Если бы Сова видел то, что происходило в это время у него за спиной, с ним, вполне возможно, случился бы инфаркт. Лежавшее за ширмой тело приподнялось, приняв сидячее положение. Простыня соскользнула с него; «покойник» подхватил ее, не дав упасть на пол, и бесшумно встал с кровати.
Но Сова ничего не замечал – он возился с капельницей. Пистолет в левой руке мешал ему, руки дрожали от волнения. Он никак не мог попасть иглой в пробку и едва не уронил драгоценный пузырек на кафельный пол.
– Ничего-ничего, – пробормотал он, обращаясь то ли к себе, то ли к мирно спящему Сидневу, – потерпи, брателло. Сейчас кайфанешь напоследок, чумовой приход я тебе гарантирую…
В это время восставший из мертвых сосед Сиднева набросил Сове на голову простыню и мгновенно закрутил жгутом ее концы. Получилось что-то вроде мешка, туго затянутая горловина которого располагалась чуть повыше локтей. Не дав Сове опомниться, «покойник» резко рванул его в сторону, раскручивая, как метательный снаряд. Пузырек с героином упал на кровать Сиднева; теряя равновесие, Сова издал невнятный вопль изумления и рефлекторно нажал на спусковой крючок.
«Беретта» в его руке с негромким хлопком выплюнула облачко дыма. Пробив дверное стекло, пуля угодила под лопатку начавшему оборачиваться на шум Хмурому, и тот грудой костей обрушился на пол в коридоре. Продолжая управляемое держащимся за свернутые жгутом концы простыни человеком стремительное движение по окружности, Сова окончательно потерял равновесие, выронил пистолет и со страшной силой врезался головой в стену. Пока он падал, его сильно ударили по шее под правым ухом, но он этого уже не почувствовал.
– Вот теперь можно будить доктора и вызывать милицию, – сказал «покойник» прибежавшей на шум перепуганной медсестре. – Да, и поправьте больному капельницу. Только пузырьки не перепутайте, тот, что на кровати, надо бы сдать на анализ…
В отделении поднялась суета, в коридоре замелькали белые халаты и зеленые балахоны хирургов. Судорожно всхлипывающая дежурная сестра трясущимися руками приводила в порядок капельницу; санитары погрузили на каталку и увезли в операционную Хмурого, а на их место сейчас же явилась другая пара, которая занялась лежащим без сознания с простыней на голове Совой.
Воспользовавшись этой суматохой, Юрий Якушев боком выскользнул из палаты и, никем не остановленный, покинул больницу через приемное отделение, где толстая санитарка, сердито ворча, оттирала шваброй испачканный кровью пол.
Глава 7
Его разбудил звонок в дверь. Юрий открыл глаза и понял, что безбожно заспался: в окно сплошным потоком вливался солнечный свет – уже не утренний, а дневной. Снаружи громко ссорились воробьи, со двора доносились крики детворы, в отдалении ворчал дизельный двигатель, подвывала гидравлика и глухо лязгали опорожняемые в железную утробу мусоровоза мусорные контейнеры. Часы на тумбочке показывали две минуты двенадцатого.
Такие поздние пробуждения случались у него крайне редко и обычно служили предпосылкой для дурного настроения на добрую половину дня, но сейчас Юрий чувствовал себя просто превосходно. Он не сразу понял, в чем тут соль, а потом вспомнил свои ночные приключения, и все стало ясно. Вчера – вернее, уже сегодня – ему повезло без особых усилий и жертв управиться с довольно трудным и неприятным дельцем, спасти хорошего человека и обеспечить приличный срок лишения свободы негодяю. Так что он имел полное, законное право хорошенько выспаться и чувствовать себя если не героем, то хотя бы просто человеком, не зря прожившим день.
Звонок в дверь повторился и был гораздо более продолжительным и настойчивым, чем первый. «Сиднева, – подумал Юрий, натягивая штаны и футболку. – Не усидела у подруги, явилась лично выразить благодарность. Ох уж эти бабы! Хоть кол на голове теши, все равно все делают по-своему. Сказано же было: сидеть тихо и ждать звонка. А она – вот она…»
Уже в прихожей ему пришло в голову, что это может быть вовсе не Марина, а кто-нибудь присланный Парамоновым для окончательного сведения счетов. Происшествие в больнице ясно дало понять, что этот слизняк в борьбе за свои финансовые интересы не остановится ни перед чем, а то, что его люди потерпели неудачу, вовсе не означало, что сам Виктор Тарасович сейчас сидит в кабинете следователя и, высунув от усердия язык, пишет чистосердечное признание.
Несмотря на это, Юрию почему-то не верилось, что в дверь звонит подосланный Парамоновым убийца. Здравый смысл восставал против такого предположения, интуиция тоже помалкивала, но на всякий случай Якушев не стал смотреть в глазок, а, став так, чтобы не задело выстрелом сквозь дверь, спросил:
– Кто?
– Соседка снизу, – послышался из-за двери сердитый женский голос. – Откройте, вы меня заливаете!
– Что за бред, – пробормотал Юрий и все-таки посмотрел в глазок.
За дверью стояла немолодая тетка в пестром халате, действительно проживавшая этажом ниже. Юрий отпер замок, повернул дверную ручку, и дверь неожиданно распахнулась сама, да так энергично, что едва не сбила его с ног.
В прихожую, топоча сапогами, хлынули люди в сером милицейском камуфляже, легких бронежилетах и черных спецназовских масках. Юрия сразу ударили по лицу прикладом, сбили с ног и некоторое время сосредоточенно избивали. Он не сопротивлялся, а просто терпел, свернувшись калачиком на забрызганном кровью полу и прикрыв скрещенными руками голову, в которой роились нелепые догадки по поводу причин происходящего.
Потом его перестали бить, заломили руки за спину и защелкнули на запястьях вороненые браслеты наручников. Двое омоновцев подняли его с пола, проволокли в гостиную, бросили в кресло у окна и отступили.
– Пока свободны, – сказал, входя в комнату, невысокий коренастый тип с бледной невыразительной физиономией, почему-то вызвавшей у Юрия ассоциацию с миской прокисшего творога. Он был в штатском, но под расстегнутой спортивной курточкой без труда угадывалась наплечная кобура. – Ну что, – обратился он к Юрию, – попался, который кусался?
Якушев предпочел промолчать, поскольку вопрос был явно риторический. В комнату заглянул еще один опер в штатском – длинный, костлявый, черный, как грач, со смуглой носатой физиономией, к которой будто прикипело насмешливое, ироническое выражение.
– В спальне чисто, Гена, – сообщил он собеседнику Якушева.
– На кухне тоже ничего, – добавил, выглядывая из-за его плеча, молодой белобрысый паренек с фигурой завсегдатая тренажерного зала.
– Посмотрите здесь, – распорядился кисломордый Гена. – Да хорошенько смотрите! Понятых пригласили?
– За дверью дожидаются, – доложил молодой.
– Пусть подождут. Приступайте. – Кисломордый снова повернулся к Юрию: – Потолкуем?
– Непременно, – кивнул Юрий, усаживаясь так, чтобы наручники не так сильно резали запястья. – Для начала объясните, на каком основании происходит этот погром.
– На основании ордера, выданного прокурором города Москвы, – сообщил опер, явно бывший тут за старшего. Он расстегнул дерматиновую папку и, вынув оттуда, показал Юрию какую-то бумагу, при ближайшем рассмотрении и впрямь оказавшуюся ордером на задержание и обыск – так, во всяком случае, там было написано, хотя Юрий плохо представлял себе, как должен выглядеть настоящий ордер. – Майор Молоканов, уголовный розыск, – представился кисломордый, и вместо ордера перед носом у Юрия на мгновение возникло служебное удостоверение, сомнительно украшенное фотографией владельца. – Хочу сразу предупредить, Якушев: дело твое труба. Врать не стану, помощь следствию в твоем случае вряд ли может как-то повлиять на приговор. Могу обещать одно: если расколешься сразу, я постараюсь обеспечить тебе сносные условия существования в СИЗО. До суда, по крайней мере, доживешь, а остальное уже от меня не зависит. Чалиться будешь в крытой, особого режима, а там свои порядки…
Молодой опер поднял сиденье дивана и начал по одной выбрасывать оттуда припасенные на случай приезда каких-нибудь гостей постельные принадлежности. Чернявый методично опустошал книжные полки – снимал оттуда книги, пролистывал и небрежно ронял на пол. Добравшись до стоявшей на виду старой деревянной шкатулки, он заглянул под крышку, вынул оттуда отложенную на хозяйственные нужды наличность, сложил деньги пополам и непринужденно сунул в задний карман джинсов.
– У меня еще есть кредитная карточка, – сообщил ему Юрий, – там денег немного больше. ПИН-код назвать?
– Поговори у меня, – не прерывая своего занятия, иронически ухмыльнулся чернявый. – Не спеши, еще все скажешь – и ПИН-код, и все остальное…
Молодой отодвинул диван от стены и начал простукивать фанерный задник спинки.
– Инструменты где? – спросил он.
– В сортире, – сказал Юрий, – на полке за унитазом.
Молодой вышел, озабоченно оглядываясь на диван с видом мастера на все руки, столкнувшегося с относительно сложной задачкой. Стало слышно, как он возится в туалете, бренча железками и что-то роняя. Майор Молоканов что-то писал, примостившись на краю стола. Чернявый закончил с книжными полками и теперь выставлял из серванта немногочисленную посуду. Стопка тарелок из сохраненного Юрием на память о родителях сервиза выскользнула из его рук и разлетелась по комнате веером фаянсовых осколков. Молодой вернулся с отверткой, стамеской и молотком и принялся азартно отдирать фанеру от спинки дивана.
– Свои миллионы я храню в банке, – проинформировал гостей слегка шокированный масштабами производимых ими разрушений Якушев. – Что ищете-то, славяне? Может, я помогу?
– Винтовку, – не прекращая писать, сообщил Молоканов. – И еще – какое-нибудь рубящее оружие.
– Наподобие саперной лопатки, – подсказал из недр серванта чернявый. – Я слышал, в учебнике для спецназа ГРУ целых две главы посвящено тому, как управляться с этим инструментом. Говорят, во время беспорядков в Баку твои коллеги покрошили саперными лопатками не меньше полусотни человек…
– Зарубить человека саперной лопаткой может любой дурак, – заметил Юрий. – Особенно если это лопатка спецназовца. Они делаются из титана и не тупятся, даже когда ими рубят гвозди.