В поле зрения Якушева появился подполковник Джафаров в наброшенном на плечи форменном бушлате и некрасиво натянутой на мерзнущие уши зимней шапке с кокардой. Зябко ежась и с хмурым видом поглядывая по сторонам, он отдал какие-то распоряжения подбежавшему на зов милицейскому капитану, обменялся парой слов с холеным господином в штатском, похожим на сотрудника прокуратуры, нырнул на заднее сиденье серой «Волги» и укатил. Из коттеджа напротив вынесли накрытые простыней носилки. Из-под простыни торчали ноги в вязаных шерстяных носках, и Юрию почему-то подумалось, что пес по кличке Бандит и бывший майор умерли в правильной последовательности: сначала собака, потом человек. В противном случае собака стала бы тосковать по хозяину, а поскольку сам по себе Бандит не представлял никакой угрозы для общественных устоев и драгоценной секретности, его мучения могли продлиться очень долго. С собаками такое случается частенько, и их, в отличие от людей, по-настоящему жалко. Потому что, в отличие от людей, они любят искренне, без оглядки, умеют хранить верность и не знают, что такое предательство…
Перед тем как отойти от окна, Юрий еще раз внимательно огляделся. Машины наружного наблюдения нигде не было видно, но это не означало, что ее на самом деле нет. Очевидно, после инцидента с нападением на микроавтобус противник просто стал осторожнее. Кроме того, если уж говорить о предательстве, не следовало забывать, что кто-то из охранников Расулова почти наверняка перевербован и шпионит за своим хозяином. Возможно, после той драки его заставили установить в доме кое-какое дополнительное оборудование, не требующее присутствия поблизости набитого сложной электронной аппаратурой автомобиля. Предатель при этом рисковал быть схваченным за руку и, без сомнения, убитым, но кого волнуют такие мелочи, как жизнь еще одного кавказца?
Проверить последнее предположение было не так уж сложно. Обрадованный возможностью хоть чем-то занять не только голову, но и руки, Юрий вооружился перочинным ножом. Действуя им, как отверткой, он быстро и почти без проблем разобрал трубку беспроводного телефона, которым, в числе прочих удобств, были оснащены его апартаменты. Он не являлся экспертом по части радиоэлектроники, но кое-какие базовые знания, полученные в учебном центре спецназа, у него имелись, и он без труда установил, что трубка не содержит в себе никаких посторонних предметов и устройств. Приведя ее в первоначальное состояние и убедившись, что его манипуляции не нанесли аппарату вреда, он переместился в прихожую и повторил ту же операцию с базой – пластиковой подставкой с антенной и гнездом для подзарядки аккумулятора, от которого работала трубка.
Жучок бы тут как тут. Маленький, тусклый, он не мигал красной лампочкой, не издавал звуков и вообще старался выглядеть как можно скромнее и незаметнее, но это точно был он – деталь, не имеющая никакого отношения к нормальной работе телефонного аппарата и предназначенная исключительно для того, чтобы улавливать звуки и передавать их прямиком в проводную телефонную сеть.
Это было не так удобно, как рассованные по всем щелям в доме передающие радиомикрофоны, зато позволяло обойтись без постоянного дежурства вблизи дома. Аккуратно устанавливая на место крышку прибора, Юрий невесело усмехнулся: вот она, победа! Ему удалось заставить могущественного противника попятиться, пойти на уступки. Правда, эта мизерная победа стоила жизни человеку и его псу, и у Юрия было сильное подозрение, что счет жертв еще далеко не полон. И для чего это все? Для того, чтобы уважаемый Магомед спокойно спал и без помех вел заведомо обреченные на провал переговоры о мирном отделении Северного Кавказа от России?
Якушев вздохнул и тихо выругался сквозь зубы: приходилось констатировать, что даже эта цель, какой бы мизерной она ни была, пока не достигнута. И, положа руку на сердце, Юрий очень сомневался, что может, а главное, хочет ее достичь.
Тяжелые портьеры на окнах были по обыкновению плотно задернуты, превращая день в непроглядную ночь. Углы просторного кабинета тонули в густом сумраке, лишь на столе горела яркая лампа, вокруг которой, лениво извиваясь, плавали сизые космы табачного дыма, да голубовато светился плоский экран компьютерного монитора. Полковник Томилин сидел за компьютером, нацепив большие, плотно прилегающие к голове наушники, и, высунув от усердия кончик языка, щелкал кнопками мыши, манипулируя с диктофонной записью своего разговора с Асташовым.
Не будучи до конца уверенным в своих познаниях, которые были сугубо теоретическими и до сих пор ни разу не применялись на практике, полковник первым делом создал несколько резервных копий записи и теперь портил их одну за другой – вырезал, копировал, вставлял, менял местами слова и фразы, превращая беседу в монолог – примерно такой же по содержанию, как и первоначальная запись, но совершенно иной по смыслу.
Томилин точно знал, что конечный продукт, каким бы удачным он ни получился, не выдержит даже самой поверхностной, проведенной спустя рукава экспертизы. Он и не был на это рассчитан; Александр Борисович и в мыслях не имел тягаться с маститыми экспертами института криминалистики, он просто хотел немного подстраховаться, оградить себя от негативного воздействия некоторых базовых человеческих инстинктов и основанных на них неотъемлемых свойств человеческой натуры – трусости и жадности, например.
Работа была кропотливая, требующая полной сосредоточенности и филигранной точности, да еще и связанная с техникой, которую Томилин, мягко говоря, недолюбливал. Но и элемент творчества в этой работе присутствовал, и как-то незаметно для себя Александр Борисович увлекся. Немного освоившись с программой, он понял, что мог бы очень далеко зайти, вложив в уста школьного приятеля любую ересь, вплоть до пламенного призыва к свержению существующего политического строя. Но это было ни к чему, и, смирив гордыню творца, неожиданно почувствовавшего себя всесильным, он продолжал работать, придерживаясь заранее набросанного на листке бумаги сценария.
С головой уйдя в работу, отгороженный от всего мира стеной сумрака за пределами отбрасываемого лампой светового круга и раздающимся в наушниках бормотанием, Томилин не услышал стука и опомнился только тогда, когда каким-то шестым чувством ощутил присутствие в кабинете постороннего. Оторвав взгляд от монитора, сощурившись, он разглядел капитана Куницына, который, до половины просунувшись в приоткрытую дверь, вопросительно смотрел на него, явно чего-то дожидаясь – по всей видимости, ответа на вопрос, можно ли ему войти. Мысленно коря себя за рассеянность, более приличествующую писателю или композитору, чем полковнику ФСБ, Александр Борисович молча указал Куницыну на стул.
Пока капитан двигался по вытоптанной ковровой дорожке, держа путь к столу для совещаний, Томилин щелчком мыши сохранил промежуточные плоды своих полуторачасовых усилий, свернул программу, включил воспроизведение первой подвернувшейся под руку музыкальной композиции и только после этого снял и положил на стол наушники. Когда Куницын уселся, из наушников едва слышно доносился искаженный дребезжанием мембраны голос Примадонны: «…кого угодно ты на свете обвиняй, но только не меня, прошу, не меня!»
– Извини, – сказал полковник, очередным щелчком мыши выключая музыку. Он небрежно, как бы между делом, выдвинул ящик стола и смахнул туда листок с тезисами поддельной аудиозаписи. – Решил отдохнуть пару минут – музычку послушать, пасьянс разложить… Что у тебя? Вижу, новости приятные, сияешь, как новенький пятак.
– Так точно, Александр Борисович, – кивнул головой Куницын, острое лицо которого не то чтобы сияло, но действительно выражало положительные эмоции. – Есть подвижка в деле Якушева.
– Во-первых, никакого дела Якушева в природе не существует, – слегка осадил его Томилин. – Обратить на человека внимание и возбудить против него уголовное дело – не совсем одно и то же, Женечка, дружок. Ты, человек с высшим юридическим образованием, должен это знать и помнить. Не в собесе работаешь! Так что ты там на него нарыл?
– Пока ничего, – признался заметно сникший капитан.
– Кажется, я чего-то не понимаю, – сделал ответное признание Томилин. – Тогда какого рожна?..
– Виноват, товарищ полковник. – Привстав со стула, Куницын вынул из кармана и положил на стол перед Томилиным миниатюрный дисковый накопитель. – Здесь фрагмент записи прослушивания. Ознакомьтесь, и все поймете.
Недовольно ворча по поводу чудес техники, за которыми не угонишься, будь ты хоть семи пядей во лбу, Александр Борисович вставил накопитель в соответствующее гнездо на передней панели компьютера. При этом он отметил про себя, что производители этих жестяных ящиков наконец-то начали поворачиваться к потребителю лицом. Раньше этот разъем помещался на противоположной, задней стенке системного блока, и, чтобы осуществить нехитрую операцию подключения дискового накопителя, приходилось низко нагибаться, а то и лезть под стол и там, под столом, с риском вывихнуть плечевой сустав на ощупь отыскивать среди спутанных проводов нужную дырку.
Он включил воспроизведение, а потом, спохватившись, выдернул штекер наушников из гнезда на колонке. «А, шайтан! Откуда ты здесь взялся, э?!» – раздался из динамика незнакомый голос, говоривший с легким кавказским акцентом. «Привет, Джаба, – откликнулся другой, принадлежавший, без сомнения, Якушеву. – Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами?» – «Здравствуй, дорогой. Опять ты! Как так получается, слушай: где ты, там неприятности?»
Полковник внимательно прослушал коротенький отрывок до конца, вернулся к началу, прослушал еще раз, выключил воспроизведение и неторопливо закурил очередную сигарету.
– Похоже, этот Джаба действительно знает о Якушеве нечто, чего не знаем мы, – сказал он задумчиво. – Не исключено, что этого, кроме них двоих, вообще никто не знает. Что ж, это действительно подвижка. Кстати, что это за Джаба и откуда он там взялся?
– Подполковник милиции Джафаров Джабраил БекМуратович, – отрапортовал Куницын, – заместитель начальника райотдела, на земле которого обосновался Расулов. В милицию пришел по набору после срочной службы в армии, получил высшее образование и офицерское звание, продолжил службу в столичной милиции и, как видите, преуспел. Постоянно проживает в Москве, на Юго-Западе, женат, имеет сына одиннадцати лет…