– Сделаем так, – уверенным приказным тоном объявил Юрий. – Пациент в порядке? Отлично. Сейчас проверьте остальных, сделайте все необходимые процедуры, а потом найдите какое-нибудь укромное местечко – такое, чтобы вы видели свой пост и могли в случае необходимости вернуться к исполнению своих обязанностей, но чтобы вас при этом не было видно из коридора… Найдется такое?
– В третьей палате, – голосом человека, разговаривающего во сне, ответила медсестра. – Но я не имею права покидать пост, если только к пациенту…
– Если они придут, – сказал Юрий, выделив интонацией слово «они», – а вы в это время будете торчать посреди коридора на своем посту, им придется от вас избавиться. И остается только гадать, какой способ они выберут. Могут напугать, могут ударить, а могут, знаете ли, и убить… Вам все понятно? Тогда делайте, как я сказал, и все будет просто превосходно.
Медсестра кивнула и удалилась нетвердой походкой зомби, напоследок оглянувшись с порога, будто желая проверить, не было ли все это сном или галлюцинацией. Глядя ей вслед, Юрий вспомнил Марину Сидневу и подумал, что ему уже давненько не приходилось так много врать женщинам.
Сова припарковал машину, погасил фары и заглушил двигатель. Мерцающие зеленоватым светом цифры на дисплее вмонтированных в приборную панель электронных часов погасли, но перед тем, как это произошло, Сова успел заметить, что часы показывают двадцать семь минут второго.
– Приехали, командир, – объявил он. – С тебя полторы косых по ночному тарифу.
Хмурый никак не отреагировал на шутку. Сосредоточенно сопя, он достал из-за пазухи пистолет, порылся в карманах, нашел глушитель и одним четким, заученным круговым движением надел его на ствол. В проникающем снаружи свете уличного фонаря обращенная к Сове левая половина его физиономии выглядела еще страшнее, чем днем. Распухшая, заплывшая чудовищным кровоподтеком, да еще окрашенная ртутной лампой в мертвенный синевато-серый цвет, она наводила на мысль об утопленнике, пролежавшем под корягой недели две, а то и все три и вытолкнутом на поверхность скопившимися внутри газообразными продуктами разложения.
Травму свою Хмурый получил на боевом посту, добросовестно и честно пытаясь вытолкать из кабинета шефа ворвавшегося туда отморозка. Сове в тот раз тоже перепало на орехи, но лицо он, по крайней мере, сберег, и девки от него не шарахались, как от Хмурого, которому теперь приходилось удовлетворяться исключительно продажной любовью.
– Пошли, что ли? – предложил Сова, тоже устанавливая глушитель на ствол своей «беретты». – Заодно и рожу твою подлечим, а то глядеть на нее страшно.
– Свою побереги, – оправдывая свое прозвище, хмуро буркнул напарник. – Достал уже своими приколами. Тоже мне, Евгений Петросян! В «Аншлаг» иди, там за тупые хохмы нормальные бабки платят.
Он полез из машины, и Сова, пожав плечами, последовал за ним.
– Грубый ты человек, Хмурый, – сказал он, запирая центральный замок, – злой, невоспитанный. О тебе заботу проявляют, а ты – рожу побереги… Неужто рука поднимется?
– И нога тоже, – буркнул Хмурый. При желании это можно было расценивать как шутку.
Не желая в столь поздний час беспокоить охрану, они перелезли через чугунную ограду, что отделяла больничный парк от улицы. Светя себе под ноги миниатюрными и очень удобными светодиодными фонариками, которые в последнее время стали продаваться буквально на каждом углу за сущие копейки, напарники двинулись к погруженному в темноту зданию больницы, сразу взяв курс на освещенные окна приемного отделения. Под ногами шуршала мягкая трава, над головами чуть слышно шепталась молодая листва; парк был как парк, но Сова все равно не мог отделаться от ощущения, что здесь попахивает больницей.
Когда они остановились на границе освещенного фонарем над входом в приемное отделение пространства, от пандуса отъехала машина скорой помощи. Дверь приемного покоя была гостеприимно открыта настежь, изнутри доносились невнятные крики. Кричали несколько голосов, один из которых точно был женский, а другой, похоже, принадлежал пьяному.
– Как по заказу, – оценив обстановку, хмыкнул Сова. – Айда!
Беспрепятственно проникнув в здание, он приблизился к дверям приемного покоя и осторожно заглянул внутрь. Тем, кто находился внутри облицованного кафелем помещения, было не до них. Там, внутри, молодой врач и медсестра средних лет насмерть бились с только что доставленным больным. Больной себя таковым явно не чувствовал, хотя весь приемный покой был забросан кровавыми тряпками и заляпан красными кляксами, что веером разлетались во все стороны от его пьяно мотающейся головы. Только что доставленный пациент буянил, не давая к себе прикасаться, и голосил на всю больницу, обзывая медиков фашистами и обвиняя в преступном намерении разобрать его на донорские органы. На глазах у Совы к врачу и сестре присоединилась санитарка. Весила она добрых восемь пудов; силы были неравны, но пьяный даже не подумал дрогнуть перед лицом такого явного превосходства противника. С криком «За Родину, за Сталина!» он кинулся к дверям, но его схватили, повалили, и сестра что-то вколола ему в плечо прямо сквозь одежду, сделав это четким, резким движением спецназовца, вонзающего нож в сердце вражеского часового. «Не дамся, суки! – драл глотку пьяный. – А-а-а, помогите, режут!!!»
Сова, а за ним и Хмурый проскочили мимо открытой двери, за которой медики в буквальном смысле слова бились за здоровье пациента, и по длинному темному коридору направились в недра большого, запутанного, как лабиринт, построенного в незапамятные времена с истинно имперским размахом здания. Заблудиться они, впрочем, не боялись: когда-то Сова провалялся здесь почти месяц со сложным переломом голени и, поскольку от природы был непоседлив и любознателен, успел досконально изучить все здешние закоулки.
Никого не встретив, они поднялись по пустынной лестнице на второй этаж и очутились в холле с пальмами в кадках, под сенью которых прятались дерматиновые диванчики для посетителей и больных. Дверь отделения интенсивной терапии была двустворчатая, массивная; оснащенная смотровым окошком из прочного армированного стекла, она запиралась на кодовый электронный замок. Бегло осмотрев эти оборонительные укрепления, Хмурый пренебрежительно фыркнул и, растопырив пальцы, одновременно нажал ими четыре кнопки, которые, в отличие от остальных, были заметно потерты. Дверь коротко пиликнула и открылась, впустив напарников в святая святых больницы скорой медицинской помощи – реанимацию.
Они вошли, держа наготове пистолеты с взведенными курками, нервно озираясь и тыча стволами в каждую тень. Обоим было не по себе, поскольку на такое дело они шли впервые. Им было не привыкать убивать и калечить людей, но пустынный и тихий больничный коридор с кафельными стенами ощутимо давил на психику, навевая неприятные ассоциации с триллерами и фильмами ужасов, которые так любил смотреть Хмурый. Наблюдая за происходящим на экране кровопролитием с бутылкой пива в одной руке и сигаретой в другой, Хмурый громко гоготал, но теперь ему почему-то было не до смеха. Они с Совой были бандиты, а не профессиональные киллеры и, не признаваясь в этом друг другу, страстно мечтали только об одном: поскорее управиться с этим гнилым дельцем и разойтись по домам.
Освещенный яркой настольной лампой сестринский пост пустовал, и было очень легко вообразить, что медсестру уволокли какие-нибудь зомби или маньяки – вероятнее всего, людоеды, схарчившие всех обитателей здешнего морга и принявшиеся наконец за живых людей. Впрочем, отсутствие дежурной сестры было напарникам на руку: никто из них не горел желанием брать на душу лишний, да к тому же никем не оплаченный грех.
Перед дверью палаты, в которой лежал клиент, Хмурый взял Сову за рукав, привлекая к себе внимание, и показал ему пистолет, ткнув им в сторону застекленной двери и изобразив отдачу. Сова отрицательно покачал головой и ткнул указательным пальцем под ноги: стой тут. Нерешительность, сквозившая во взгляде напарника, немного приободрила его, заставив выкинуть из головы глупые детские страхи. Что, собственно, такого? Ну больница, ну ночь… Так это же, считай, идеальные условия для работы! Никто не мешает, никаких свидетелей, а что упыри по углам мерещатся, так надо поменьше телевизор смотреть. Что за детский сад, честное слово!
Оставив напарника на стреме, Сова вошел в палату. Коек здесь было две. На одной лежал под капельницей клиент, а на другой, за ширмой, Сова увидел накрытое с головой сероватой казенной простынкой тело. Это зрелище вызвало у него нервное содрогание, снова напомнив сцену из фильма ужасов. Обычно покойники не лежат рядом с живыми, даже если живые отличаются от них только наличием дыхания и пульса. Преодолев неразумное желание потыкать в труп стволом пистолета или, отогнув край простыни, заглянуть в мертвое лицо, Сова попятился к кровати Сиднева. Мертвые не кусаются – так, кажется, говорил одноногий Джон Сильвер. Или то был не он?..
В чем-то Хмурый, несомненно, был прав. Сове и самому хотелось, не мудрствуя лукаво, выстрелить клиенту в висок из пистолета и убраться отсюда подобру-поздорову. Но его ствол, пусть уже слегка морально устаревшая, но по-прежнему мощная и безотказная «беретта», ему нравился, да и обошелся, прямо скажем, недешево. После убийства его придется скинуть, потому что только последний отморозок станет таскать при себе такую улику. Кроме того, Сова не желал идти на поводу у глупых детских страхов и именно потому, что продолжал бояться, решил сделать все, как было задумано – красиво, аккуратно и без крови.
Отлежав месяц в этой самой больнице, он начал считать себя не только знатоком местных порядков, но и лицом, весьма сведущим в медицине, – хоть сейчас надевай белый халат и ступай записываться в медбратья. Осмотрев капельницу, игла которой торчала в вене спящего, он вынул из кармана пузырек с какой-то прозрачной жидкостью. Жидкость представляла собой пятидесятипроцентный раствор чистейшего героина в количестве, способном в два счета укокошить половозрелого слона. Сова переложил пистолет из правой руки в левую и взялся за капельницу. Он обернулся на дверь и увидел через стекло стоящего спиной к палате Хмурого. Все было под контролем; окончательно успокоившись, Сова извлек из капельницы пузырек с лекарством и приготовился проткнуть иглой резиновую пробку того, что был у него в руке вместе с пистолетом.