Очень своевременно вспомнив, что в холодильнике у него хоть шаром покати, Юрий заехал в супермаркет и набросал в корзину полуфабрикатов, приготовление которых не требовало особых кулинарных навыков. Поскольку время обеда давно миновало и желудок все настойчивее напоминал о себе, он перекусил здесь же, в кафетерии, после чего, придя к окончательному согласию с окружающим миром, направился домой.
Ему пришлось сделать крюк, чтобы заехать на заправку, и к тому времени, когда он выбрался на свое шоссе, то уже было забито средних размеров пробкой. Чертыхнувшись, он включил радио и экспериментировал с клавишами настройки до тех пор, пока не наткнулся на выпуск новостей. Впрочем, ожидаемого облегчения это не принесло: диктор своеобычной скороговоркой нес какую-то разнузданную чушь об обнаруженном на подмосковной даче обезглавленном трупе столичного ресторатора и об его бесследно исчезнувшей голове.
– Уймись, плагиатор, – проворчал Юрий, адресуясь к диктору, который, увы, не мог его слышать, – «Мастера и Маргариту» все читали. А кто не читал, тот хотя бы по телевизору смотрел…
Диктор, естественно, не внял доброму совету и продолжал трещать. Будто задавшись целью доказать, что он не хуже, а может быть, в чем-то даже и лучше Булгакова, он уснащал свое неправдоподобное повествование все новыми подробностями, с туманными ссылками на какие-то источники в Московском ГУВД рассказывая о кровавом маньяке по кличке Зулус и его многочисленных жертвах, которые все до единой в то или иное время проходили в качестве подозреваемых по уголовным делам о тяжких преступлениях – убийствах, изнасилованиях и хищениях в особо крупных размерах. Зевнув, Юрий выключил радио: с его точки зрения, это была откровенная чушь, и он лично на месте диктора просто постеснялся бы ее озвучивать. Или он просто пропустил начало программы, где было сказано, что это какой-нибудь розыгрыш? Радиостанций нынче развелось, как блох на бродячей собаке, и все постоянно ищут новые способы заинтересовать слушателя, повысить рейтинги – то скабрезные анекдоты в эфире читают, то викторины какие-то дурацкие устраивают…
К тому времени, как он добрался до дома и припарковался у себя под окнами, уже начало смеркаться. Привычно оглядевшись и не заметив ничего подозрительного, Юрий вошел в подъезд. Его подмывало выкурить сигаретку, стоя на крыльце и поглядывая по сторонам, но он преодолел соблазн: смотри не смотри, а ничего заслуживающего внимания все равно не увидишь. Никто не станет прохаживаться перед тобой, демонстративно выставив напоказ пистолет с глушителем, дубину с гвоздями или хотя бы перочинный нож. Из всего, что противник знает о Юрии Якушеве, следует, что пугать его бесполезно, а значит, действовать ребята будут исподтишка, без объявления войны. И машины во дворе разглядывать незачем, это все равно ничего не даст. Половину из них ты видишь впервые в жизни и вряд ли когда-нибудь увидишь снова, это тебе Москва, а не деревня в сорок дворов, так что, будь тут хоть три поста наружного наблюдения, тебе их нипочем не засечь – ну, разве что случайно…
Позвякивая ключами и шурша магазинными пакетами, он подошел к двери своей квартиры и замер, прислушиваясь. Наверху кто-то был, и не просто был, а прятался – дышал через раз и крался вниз по лестнице, чуть слышно переступая обутыми в мягкую обувь на резиновой подошве ногами. Юрий прислушался внимательнее и кивнул: да, точно, крадется, и не вверх, а вниз, прямо сюда…
Он представил себе человека в маске с прорезями для глаз и поднятый стволом кверху пистолет с глушителем так ясно, как если бы видел эту картину воочию. «Правильно, – подумал он, – чего тянуть-то? Как говорится, раньше сядешь – раньше выйдешь. Только как бы тебе, приятель, не лечь…»
Он опустил пакеты на пол, освобождая руки, вставил ключ в замок и качнул свисающую с него на кольце связку. Ключи закачались, как маятник, позвякивая друг о друга. Прикрываясь этим призрачным звуковым барьером, Якушев тенью скользнул вдоль стены, выбирая позицию, которая позволила бы ему первым увидеть и атаковать подкрадывающегося сверху убийцу. «Ай да Парамонов! – подумал он. – До чего же решительная сволочь, даже ночи ждать не стал! А с другой стороны, чего ее ждать? Клиент запрется в квартире, дверь никому открывать, понятное дело, не станет, вот и возьми его тогда голыми руками!»
Наверху охнули, и плачущий женский голос тихонько простонал:
– Ой, мамочка, как больно!
Не исключая того, что это может оказаться ловушкой, Юрий шагнул вперед и, взявшись рукой за перила, посмотрел вверх. В самом начале лестничного марша, стояла, тоже держась одной рукой за перила, а другой растирая подвернутую лодыжку, какая-то женщина в светлом махровом халате. Волосы рассыпались, закрыв лицо, и первым делом Юрий узнал халат – тот самый, в котором эта дуреха давеча выскочила на улицу спасать дорогого муженька. И ведь спасла, что и говорить! Если бы она тогда не раскричалась и если бы ей не закатили оплеуху, чтобы заставить умолкнуть, Юрий, вполне возможно, прошел бы мимо. Сейчас сердобольные соседки – те самые, что сидели, уставившись в свои телевизоры, и делали вид, что не слышат доносящихся с улицы криков, – собирали бы деньги на похороны и Юрий бы послушно раскошелился и вернулся к своим делам, с легкой досадой подумав, что народ постепенно утрачивает человеческий облик, – убивают друг друга уже не за рубль и не за бутылку, а просто так, ни за что, от избытка энергии…
Но она встряла, и ее муж выжил – по крайней мере, на какое-то время. Если догадки Юрия были верны – а он сильно подозревал, что так оно и есть, – то жить Евгению Сидневу осталось недолго. «Что за бред! – строго сказал себе Юрий. – Ничего ему не сделается. Он в больнице, поправляется, Парамонов знает, что полковник Басалыгин за ним внимательно следит, и просто не посмеет что-то предпринять… Да, в конце-то концов, все это не мое дело! Пускай Мамонт разбирается, ему за это хотя бы деньги платят…»
Голос рассудка звучал очень громко и убедительно, но было абсолютно ясно, что он беззастенчиво врет.
– Это вы? – спросила женщина, как будто подозревала, что перед ней мираж или, скажем, двойник.
– Здравствуйте, Марина, – сказал он, не без труда припомнив, как ее зовут.
Она была довольно стройная и где-то даже миловидная, но какая-то бесцветная – может быть, из-за отсутствия косметики, а может быть, из-за плохой кормежки. Якушев заметил, что халат на ней старенький, основательно выношенный, хотя и чистый, а меховая оторочка домашних тапочек свалялась клочками и вытерлась. Он не сразу понял, почему ее наряд выглядит таким неуместным, а потом сообразил: махровый халат и тапочки на меху – форма одежды, скорее подходящая для февраля, чем для второй половины мая. «Деньги, деньги, дребеденьги», – с грустью подумал он.
– Слава богу, наконец-то! – воскликнула жена отставного капитана Сиднева.
Такая реакция показалась Юрию довольно странной, а главное – неприятно красноречивой. Если речь не шла о намерении гульнуть налево, пока муж загорает в больнице (каковую вероятность Юрий отмел с порога как делающую абсолютно бессмысленными все его усилия и риск: было бы ради кого рисковать!), приходилось предположить, что госпожа капитанша серьезно напугана и что возвращения Юрия она дожидалась, как некоторые ждут получки и даже еще нетерпеливее.
– Что случилось? – спросил он. – Что-нибудь с Евгением?
– Ко мне в квартиру кто-то пытался залезть, – сообщила женщина. – А полчаса назад позвонили на домашний телефон. Ничего не сказали, просто помолчали и повесили трубку. Мне страшно, это очень плохие люди… по-моему.
– Давайте-ка по порядку, – сказал Юрий, отпирая дверь и делая приглашающий жест в сторону своей прихожей. – С чего вы, собственно, взяли, что к вам в дом пытались залезть?
Поколебавшись, Марина Сиднева переступила порог. Пока Юрий кипятил воду и заваривал чай, она вкратце описала ему то, что ей, учительнице начальных классов, должно быть, представлялось страшными приключениями в стиле романов о Джеймсе Бонде. Юрий слушал ее одним ухом, другим прислушиваясь к тому, что происходило за оставшейся приоткрытой дверью квартиры. Ничего особенного там не происходило, но чем дольше говорила Марина, тем яснее становилось, что события не за горами.
Она заскочила домой после работы, чтобы переодеться, быстренько что-нибудь съесть, собрать гостинцы для мужа и поехать к нему в больницу. («Он уже пришел в себя?» – спросил Юрий. «Нет, что вы! Он в искусственной коме». – «Тогда зачем гостинцы?» – «А как же? Не знаю… Что же, идти туда с пустыми руками?») При попытке отпереть дверь обнаружилось, что обе замочные скважины испачканы какой-то дрянью, напоминающей расплавленную, а затем застывшую пластмассу. Остатки «дряни» были предъявлены Юрию для осмотра и представляли собой именно то, о чем говорила Марина: похожую на мягкий пластик полимерную массу, на которой кое-где сохранились следы мелких зубчиков, оставленные, вне всякого сомнения, внутренней поверхностью замочной скважины. Юрий никогда не имел дела со специальным гелем, который применяется для изготовления слепков ключей в отсутствие самих ключей, – его просто выдавливают в скважину, дают застыть, а затем извлекают готовый слепок, – но эта масса просто не могла быть ничем другим, и Якушеву очень не понравилось то, что ее даже не потрудились толком удалить. В свете вышеизложенного молчание в телефонной трубке тоже выглядело весьма красноречиво, и Юрий молчал целую минуту, прикидывая, как бы поделикатнее проинформировать соседку о нависшей над ней угрозе – судя по некоторым признакам, увы, нешуточной.
– Значит, так, – сказал он наконец. – Боюсь, вам придется меня слушаться до тех пор, пока все это не кончится. Сейчас вы переоденетесь. У вас есть подруга, к которой можно попроситься на ночлег? Желательно не из числа коллег: если вас станут искать, то начнут именно с них. Так есть?
Марина молча кивнула. Глаза у нее стали огромные, зрачки расширились, как у наркомана.
– Тогда быстренько собирайтесь. Звонить не