Дорога была пуста. Звук мотора между тем приближался. Осознав, что он доносится сверху, Юрий задрал голову и увидел параплан, который неторопливо плыл на распахнутых прямоугольных крыльях сине-желтого спортивного парашюта чуть ли не над самой его головой. Якушев слегка встревожился: атаки с воздуха он, признаться, не ожидал. Впрочем, крона старого дуба надежно прикрывала его не только снизу и с боков, но и сверху, а пилот пролетавшей над головой легкомоторной стрекозы при рассмотрении в прицел оказался девушкой, с виду совсем юной. Легкомысленно болтая ногами в пустоте, девушка смотрела в сторону реки, и Якушев, опустив винтовку, проводил это беззаботное существо чуточку завистливым взглядом.
Он положил винтовку на колени и поерзал, устраиваясь поудобнее на своем жестком насесте. Винтовка была легкая, очень удобная; вообще, подарок Магомеда Расулова Юрию нравился, просто возник он как-то не вовремя, и бывали моменты, когда начинало казаться, что в эту неприятную историю Юрий влип именно из-за винтовки. Бывают люди, и их, наверное, немало, нечувствительные к исходящему от оружия властному зову или способные без труда этот зов игнорировать. У таких людей оружие может храниться годами и десятилетиями – стоять в сейфе, лежать в ящике стола или даже висеть на стене, – и в связи с этим с ними не происходит ничего выдающегося, достойного упоминания. Но, становясь собственностью Юрия Якушева, оружие как будто превращалось в наделенный чудовищной силой колдовской амулет. Оно хотело стрелять, выполняя свое единственное предназначение; Юрий стрелять не хотел, и тогда оружие начинало шаманить, притягивая и закручивая в тугой узел неприятности, в конечном итоге вынуждавшие Юрия снова взять его в руки и снять с предохранителя.
Винтовка попыталась соскользнуть с колен и упасть. Юрий повесил ее на ближайший сук, и она, качнувшись несколько раз, как маятник, затихла. В отдалении все еще слышался стрекот уходящего за реку параплана, которым управляла молоденькая любительница острых ощущений. Внизу, на земле, она могла быть кем угодно – например, одной из тех молодых смешливых девчонок, с которыми Юрий случайно познакомился лет пять назад на подмосковном стрельбище во время прохождения курса переподготовки. Девчонки были как девчонки, и в то, что каждая имеет за плечами несколько командировок на Кавказ и даже ликвидаций, осуществленных на территории Москвы, верилось с трудом. Правда, стреляли девчонки отменно – хоть из «драгуновки», хоть из автомата, а одна из них даже имела персональный, эксклюзивный, как она выражалась, АК-74. Эксклюзивность его заключалась в том, что он был, что называется, «пролит» – то есть утяжелен свинцом, залитым во все, сколько их есть, нерабочие полости. Данная операция почти вдвое увеличила его вес, зато служила отличным компенсатором отдачи и способствовала лучшей кучности боя.
Годы спустя Юрий, не подумав о последствиях, рассказал об этом Баклану. Баклан о последствиях не думал никогда – то есть думал, конечно, но только после того, как они уже наступили. Любая идея, овладевавшая его умом, осуществлялась с достойными лучшего применения быстротой и решительностью, и мысль в два счета заделаться самым лучшим стрелком на Кавказе относилась к разряду именно таких идей.
Никто и глазом моргнуть не успел, а Баклан уже приволок откуда-то нерабочий аккумулятор от грузовика, извлек из него свинцовые пластины, развел в развалинах костерок, разобрал автомат и, вооружившись жестяной банкой из-под тушенки, приступил к делу. В результате его «калаш» стал весить восемь с половиной кило вместо четырех; кучность действительно заметно улучшилась, но таскать его на себе по крутым козьим тропкам оказалось невмоготу даже упрямому и двужильному Баклану. В первом же бою он совершил «чейндж», презентовав свой «эксклюзивный» автомат убитому боевику, а взамен взяв себе его ствол – с виду точно такой же, но без свинцового апгрейда.
Разумеется, все открылось – не в два счета, но гораздо скорее, чем рассчитывал лопоухий чудак. Выполняя рутинную проверку с целью установления каналов поставок стрелкового оружия боевикам Доку Умарова, какой-то хмырь из военной прокуратуры обнаружил, что снятый с тела убитого террориста автомат Калашникова, заводской номер такой-то, числится за сержантом ВДВ Луговым, подпольная кличка – Баклан. Скандал получился знатный, Баклана чуть было не посадили, но стараниями отцов-командиров дело удалось замять. Баклан отделался воспитательной беседой в исполнении майора Быкова, после которой целую неделю перемещался с преувеличенной осторожностью, как-то странно двигал шеей и поминутно хватался за бока…
Юрий поймал себя на том, что катает в пальцах сигарету, намереваясь закурить, и спрятал ее обратно в пачку. Похоже, он задремал с открытыми глазами и грезил наяву, рискуя составить Баклану компанию там, куда уходят оказавшиеся недостаточно бдительными, расторопными и везучими бойцы спецподразделений. Он не имел принципиальных возражений против такой встречи, но время для нее еще не настало.
Он сидел неподвижно, словно еще один бугристый нарост на морщинистой коре лесного исполина, и минут через пять на соседнюю ветку приземлился, чтобы перевести дух, измученный хлопотами по устройству гнезда скворец. Вид у него действительно был усталый, заезженный, он часто дышал открытым клювом, и Юрий почему-то решил, что это самец и не просто самец, а уже нашедший пару и проделавший все приятные процедуры, способствующие продолжению рода. Теперь ему, как водится, предстояла продолжительная и тяжкая расплата за минутное удовольствие, зато он, в отличие от оседлавшего соседний сук Юрия, мог с чувством выполненного долга заявить, что прожил жизнь не зря. А что останется от старшины запаса Якушева, если сегодня или завтра какой-нибудь Зулус отпилит ему голову своим мачете, – картонная коробочка с медалями?
По дороге, громыхая подвеской и волоча за собой длинный хвост пыли, проехала машина. Юрий напрягся, но это была белая «шестерка» с прицепом. В прицепе аккуратной горкой лежало нечто заботливо укрытое полиэтиленовой пленкой; сбоку виднелись грабли, и Юрий скорее вообразил, чем почувствовал наяву, полузабытый аромат коровьего навоза.
Спугнутый его движением скворец сорвался с ветки и умчался прочь, часто-часто молотя крыльями. Время шло, солнце поднималось все выше и пригревало все сильнее. В гнезде на верхушке водонапорной башни выбивал частую дробь, хлопая длинным клювом, одинокий аист, и, поискав взглядом второго, Юрий обнаружил парящий кругами над заливным лугом черно-белый крест. «У лягушек воздушная тревога», – подумал он.
Вокруг по-прежнему ничего не происходило, но Юрий не волновался. Ему доводилось сидеть в засаде и по несколько суток кряду, и он умел терпеть и ждать. К тому же он был уверен, что в данном случае ожидание не будет долгим. Басалыгин не случайно послал его к себе на дачу, и улики, которыми она была буквально нашпигована, как пещера Али-Бабы сокровищами, тоже очутились там не в результате погодных аномалий или солнечных бурь. Сюда наверняка уже кто-то ехал, и Юрий твердо вознамерился посмотреть кто. Отсюда до окраины дачного поселка было около километра, и Якушев очень надеялся, что грузовики со спецназом, если прибудут именно они, проедут мимо его наблюдательного пункта и высадят свой живой груз ближе к цели. Тогда можно будет спуститься с дерева и уйти, не дожидаясь, пока собака, взяв у крыльца свежий след, приведет сюда погоню. Добраться на машине до шоссе, там пересесть на попутку, и ищи ветра в поле…
Бороться со сном становилось все труднее, и в полудреме в голову закралась заманчивая мыслишка: а что, если все это ему просто почудилось? Нет никакого маньяка, а если есть, то где-то далеко, и Юрий Якушев не имеет к нему никакого отношения. Как было бы славно, избавившись от наваждения, встрепенуться, осознать, что валяешь дурака, сидя на дереве, как сыч, спуститься на землю и, смущенно озираясь, не видел ли кто, как взрослый дядя разыгрывает из себя мартышку, сесть в машину и поехать домой…
Его опять вернул к действительности шум приближающейся машины. В просвете между ветвями мелькнула слегка запыленная, лаково поблескивающая черная крыша. Машина выехала на открытое место, и Юрий увидел, что это «фольксваген-туарег» с тонированными стеклами. На крыше, будто затем, чтобы развеять последние сомнения, виднелся синий проблесковый маячок с магнитным держателем, провод от которого скрывался в узкой щели приоткрытого окна.
Проехав мимо места, где сидел заинтригованный появлением на сцене именно этого персонажа Юрий, «туарег» скатился по склону, повернул направо и ненадолго задержался у закрытых ворот в проволочной ограде. Из него вышел Молоканов, повозился с замком, распахнул ворота и вернулся за руль. Машина тронулась и через несколько секунд снова остановилась перед дачей полковника. Через прицел Юрий видел, как из нее вышли Молоканов и Басалыгин, перебросились парой слов и вошли в калитку. Потом стало видно, как они поднимаются на крыльцо. Поправив в ухе таблетку микрофона и проверив, не выпал ли из гнезда лежащего в нагрудном кармане приемного устройства соединительный шнур, Юрий плотнее приник глазом к одетому в мягкую резину окуляру прицела.
– Интересное кино, – пробормотал он, провожая перекрестием скрывающегося в доме майора.
Это была неправда: в данный момент он испытывал вовсе не любопытство, а удивление и растущую тревогу.
Глава 18
– Нет его здесь, – стоя посреди кухни с пистолетом в опущенной руке, сказал полковник Басалыгин. – И, похоже, не было.
Наверху раздавались шаги, скрипели половицы. Послышался характерный глухой шум, производимый передвигаемым диваном: Молоканов шарил по углам, как будто и впрямь рассчитывал найти Якушева, стоящего, затаив дыхание, за занавеской или забившегося в шкаф.
Негромко стукнула, ударившись о стенку, открытая дверь. Павел Макарович по звуку понял, что майор полез на чердак, и мимолетно удивился тому, как бережно и цепко память хранит всякие ненужные, не имеющие практического применения, давно, казалось бы, забытые вещи – звуки, запахи, форму, цвет, расположение предметов… Он не был здесь почти полных два года, но по-прежнему мог с закры