях вроде вот этого коридорчика не включал его практически никогда, разве что во время уборки. Здесь и сейчас было темно, и в этой темноте особенно хорошо была заметна полоса неяркого света, падавшего из дверей гостиной. Судя по теплому оранжевому оттенку и яркости, свет исходил именно от торшера, хотя Паршутин, хоть убей, не помнил, чтобы его включал. По всему выходило, что, пребывая в расстроенных чувствах по поводу смерти Бандита, он сделал это незаметно для себя, автоматически, и, стало быть, свет в гостиной горел все время, пока Федор Ильич курил на улице, чистил снег, ужинал, мыл посуду и снова курил – то есть довольно долго.
«Ладно, не обеднеет», – подумал Паршутин о хозяине, вошел в гостиную и остолбенел, увидев сидящего в кресле под торшером человека. Рука сама собой метнулась к матерчатой наплечной кобуре, в которой лежал травматический пистолет – разрешение на боевой у него, контуженого, отобрали сразу после оформления инвалидности.
Человек в кресле опустил книгу, которую собирался почитать Федор Ильич, и поднял голову. На губах у него все еще играла улыбка, вызванная, несомненно, тем, что он прочел, открыв наугад первую попавшуюся страницу. Паршутин слегка расслабился и уронил руку, так и не вынув пистолет из кобуры, потому что человек этот был ему знаком. То немногое, что Федор Ильич о нем знал, целиком и полностью объясняло странный способ, которым этот тип проник в дом.
Упомянутый способ не отличался сложностью, поскольку, отправляясь на расчистку снега, Федор Ильич не потрудился запереть входную дверь. Он, этот способ, действительно был странным – странным для нормального человека, но никак не для сотрудника ФСБ, каковым являлся незваный гость майора Паршутина. Нормальный человек позвонил бы в дверь и, не получив ответа, отправился бы на поиски хозяина, ориентируясь по доносящемуся с заднего двора характерному шарканью лопаты. А этот доморощенный Штирлиц, естественно, предпочел тихо прокрасться в дом и устроить Федору Ильичу сюрприз – сидел тут, небось, и хихикал, радуясь тому, какой он ловкий да незаметный… Тьфу!
Как всякий милиционер, пусть себе и бывший, Федор Ильич недолюбливал смежников, особенно прокуратуру и ФСБ. На закон наплевать всем, и упомянутым организациям в первую очередь, но достается за его нарушения почему-то только милиции, причем все от тех же структур – ФСБ и прокуратуры. Вечно они суют во все щели свой длинный нос, вечно норовят выдернуть прямо из зубов сулящее верный успех дело и подсунуть взамен «глухаря»… Какая уж тут любовь!
– Добрый вечер, Федор Ильич, – приветливо поздоровался гость.
– Добрый, – буркнул в ответ Паршутин, припомнив по ходу дела, что фамилия гостя, кажется, Крайнов, а чин – старший лейтенант. – Если честно, видали и добрее. А вы какими судьбами?
– Извините, что вот так, без стука, – правильно истолковав его холодность, сказал Крайнов и встал. – Просто дело, знаете ли, деликатное. Я бы даже сказал, секретное.
– А когда у вас другие были? – проворчал Федор Ильич.
– И то правда! – рассмеялся старший лейтенант. – Что поделаешь – служба!
– Что там у вас, говорите, – все так же неприветливо предложил Паршутин. – Время позднее, я спать хочу.
– Буквально пара слов! – прижав ладонь к сердцу, горячо заверил гость. – Понимаете, когда мы встречались прошлый раз, я… как бы это сказать… ну, превысил свои полномочия, что ли. Во всяком случае, начальство так считает. Оно почему-то уверено, что я мог бы получить от вас ту запись, не демонстрируя служебное удостоверение.
– Держи карман шире, – пренебрежительно хмыкнул Паршутин. – Да я бы вас на порог не пустил!
– Вот и я им то же самое говорю, – подхватил Крайнов. – Он же, говорю, из органов, понимает, что такое секретность!
– Понимаю, – согласился Федор Ильич. – Про секретность я все как есть понимаю. Я другого не пойму: чего тебе от меня надо, старлей? Подписку о неразглашении? Доставай, подмахну без проблем!
– Да я и так не сомневаюсь в вашей полной благонадежности! – снова прижал ладонь к сердцу Крайнов. – Но вы же сами знаете, что это за зверь – начальство! Ты, говорят, наследил, ты и прибирай.
– Погоди, – насторожился Паршутин, – что значит – прибирай?
– А ты сам-то как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Крайнов, вынимая из-под полы семнадцатизарядный «глок» с длинным заводским глушителем. – Как любит повторять мой шеф, не в собесе служим. Так что…
– Ах ты, сопляк! – перебил его Паршутин и с неожиданной резвостью метнулся к дверям, одновременно пытаясь выхватить из кобуры свой травматический пугач.
«Глок» издал короткий глухой звук, похожий на удар пальцем по донышку жестяного ведра, и Паршутин шумно обрушился на пол, опрокинув подставку для цветов.
– Ничего личного, – закончил начатую фразу старший лейтенант Крайнов и, направив пистолет на корчащегося в луже крови сторожа, выстрелил еще дважды.
Глава 10
– Открыто! – крикнул Юрий, услышав негромкий стук в дверь.
Дверь отворилась, и вошедший в комнату охранник Аман застыл на пороге, изумленно уставившись на Юрия. Аман стоял вверх ногами, из-за чего его ошарашенная физиономия выглядела особенно потешно. Напоследок еще разочек согнув и разогнув в локтях руки, Юрий сильно оттолкнулся ими от пола и, совершив кульбит, мягко приземлился на ноги. Пол и потолок живо поменялись местами, и стоящий на пороге охранник занял нормальное, не противоречащее основополагающим законам физики положение. Словно в ознаменование этого радостного события, выражение его лица тоже стало нормальным, а поза – не такой напряженной.
– Извини за беспокойство, уважаемый, – с легким полупоклоном произнес он, – здесь тебя хотят видеть.
– Кто? – в свою очередь удивился Юрий.
Аман через плечо покосился в коридор, откуда доносились приглушенные расстоянием голоса, и негромко сообщил:
– Мент. Подполковник.
– Что-то случилось? – забеспокоился Якушев.
– У нас – ничего. В доме напротив сторожа застрелили, того самого, который вчера ссорился с нами из-за собаки. Теперь милиция допрашивает всех, кто есть в доме. Э, ишаки! Говорят: ссора была – значит, был мотив. Признавайтесь, зачем человека убили!
– Ну, а ты как думал, – сказал Якушев. – Кто же станет копать вглубь, когда прямо на поверхности лежит такой лакомый кусок! Где он, твой подполковник?
– Внизу, в холле, – сообщил Аман. – Допрашивает Джохара. Говорит, ты затеял драку, тебя дубинкой ударили, значит, ты – главный подозреваемый. Ишак, мамой клянусь! А еще земляк называется.
– Не знаю, как у вас, – сказал Юрий, натягивая футболку, – а здесь, в Москве, у ментов земляков не бывает. Они сами себе земляки, особая нация, а может быть, даже особый биологический вид – ментозаурус вульгарис.
– Ты на каком языке сейчас сказал, уважаемый? – вежливо осведомился Аман.
– Расслабься, – посоветовал Юрий, – а то, чего доброго, захвораешь. Иди, скажи ему, что я сейчас приду.
Охранник вышел, без стука прикрыв дверь. Якушев огляделся, озабоченно почесывая затылок. Его непредсказуемая, как норовистая лошадь, судьба выкинула очередной фортель, и кончиться все это могло как угодно – могло плохо, а могло и очень плохо. Теперь все зависело только от тех, кто будет вести дело об убийстве сторожа. На взгляд Юрия, привыкшего не ждать от московской милиции ничего хорошего, следователям предстояло сделать выбор между двумя подозреваемыми: Джохаром, которого покойный сторож успел приласкать дубинкой, и самим Юрием, которому тоже досталось бы на орехи, не окажись он таким проворным. А поскольку, если верить Аману, ведущий это дело подполковник приходится Джохару и всем прочим земляком, нетрудно догадаться, кого именно он выберет. Пистолет и винтовку найдут при обыске, а дальше все пойдет, как по маслу: мотив есть, оружие есть, дело можно закрывать и передавать в суд. А что калибр не совпадает, так это пара пустяков: подтасовать улики для российских ментов – плевое дело. Вон, когда в том же Дагестане эфэсбэшники по ошибке шлепнули ни в чем не повинного паренька и пытались задним числом пришить ему терроризм, не придумали ничего умнее, чем подложить в карман убитому гранату. Так при осмотре тела, если верить протоколу, на трупе обнаружили «Ф-1», а в суде фигурировала уже «РГД»… И ничего, пролезло!