– Ты меня еще поучи, – сердито буркнул Басалыгин. – Тебя в городе нет – считай, одной опасностью меньше. Ты ведь тоже не из железа и, если что, ни от чего меня не спасешь.
– А не страшно одному оставаться? – спросил Юрий, подумав при этом, что его отсутствие может оказаться для полковника не только удобным, но и очень выгодным: на воре шапка горит, кто побежал, тот и виноват.
– Зачем же совсем одному? – пожал широкими плечами Басалыгин. – Я ж тебе не предлагаю эмигрировать из страны или хотя бы из Московской области. Осядь где-нибудь поблизости – хоть в городе, хоть в пригороде, но так, чтобы я знал, где тебя найти.
Отлично, подумал Юрий. Перестань путаться под ногами, будь где-нибудь под рукой и жди, когда мне понадобится козел отпущения. Я буду кормить тебя по телефону сказками про злого майора Молоканова и не менее злого капитана Арсеньева, а сам тем временем фальсифицирую улики, спрячу их у тебя дома под половицей и вызову группу захвата. В одном он прав: события вышли на финишную прямую. Два трупа за одну ночь и оба из органов – это ли не признак близости развязки! Да, старый конь борозды не портит. Поспел сразу в два места, а потом, наверное, до самого утра в поте лица расследовал свои же мокрухи… Может, конечно, это и не он, но видок у него с утра такой, как будто он и впрямь всю ночь мотался по Москве и Подмосковью. То-то он вчера вечером так стремительно надрался! Тоже алиби себе обеспечивал, старался сойти за пьяного, которому не то что убить кого-то – до такси без посторонней помощи дойти невмоготу…
– Придумал! – воскликнул Басалыгин с таким видом, будто его и впрямь только что осенила счастливая идея. – А поезжай-ка ты ко мне на дачу! Я там с тех пор, как овдовел, считай, и не появляюсь; все, наверное, уже и забыли, что она у меня есть. Место тихое, почти безлюдное, электричество есть, мобильная связь работает. Лес, речка, погода отменная – чего тебе еще?
– Ну, не знаю, – сказал Юрий. – Как-то это все с бухты-барахты…
– А чего ждать? Гляди, дождешься… – Басалыгин вдруг напрягся и прищурился, вглядываясь во что-то на дороге. – Нет, ты только погляди, до чего обнаглели! – воскликнул он. – Пасут, как барана, и даже не прячутся!
– Кто?
– На дорогу гляди, – сказал полковник. – Только осторожно, виду не подавай. Черный джип видишь?
Юрий посмотрел и увидел черный «фольксваген-туарег» с тонированными стеклами, который медленно катился мимо стоянки, как бы раздумывая, не остановиться ли и ему для короткого отдыха и перекура с посещением придорожных кустиков. То ли передумав, то ли поняв, что его заметили, водитель дал газ, и машина в два счета скрылась из глаз, затерявшись в плотном транспортном потоке.
– И?.. – снова спросил Юрий.
– Молоканова телега, – проинформировал его Басалыгин.
– Мало, что ли, в Москве таких тачек?
– Я ее знаю как облупленную. Форма дисков, обвесы, тюнинг фар… Он это, даже к гадалке не ходи! То ли за тобой присматривает, то ли меня из равновесия вывести хочет…
– По-моему, уже, – заметил Юрий. – Ты только и в самом деле стреляться не вздумай. От срама этим не спасешься, только дашь им отличную возможность повесить на тебя всех собак.
Говоря это, он продолжал испытывать мучительное, смертельно ему надоевшее ощущение раздвоения личности, тягостной необходимости двигаться одновременно в двух разных, прямо противоположных направлениях, вызванное непониманием того, друг ему Басалыгин или враг. Третьей возможности не существовало, а две перечисленные были одинаково вероятны.
– Вот ключи, – доставая из кармана кителя тихо звякнувшую связку, сказал Басалыгин. – Эти два от дома, а вот этот, длинный, от гаража. Колодец во дворе… ну, словом, на месте разберешься.
Юрий мысленно усмехнулся. Басалыгин довольно убедительно сделал вид, что идея насчет дачи пришла ему в голову только что, буквально сию минуту. А между тем связка уже лежала у него в кармане, и Якушев очень сомневался в том, что полковник повсюду таскает с собой ключи от дома, где, по его собственным словам, не был уже сто лет.
Он не стал указывать собеседнику на этот прокол, а просто взял ключи и, подбросив на ладони, сунул в карман.
– Говори, как туда добраться, – сказал он, подавив вздох.
Полковник подробно описал маршрут.
– Да, – спохватившись, добавил он, – если понадобится топор, не ищи. Обух лопнул, а новый купить все никак не соберусь. Да не больно-то он мне и нужен, если разобраться… В общем, при нужде возьми мачете – оно в гараже, в колоде торчит. Небольшое дерево срубить, лучины нащепать – в самый раз. Я его когда-то на хате у одного наркомана приватизировал. Удобная, скажу я тебе, вещь!
– Ишь ты, мачете, – хмыкнул Якушев. – Все у вас, ментов, не как у людей!
– Ты забыл добавить: поганых, – в свою очередь невесело усмехнулся Басалыгин.
– А зачем, если ты и сам все знаешь? – сказал Юрий, и они рассмеялись – опять же невесело, думая каждый о своем.
Глава 13
Кассирша в магазине посмотрела на Гунявого так, словно раздумывала, не нажать ли ей спрятанную под прилавком кнопку экстренного вызова милиции. Не оглядываясь, Гунявый затылком чувствовал пристальный взгляд охранника – здоровенного пузатого амбала в полувоенной черной одежде, который, широко расставив ноги и сложив руки на животе, торчал около двери.
– Виски «Белая лошадь», – повторил Гунявый, бросая на блюдечко радужный веер полчаса назад полученных в обменном пункте купюр. – Три бутылки. – И, подумав, добавил: – Пожалуйста.
Одарив его еще одним подозрительным взглядом, кассирша по одной придирчиво проверила купюры на подлинность. Гунявый терпеливо ждал, улыбаясь, как святой мученик, привыкший стойко сносить людскую несправедливость. Он ни капельки не волновался: деньги были самые настоящие, и было их предостаточно; одет он был, конечно, не как посол на приеме у королевской особы, но чистенько и вполне прилично, в кармане у него лежал паспорт с московской регистрацией – одним словом, предъявить ему было нечего, кроме разве что протокольной рожи да выколотых на фалангах пальцев перстней. Но лицо себе человек не выбирает, он с ним рождается, а что до судимостей, так в народе на этот счет говорят так: от сумы да от тюрьмы не зарекайся. И правильно говорят! Вот поймают тебя, сучку крашеную, на крупной растрате, и загремишь ты как миленькая, куда Макар телят не гонял. Все под Богом ходим, только одним везет, а другим не очень…
Так же спокойно и расслабленно Гунявый подумал, что у него уже давненько не было женщины – не марухи какой-нибудь, не вшивой копеечной шлюхи с Казанского вокзала, а нормальной, чистой бабы, от которой пахнет не всякой дрянью, а духами и косметикой. «А вот подстеречь тебя, красивую, вечерком в темном переулке, – думал он, наблюдая, как холеные белые руки с длинными, покрытыми прозрачным лаком ногтями пересчитывают деньги, – взять одной пятерней за шейку, а другой за титьку, затащить в укромный уголок и оприходовать по полной программе, чтоб ноги переставлять не могла… Поглядим тогда, какая ты будешь из себя королевна!»
Продолжая недоверчиво коситься на странного покупателя, которому, судя по его виду, всю жизнь больше нравился дешевый одеколон или, в крайнем случае, плодовая бормотуха, молоденькая продавщица по одной составила в пакет три продолговатые картонные коробки с виски – не самым, между прочим, плохим в предлагаемом магазином ассортименте и даже, по слухам, во всем мире, – подвинула пакет к покупателю и стала отсчитывать сдачу.
– Себе оставь, – сипло сказал покупатель. – Конфет купишь или еще чего…
Взгляд у него был цепкий, колючий и какой-то оценивающий, как будто он мысленно раздевал собеседницу догола. Подавив рефлекторное содрогание, продавщица попробовала отказаться от чаевых.
– Не надо, – пискнула она, но Гунявый уже шел к выходу странной разболтанной походкой человека, большую часть жизни проведшего в местах лишения свободы и даже на воле неспособного избавиться от тюремных замашек.
Когда он проходил мимо охранника, у того было лицо человека, который чувствует необходимость что-то предпринять, но не знает, что именно. Покупатель ничего не украл, расплатился сполна и ни словом, ни жестом не нарушил общественный порядок в торговом зале; придраться было не к чему, а права интересоваться происхождением денег, наличием документов и содержимым карманов посетителя охранник, увы, не имел.
Прекрасно понимая, какие чувства обуревают в данный момент доблестного стража порядка, Гунявый ласково ему улыбнулся, ощерив гнилую, без передних зубов пасть. Охранник едва заметно вздрогнул и поспешно отвел взгляд. Очень довольный собой, Гунявый вышел из магазина и заторопился в сторону дома, где снимал комнату у пьяницы дворника.
Новенький, никогда прежде не бывший в употреблении пакет приятно шуршал, три литра элитной выпивки не менее приятно оттягивали руку. Виски Гунявый не пил никогда; ему доводилось встречать людей, которые утверждали, что по вкусу и запаху этот напиток напоминает обыкновенный самогон, но все это были одного с ним поля ягоды, и Гунявый подозревал, что они просто повторяют чужие слова, из черной зависти за глаза обхаивая то, чего никогда не пробовали и вряд ли когда-либо попробуют. Зато люди с достатком, которые могут позволить себе выбирать выпивку по душе, почему-то предпочитают этот дорогущий «самогон» отечественной водке – отваливают за него сумасшедшие деньжищи, пьют и помалкивают в тряпочку. Во всяком случае, Гунявому никто из них на качество виски или, скажем, французского коньяка ни разу не жаловался.
Заполучив в свое распоряжение сумму в твердой валюте, которая казалась ему баснословной, Гунявый почувствовал себя Крезом и решил поставить эксперимент, наконец-то отведав таинственного напитка с отдающим канцелярией названием «скотч». Поскольку денег было навалом, он решил затариться впрок, чтобы потом не бегать за добавкой, и купил сразу три бутылки «Белой лошади» – напитка, которым перед смертью баловался старлей Щеглов. Немного огорчало, что пить придется в одиночку, но Гунявому было не привыкать. Тем более что вращался он в таких кругах, где совместное распитие сплошь и рядом заканчивается мордобоем, а то и поножовщиной, а теперь, когда он разбогател (разумеется, в своем понимании этого слова), ему было что терять. Нет уж, лучше пьянствовать в одиночку, как последний алкаш, чем ни за что ни про что получить удар в брюхо зазубренным бутылочным горлышком и сдохнуть в страшных корчах от потери крови!