Шаги и голоса удалились в сторону лестницы, спустились по ней, еще немного побубнили в холле первого этажа и, наконец, смолкли. Беззвучно поднявшись с дивана, Юрий на цыпочках перебежал в соседнюю комнату, одно из окон которой выходило во двор, и сквозь тюлевую занавеску выглянул наружу.
Отмытый до скрипа «мерседес» уже стоял на дорожке перед гаражом. У него было открыто все, что можно открыть, за исключением капота, люка в крыше и бензобака. Водитель Абдул с помощью Амана укладывал в багажник сумки и чемоданы, которых стало заметно больше, чем в день приезда гостей. Это обстоятельство служило лишним напоминанием о том, что родина полковника Каддафи, куда направлялся на учебу молодой знаток Корана, является далеко не самой богатой и благополучной из мусульманских держав.
Гости стояли тут же, рядом с машиной, в компании уважаемого Магомеда и всех, чьи служебные обязанности не требовали их присутствия в другом месте. Ввиду того, что до вылета долгожданного рейса на Триполи осталось каких-нибудь два с половиной часа, а путь до Шереметьево был неблизкий, ритуал прощания обещал стать не таким продолжительным, как обычно. Приняв это к сведению, Юрий сунул ноги в шлепанцы, выглянул в коридор, прислушался и, убедившись, что в гостевом домике, кроме него, никого нет, распахнул незапертую дверь апартаментов, только что покинутых гостями уважаемого Магомеда.
Здесь пахло дымом – табачным и не только, хорошим одеколоном, крепким мужским потом и какими-то благовониями. На столе горой громоздилась грязная посуда, намусорено было преизрядно – так, что сразу становилось ясно: прибирать за собой кавказские джентльмены считали ниже своего достоинства, передоверяя эту сомнительную честь если не женщинам, то обслуге. Не теряя времени, Юрий приступил к осмотру помещения – ну, или обыску, если называть вещи своими именами.
Это занятие, довольно противное само по себе, стало еще противнее, когда под одной из кроватей он обнаружил чьи-то грязные носки. В общем-то, профессия солдата не располагает к повышенной брезгливости, но, роясь в мусоре, оставленном правоверными, Юрий с некоторым удивлением обнаружил, что не чужд расовых и религиозных предрассудков. Какие-нибудь бандюки или просто гастарбайтеры славянского происхождения наверняка нагадили бы гораздо основательнее, но ковыряться в их отбросах было бы не в пример легче – все-таки свои, православные. «Чертов идиот», – вполголоса пробормотал Юрий, поймав себя на том, что почти всерьез опасается подцепить здесь какую-нибудь заразу.
Странно, думал он, квадрат за квадратом осматривая помещение. Всю жизнь нам вдалбливают в головы, что все люди равны – если не по положению в обществе, то по крови, по рождению. Если верить ученым, все мы расползлись по шарику из Африки, а если взять за отправную точку то, что написано в Библии, получается и вовсе хорошо: род людской произошел от Адама и Евы, а значит, все мы братья в буквальном смысле этого слова. И мы свято в это верим – ровно до тех пор, пока судьба не столкнет нас нос к носу с представителем другой расы, исповедующим другую религию. Вот тут-то из нас и начинает лезть это дерьмо – антисемитизм, религиозная вражда, расовые предрассудки… Или это я один такой?
Размышления и сетования по поводу пережитков средневековья, до сих пор, оказывается, гнездящихся в его сознании, разом вылетели у Юрия из головы, когда, сунувшись в шкафчик под мойкой на предмет обследования мусорного ведра, он поднял и развернул валяющийся рядом с упомянутым сосудом скомканный лист писчей бумаги.
– Ё-мое, две точки сверху, – пробормотал он, осознав смысл своей находки.
Лист представлял собой распечатанный на принтере план какого-то обширного помещения – судя по некоторым деталям, вокзала или, скорее, аэропорта. Сказать что-то более определенное было трудно, поскольку все пояснительные надписи, которыми изобиловал план, были сделаны по-арабски. Если в разговорных диалектах народностей Северного Кавказа Юрий Якушев еще что-то смыслил, то язык пророка и, в частности, арабская письменность оставались для него сущей филькиной грамотой. Сделанные арабской вязью надписи для него выглядели просто орнаментом – затейливым, но начисто лишенным смысла.
Больше всего его обеспокоили сделанные от руки шариковой ручкой пометки – два маленьких кружка, расположенных в разных концах схемы и соединенные пунктирной линией. Возле каждого красовалась коротенькая пояснительная надпись; общий смысл, кажется, был понятен, но детали тоже имели немаловажное значение, и Юрий понял, что без переводчика ему не обойтись.
Через полторы минуты, едва не опрокинув выходящего из дверей ему навстречу Амана Муразова, он ворвался в святая святых дома Магомеда Расулова – его рабочий кабинет.
Расулов сидел за столом и просматривал какие-то бумаги.
– Я вижу, тебе полегчало, – сказал он, подняв на Юрия глаза. Он смотрел поверх очков, отчего его взгляд казался еще более удивленным, чем был на самом деле. – Иса сказал мне, что ты спишь.
Юрий обернулся. Аман стоял в коридоре, глядя на него, как на привидение.
– Извини, дорогой, – сказал ему Якушев и плотно закрыл дверь. Подойдя к столу, он положил перед Расуловым мятую распечатку. – Это оставили у себя в комнате твои гости, Магомед. К сожалению, я не умею читать по-арабски. Но мне почему-то кажется, что это не иллюстрация к священной книге, а что-то другое.
Нахмурившись, Расулов взял распечатку в руки и посмотрел на нее через очки.
– Пассажирский терминал аэропорта Шереметьево, – прочел он вслух.
– Я почему-то так и подумал, – сказал Юрий. – Читай то, что от руки.
– Здесь написано: «Кнопка», – сказал Расулов, ткнув пальцем в один из нарисованных шариковой ручкой кружков. – А здесь… – Он нахмурился еще сильнее и упавшим голосом закончил: – Здесь – Магомет… А, шайтан! Дистанционный подрыв, да? Я спрашивал у Ахмеда, да ниспошлет аллах проклятье на его плешивую голову, что он опять затеял, но он поклялся, что давно не поддерживает связей с лесом и приехал только затем, чтобы проводить в Ливию племянника…
Ахмедом звали одного из только что уехавших гостей – того самого неприятного типа со щегольскими усиками ниточкой, который задел чувства Юрия в первый день знакомства. За время, проведенное приехавшей из Дагестана троицей в доме Расулова, Якушев узнал, что Ахмед был полевым командиром, добровольно сложившим оружие и амнистированным. Теперь это уже были детали, не имеющие ровным счетом никакого значения. Юрий отобрал у Расулова листок, внимательно вгляделся, запоминая расположение связанных пунктирной линией точек, швырнул распечатку обратно на стол и, не говоря ни слова, выбежал из кабинета.
– Как дела, джигит? – спросил Александр Борисович, перекладывая из правой руки в левую увесистый черный кофр и пожимая руку Магомету Евлоеву. – Чего бригадиру-то наплел?
– Ничего, – смущенно признался юноша. – Сказал правду.
– Ишь ты! – деланно изумился Томилин, которого это признание ничуть не удивило. Во время своего визита в телецентр, после которого Берий подался в бега, Якушев сослался на Александра Борисовича, и было совсем не трудно догадаться, откуда ему стали известны эти имя и отчество. – А какую правду, если не секрет?
– Всю, – твердо ответил Магомет. – Я не хотел нарушать обещание, но Марат заметил, что в его отсутствие в квартире побывали посторонние, и мне пришлось все рассказать, чтобы меня не заподозрили в чем-то плохом. Я ведь не сделал ничего дурного, верно? Значит, и скрывать мне нечего.
– Это правильно, – со значительным видом кивнул полковник. – И что же сказал твой бригадир?
– Ничего. Сказал, что это мужественный поступок, но не самый разумный.
Томилин рассмеялся.
– Поверь моему опыту, малыш, – сказал он, – совершить поступок, который был бы одновременно и мужественным, и разумным, людям удается крайне редко. Рассудительность – мать осторожности, а осторожность состоит в очень близком родстве с трусостью. Так он не возражал против твоей отлучки?
– Я не самый важный член бригады, – с достойной уважения скромностью ответил Магомет. – Марат с Хасаном вполне могут час-другой поработать без меня. Они понимают, что мне нужны деньги, и не мешают их зарабатывать, потому что желают мне добра.
– Ну и превосходно. – Томилин достал сигареты, протянул пачку собеседнику и, получив в ответ отрицательное покачиванье головы, закурил сам. – Не куришь, да? Молодец! Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет… Значит, так. Один мой коллега сегодня вылетает в заграничную командировку. Так вышло, что он отправляется из одной командировки в другую и не успевает заскочить ни домой, ни в студию. Он попросил меня помочь – передать кое-какие вещи, подвезти их прямо в аэропорт, – а у меня самого со временем полный швах… Выручишь?
– Конечно, – сказал Магомет.
– Я знал, что на тебя можно рассчитывать. Вот, – Томилин протянул ему кофр, – тут все, что он просил: камера, сменные объективы, командировочные – между прочим, три тысячи евро. Я уже описал ему тебя по телефону, так что твое дело – просто доехать до аэропорта, пройти в зал прибытия и ждать, он сам к тебе подойдет.
– Камера, три тысячи евро… – Магомет кривовато усмехнулся. – И вы не боитесь?
– Чего? – удивленно задрал брови Томилин.
– Ну, что я… Нет, ничего.
– Ах, вон ты о чем! – рассмеялся полковник. – Нет, приятель, этого я не боюсь, потому что умею разбираться в людях – профессия, знаешь ли, обязывает, не в собесе работаю. Воровать ты не станешь – скорее уж, зарежешь того, кто заподозрит тебя в воровстве. Так что выбрось из головы чепуху и слушай внимательно. Вот деньги, возьмешь такси…
– Зачем? – запротестовал Магомет. – Вот же метро!
Вход в метро действительно был так близко, что Томилин периодически ощущал на лице дуновение теплого, пропитанного влагой человеческих испарений сквозняка, которым тянуло из распашных стеклянных дверей.
– На метро можешь вернуться, если захочешь немного сэкономить, – разрешил он. – А туда поезжай на такси. Самолет ждать не будет, а если в метро тебя прихватят менты и начнут выяснять, откуда у дагестанского паренька кофр с профессиональной видеокамерой и приличной суммой в твердой валюте, мой коллега либо пропустит рейс, либо улетит с пустыми руками и без гроша в кармане. Пропускать рейс нельзя, потому что он должен успеть на важное официальное мероприятие… В общем, от твоей расторопности многое зависит, Магомет, и тебе придется разочек побыть настоящим кавказским мужчиной – плюнуть на экономию и с шиком прокатиться до аэропорта на такси. А там как хочешь – хоть пешком назад возвращайся, это уже твое личное дело.