– Что это за цирк вы тут устроили? – осведомился он, продемонстрировав тем самым острую умственную недостаточность.
Александр Борисович в очередной раз отметил про себя, что мудрец, высказавшийся по поводу границ человеческой глупости, которых в природе попросту не существует, был прав на все сто. Живой пример безграничной тупости стоял сейчас перед ним, машинально приглаживая ладошкой клапан нагрудного кармана, в который только что спрятал деньги. Ведь все было очевидно, все лежало прямо у него под носом, и, что характерно, он уже сам, без подсказок, обо всем догадался – недаром ведь ввернул насчет того, что мальчишка в своем камуфляже и бороденке смахивает на боевика! Оставалось только сложить два и два; он, наверное, и сложил, но не поверил в результат – в то, что его босс, небезызвестный Берий, мог так его подставить. Слепая вера в собственную исключительность, в ангела-хранителя, который оберегает тебя от бед, ежедневно случающихся с кем-то другим, – свойство человеческой натуры, очень удобное для тех, кому по роду профессиональной деятельности приходится манипулировать людьми. Он еще и вопросы задает, рыжий осел…
– Сумма гонорара вас устраивает? – с любезной улыбкой ответил вопросом на вопрос Александр Борисович. – Да? В таком случае отдайте кассету, и я вас больше не задерживаю.
– Желаю победы в информационной войне, – не без яду сказал оператор, отдавая полковнику требуемое.
– Пошли уже, – буркнул осветитель, который, хоть и не был столь интеллигентно-ироничен, как его рыжий коллега, зато, кажется, умел верить своим глазам и не считал, что Вселенная вращается вокруг его пупка.
На заваленной снегом, исполосованной глубокими смерзшимися колеями и рытвинами стоянке Томилин открыл багажник своей машины и стал без необходимости там копаться, перекладывая с места на место железки и тряпки и поглядывая на красный «ситроен-берлинго» съемочной группы. Краем глаза он заприметил «пятерку» цвета «мурена», плоское угловатое рыло которой выглядывало из-за угла дома. Привинченный к бамперу ржавыми шурупами номер был ему незнаком, зато вмятина на обращенном к полковнику правом переднем крыле, уже тронутая ржавчиной, выглядела знакомой до боли. Заведующий ведомственным гаражом долго разорялся по поводу этой вмятины, обещая спустить с виновного в ее появлении Женьки Куницына семь шкур и пустить его, стервеца, голышом по улице. Пытаясь выполнить эту угрозу, он дошел до непосредственного начальника Куницына, полковника Томилина, и тот, утомленный его маловразумительными жалобами и обвинениями, объяснил ему, что не управление, в котором они оба трудятся, существует для гаража, а, наоборот, гараж создавался для удовлетворения оперативных надобностей управления. Откуда вы знаете, спросил он, как возникла эта вмятина? Может быть, человек рисковал жизнью при задержании опасного преступника, а вы – вмятина… А если бы вместо этой вмятины была пулевая пробоина в ветровом стекле и кровь на подголовнике водительского сиденья – что же, вы тогда в морг пошли бы права качать?
(На самом-то деле Куницын помял крыло на парковке, не совладав с тугим рулевым колесом отечественного драндулета, который после иномарки, на которой он привык ездить, можно было с чистой совестью считать практически неуправляемым; такова была правда, но завгару было вовсе не обязательно ее знать).
Телевизионщики загрузили в красный французский фургончик с логотипом канала на борту свои причиндалы и погрузились сами. Осветитель, по совместительству исполнявший функции водителя, сел за руль. Выхлопная труба плюнула черным дымом, зарокотал дизель, чуточку чересчур шумный, но зато надежный, как большинство дизельных моторов французского производства, и красный «берлинго» выехал со двора.
Выдержав небольшую паузу, сине-зеленая «пятерка» последовала за ним: Куницын, при всех его недостатках, был исполнителен и отличался ответственным отношением к выполнению порученных ему заданий.
Все явно было в полном порядке, но Александр Борисович тоже не привык пускать дела на самотек, в отношениях с подчиненными придерживаясь золотого правила: доверяй, но проверяй. Поэтому, закрыв багажник, он не сел за руль, а закурил и с праздношатающимся видом прогулялся до того места, где минуту назад стоял красный «ситроен» телевизионщиков.
Да, все было в порядке. Рядом с украшенной четким отпечатком зимнего протектора вдавлиной от правого переднего колеса виднелась крошечная лужица характерного зеленовато-коричневого цвета. Попыхивая сигаретой, Томилин прошелся вдоль оставленного фургончиком телеканала следа. След был помечен редким пунктиром зеленовато-коричневых капель, а в том месте, где «ситроен» притормозил, чтобы вписаться в поворот, виднелось еще одно пятно пролитой тормозной жидкости, бывшее заметно больше того, что осталось на стоянке.
Томилин вернулся к машине, мурлыча под нос слова популярной некогда песни: «Прощай! С пустых вокзалов поезда уходят в дальние края. Прощай, мы расстаемся навсегда под белым небом января… Прощай, и ничего не обещай, и ничего не говори…»
Он сел за руль, завел двигатель и, включив приемник, настроил его на волну «Авторадио». Сообщение, которого он ждал, прозвучало примерно через полчаса, когда Александр Борисович был уже довольно далеко от дома Якушева. В нем говорилось, что несколько минут назад на Ленинградском шоссе произошла авария: красный «ситроен-берлинго», двигаясь на запрещающий сигнал светофора, на полном ходу выскочил на перекресток и столкнулся с самосвалом. Водитель и пассажир иномарки погибли на месте; официальной информации о причинах происшествия пока не поступало, но очевидцы в один голос высказывают предположение, что к аварии могла привести неисправность тормозной системы.
Потом позвонил Куницын.
– Тянешь с докладом, – не дав ему раскрыть рта, строго сказал Александр Борисович, – радийщики работают оперативнее, я уже в курсе.
– Этих стервятников разве обскачешь! – без тени раскаяния ответил капитан. – Кто-то позвонил с мобильного, и новость сразу пошла в эфир… А я должен осмотреться, убедиться…
– Ладно, ладно, прощаю, – снисходительно проворчал полковник. – Молодец, отчетливо сработал.
– Не в собесе служим, – откликнулся капитан.
Водитель Абдул плавно остановил машину у подъезда, забравшись двумя колесами на тротуар, который практически сровнялся с мостовой из-за покрывшей ее сплошным слоем грязной бугристой наледи. По той же причине, а именно из-за погодных условий, сегодня уважаемый Магомед решил вместо своего роскошного седана воспользоваться внедорожником – правда, сошедшим с конвейера той же знаменитой немецкой фирмы, что и его «шестисотый».
Сидевший справа от Абдула Юрий Якушев смотрел на знакомую обшарпанную дверь с чувством, воскрешавшим в памяти былые времена, когда он приезжал домой на побывку из Чечни. Правда, сейчас это чувство было неуместным: эта война еще не закончилась; говоря по правде, она еще толком и не начиналась, хотя первые признаки надвигающейся бури уже были налицо.
По привычке, свойственной всем обитающим на постсоветском пространстве водителям, Абдул, заглушив двигатель, воткнул первую передачу, даже не подумав затянуть ручной тормоз. Он сделал движение, явно намереваясь по обыкновению выйти из машины и распахнуть перед хозяином заднюю дверь, но Расулов определил его, выбравшись наружу без посторонней помощи. Проделано это было так легко и непринужденно, что Юрий снова вспомнил, что перед ним бывший десантник.
– Подожди здесь, дорогой, – наклонившись к открытой двери, обратился Расулов к водителю. – Покури, музыку послушай, посмотри по сторонам… Хорошо?
– Как скажешь, уважаемый, – ответил Абдул тоном, ясно говорившим, что, с его точки зрения, ничего хорошего в поступившем распоряжении он не видит.
Юрий открыл дверь подъезда, и они с Расуловым поднялись на третий этаж. Якушев обратил внимание на то, что на стертых бетонных ступеньках лестницы нет белых отпечатков подошв, которые делающие ремонт строители оставляют повсюду, где бы ни появились. Причин тому могло быть целых три: либо земляки уважаемого Магомеда за все это время так и не удосужились приступить к работе, либо приступили, но ни разу не выносили строительный мусор, либо с несвойственной шабашникам аккуратностью прибирали за собой всякий раз, когда им случалось наследить в подъезде. Четвертый вариант, заключавшийся в том, что соседи сами безропотно мыли лестницу за кавказскими гастарбайтерами, можно было смело не принимать в расчет как абсолютно нереальный.
– Заодно и посмотрим, как продвигается ремонт, – не оборачиваясь, сказал поднимавшийся первым Расулов.
Юрий не ответил, поскольку уважаемый Магомед произносил эту фразу уже, как минимум, третий раз. Это служило признаком испытываемого им волнения, и Юрий хорошо понимал своего спутника: похоже было на то, что его земляки ухитрились влипнуть в какую-то историю, даже не выходя из квартиры. В какую именно, Расулову и Якушеву предстояло выяснить: бригадир Марат оказался тертым калачом и, позвонив Магомеду, сказал только, что желает ознакомить хозяина квартиры с промежуточными результатами ремонта. По словам Расулова, тон у него при этом был какой-то странный, и Якушев не стал спорить, когда уважаемый Магомед изъявил желание присоединиться к нему в этой поездке: была у него задняя мыслишка, что странности бригадира объясняются излишком выкуренной на приволье травки, а раз так, лучше было предоставить Расулову сомнительное удовольствие приводить в чувство его земляков.
Коренастый, по обыкновению небритый Марат встретил их на пороге. Вид у бригадира был встревоженный; он открыл рот, но Юрий остановил его требовательным, предостерегающим жестом; Расулов кивнул, как бы подтверждая его полномочия, и Марат послушно закрыл рот.
– Ну-ну, работнички, показывайте, что вы тут наработали, – протянул Якушев тоном, каким, по его неквалифицированному мнению, хозяин квартиры должен разговаривать с рабочими, делающими в его жилище ремонт.
– Смотри, уважаемый, – сказал сообразительный Марат, – нам скрывать нечего, будешь доволен!