– Да, – согласился Магомет, разглядывая кофр в своей руке. Кофр был матерчатый, новенький, с броской надписью «SONY» на боку и действительно плохо сочетался с его наружностью – настолько плохо, что мимо этого сочетания не смог бы спокойно пройти ни один, даже самый пьяный, милиционер. Оно не стало бы более красноречивым, даже если бы вместо названия знаменитой фирмы на кофре такими же крупными буквами было написано: «УКРАДЕНО». – Да, милиция – это аргумент…
– С которым не поспоришь, – поддакнул Томилин и почти силой втолкнул деньги ему в руку. – Это на такси, – повторил он, – а все, что останется – твой гонорар. Думаю, должно хватить и на то, и на другое.
Преодолев гордость и смущение, Магомет взглянул на деньги.
– Здесь много, – сказал он.
– Откуда ты знаешь, сколько заломит таксист? Если, на твой взгляд, останется слишком много, так и быть, в следующий раз дам меньше. Все, хватит переливать из пустого в порожнее, времени у тебя мало, да и у меня дела… – Обернувшись к проезжей части, он призывно махнул рукой проезжающей мимо машине. – Эй, шеф!
Машина, сине-зеленая «пятерка» с тронутой ржавчиной вмятиной на переднем крыле, резко свернула в их сторону и затормозила. Водитель, молодой, спортивного вида мужчина с острым, похожим на лезвие топора профилем, перегнувшись через пассажирское сиденье, опустил стекло правой передней дверцы и вопросительно взглянул на нагнувшегося к окну полковника.
– Шеф, паренька в аэропорт подбросишь? – спросил Александр Борисович.
– Не вопрос, – ответил капитан Куницын. – Полтора косаря.
– Облезешь, – сказал Томилин. – Косаря тебе за глаза хватит. Это ж не лимузин!
– Когда-то был, – заметил необидчивый Куницын и вздохнул. – Косарь так косарь.
– Садись, – сказал Александр Борисович, открывая перед Магометом заднюю дверь. – В зале прибытия, не забудешь?
– Я помню, – сказал Магомет Евлоев, садясь в машину.
Дверь за ним захлопнулась, и пожилая «пятерка», обдав колени полковника теплым вонючим дымком из выхлопной трубы, отчалила от бровки тротуара. Александр Борисович проводил ее взглядом до светофора. На перекрестке Куницын, свято блюдя дух и букву полученной инструкции, повернул направо. Полковник вернулся к своей машине, сел за руль и запустил еще теплый двигатель. На светофоре он поехал не направо, как Куницын, а прямо: в этом варианте сказки про Красную Шапочку он играл роль Серого Волка, которому по сценарию полагалось прямой дорогой прибыть к месту назначения хотя бы на четверть часа раньше, чем туда доберется глупый ребенок с корзинкой – то бишь, с кофром.
Глава 16
Впереди вдруг вспыхнули тревожным рубиновым светом тормозные огни. Юрий тоже ударил по тормозам – ничего иного просто не оставалось, справа и слева машины двигались сплошным потоком, который, как с досадой заметил Якушев, замедлялся прямо на глазах. Вскоре стала ясна причина этого явления, столь же частого на московских дорогах, сколь и неуместного, никому не нужного, но хорошо знакомого всякому, кто хотя бы время от времени садится за руль. Справа от шоссе в низкое серое небо поднимался редкий косой столб дыма; впереди пробка уплотнялась, машины с правой полосы забирали влево, втискиваясь, ввинчиваясь в соседний ряд, чтобы объехать огороженное полосатыми пластиковыми конусами место аварии. Там беззвучно сверкали синие вспышки проблесковых маячков, маячили полосатые жезлы и зеленовато-желтые светоотражающие жилеты гаишников. Юрий вознес к небу коротенькую молитву, которая не была услышана – очевидно, ввиду многогрешности и маловерия молящегося: лежащий под откосом дымящийся остов принадлежал грузовому «уазику», а не «мерседесу» Расулова, как того хотелось бы Якушеву.
До настоящей пробки дело, по счастью, не дошло. Миновав место аварии, Юрий получил возможность снова увеличить скорость, что и было незамедлительно сделано. Тяжелый валкий внедорожник рванулся вперед, как управляемый снаряд; Якушев совершил рискованный маневр, потом еще один, прекрасно при этом понимая, что вряд ли успеет вовремя: у гостей уважаемого Магомеда было не меньше пятнадцати минут форы, а о том, как гоняет Абдул, Юрий знал не понаслышке. Рискуя расшибиться в лепешку, он снял руку с баранки и включил радио. Эфир по обыкновению был забит чепухой; о смертнике, взорвавшем себя в зале ожидания аэропорта Шереметьево, пока не прозвучало ни слова, но это вовсе не означало, что взрыв еще не произошел. По-настоящему важная, способная вызвать широкий резонанс информация доводится до сведения общественности лишь в тех случаях, когда нет ни малейшей возможности ее скрыть, да и тогда она подается далеко не сразу, дозировано и в обработанном, выхолощенном, измененном до неузнаваемости виде. Так что на радио, будь оно хоть трижды коммерческим, свободным и независимым, полагаться не стоило; единственное, на что мог в данный момент рассчитывать Юрий, это мощность двигателя, немецкое качество трансмиссии и подвески да собственные рефлексы.
Железо, резина и нервы не подвели, и на стоянку перед пассажирским терминалом аэропорта он въехал живым и невредимым. «Шестисотый» Расулова был тут как тут, припаркованный по всем правилам, в положенном месте. Это служило лишним поводом для подозрений: кавказцы были слеплены не из того теста, чтобы покорно и законопослушно месить дорогими туфлями раскисшую снеговую жижу, шлепая добрых сто метров от стоянки до входа. По мнению Юрия, Абдул предпочел бы заплатить штраф за парковку под запрещающим знаком, чем заставлять дорогих гостей уважаемого Магомеда прогуливаться пешком в такую собачью погоду. Он был из тех водителей, которые, когда им этого хочется, считают, что проезд разрешен везде, где может проехать машина – разумеется, если речь идет об их машине, а не о чьей-то еще; если бы мог, он подвез бы своих пассажиров прямо к стойке регистрации. Но он почему-то оставил машину на парковке – уж не затем ли, чтобы уберечь ее от осколков стекла и железок, которыми начинена бомба?
Спохватившись, что едва не забыл о самом главном, Юрий достал телефон и набрал номер бригадира Марата. Почти бегом направляясь ко входу в пассажирский терминал, он вслушивался в длинные гудки и мысленно торопил дагестанца: ну, возьми же скорее трубку! Уснул, что ли?!
Под ногами хлюпала коричневая снеговая каша, ботинки мгновенно промокли, и, опустив взгляд, Юрий обнаружил, что это, собственно, и не ботинки, а кроссовки для занятий в спортзале, которые он натянул впопыхах, схватив первое, что подвернулось под руку. Они были белые, и Якушев понял, что в таком виде здорово смахивает на душевнобольного. Это делало попытку обратиться за помощью к доблестной транспортной милиции еще более бессмысленной, чем если бы Юрий был одет, как премьер-министр на официальном приеме. Впрочем, обращаться за помощью к милиции он и не собирался, хотя, положа руку на сердце, помощь бы ему не помешала. Растревоженный бок все настойчивее заявлял о себе ноющей болью в ушибленном пулей и, возможно, надтреснутом ребре, но это было не главное. Хуже было другое: Юрий сомневался в своей способности в одиночку остановить человека, у которого под одеждой спрятан пояс шахида. А что, если такие пояса носят все трое, включая очкастого эксперта в области мусульманского богословия?
– Слушаю, уважаемый, – произнес в трубке глуховатый голос Марата.
– Где Магомет? – не тратя время на приветствия и прочие реверансы, отрывисто спросил Якушев.
– Он отпросился, – ответил Марат. – Ты сам не велел его задерживать, и уважаемый Ма…
– Ясно, – оборвал его Юрий. – Хватай в охапку своего Хасана, и чтоб через минуту духу вашего не было в квартире. Действуй, как договорились. Ты меня понял?
– Понял, уважаемый. Все плохо, да?
– Боюсь, что да, – сказал Юрий и прервал соединение.
Стеклянные створки дверей с негромким шорохом разъехались в стороны при его приближении, и он почти вбежал в тепло и сутолоку пассажирского терминала. Ни на что не отвлекаясь, он устремился туда, где на подобранном возле мусорного ведра плане терминала располагалась точка, означавшая местоположение Магомета Евлоева, которому его земляки, непонятным образом снюхавшиеся с полковником ФСБ Томилиным, уготовали незавидную роль невольного мученика за веру. Да если б еще за веру, а так… Тьфу! Хорошо хотя бы, что не опоздал…
Магомета Евлоева на месте не оказалось. Юрий пробежался взад-вперед по залу, высматривая его в толпе, но бородатого юнца по-прежнему нигде не было видно. Зато он неожиданно для себя увидел гостей Расулова – совсем не там, где они должны были находиться по плану, а в длинной очереди к стойке регистрации. Все трое, как ни в чем не бывало, терпеливо, по чуть-чуть продвигались к заветной цели, а похожие на пингвинов в своих траурно-черных костюмах и белоснежных рубашках водитель Абдул и начкар Иса Ругоев развлекали их разговорами. Компания держалась непринужденно, никто из них даже не смотрел по сторонам; они оживленно переговаривались, чему-то дружно смеясь, и со стороны производили впечатление людей с кристально чистой совестью.
– Что за черт? – пробормотал Юрий и направился к ним.
Пятеро дагестанцев были так увлечены беседой, что даже не заметили его приближения. Чувствуя какой-то подвох, но не понимая, в чем он состоит, Юрий последний раз оглянулся. Там, где по плану должен был стоять Магомет Евлоев с сумкой взрывчатки, по-прежнему никого не было, если не считать молодой мамаши с ребенком на руках. Якушев заподозрил бы, что дамочка держит в охапке начиненную пластитом и метизами куклу, если бы она не была ярко выраженной славянкой, а «бомба» не капризничала, размахивая ручонками и всем корпусом прогибаясь назад в неразумном стремлении вырваться из материнских объятий и опытным путем проверить, что крепче: голова или пол.
– Привет, уважаемые, – с широкой улыбкой сказал Юрий, начиная сольный балетный номер на минном поле. – Хорошо, что я вас застал.
– Ва, Юра, дорогой! – расплылся в ответной неискренней улыбке усатый Ахмед – тот самый, что клялся Расулову в своей непричастности к делам лесных братьев. – Какими судьбами? Решил нас проводить? Ай, молодец! А Иса не дал с тобой попрощаться – сказал, ты спишь. Посмотри, Иса: разве он похож на спящего человека?