После неудавшейся попытки переворота в августе 1991 года происходило практически неконтролируемое расхищение секретных архивов компартии с целью использования и продажи их для фильмов, научно-исследовательских разработок и документальной литературы. Хотя Волкогонов отмечает в предисловии к своей книге о Троцком оказанную мною помощь, упоминание моего имени и цитирование выдержек из моих и Эйтингона обращений в ЦК КПСС о реабилитации со мной не согласовывались. Вот почему там впервые раскрыты мое настоящее и кодовое имя в связи с операцией против фашистской ОУН. Кстати, на основе этой и других такого же рода публикаций украинская прокуратура в 1992 году возбудила против меня уголовное дело. Лишь в 1994 году меня оставили в покое после того, как было установлено, что фашистская террористическая ОУН Коновальца— Бандеры официально провозгласила состояние войны с Советской Россией и СССР, продолжавшееся с 1919 по 1991 год.
Упоминая меня и Эйтингона в книге о Троцком и сообщая о нашей роли в партизанской войне против фашистской Германии и в решении атомной проблемы, Волкогонов, при всех своих минусах и ошибках, пытается объективно оценить нашу работу. Многие годы мое имя было неизвестно — его нельзя найти ни в описаниях героических дел в войне с Гитлером, ни в истории нашей разведки. Именно Волкогонов заронил мысль рассказать историю моей жизни и моего поколения. Историю, которая даст мне возможность сейчас попытаться расставить все по своим местам.
Гибель советского государства, вопиющие публикации, перечеркивающие героическую историю моей родины, стали мощным дополнительным побудительным мотивом взяться за перо и рассказать об изложенных в этой книге событиях. Эти личные воспоминания должны заставить исследователей по-новому взглянуть на ряд эпизодов нашей и мировой истории, прекратить подтасовку архивных документов о наших внешнеполитических акциях, где порой приводятся заведомо ложные номера архивных дел, литерных разведывательных операций.
Эта книга появляется на свет и для того, чтобы на примере 1930—1950-х годов показать особую опасность некомпетентного политического руководства для судеб миллионов людей. Когда политики действуют по принципу: «сначала возьмем власть, удержимся в Кремле, а потом разберемся».
В апреле 1992 года генерал-полковник Волкогонов говорил мне: «Что вы так переживаете по поводу Украины, Павел Анатольевич, и Черноморского флота, вы же видите, они сами разваливаются со своим Крымом и все равно к нам придут».
Такое преступное легкомыслие в решении государственных вопросов, подсказка руководству страны непродуманных решений оборачивается людскими потерями и трагедиями, аналогичными по масштабам политическим репрессиям 1930—1950-х годов.
В 1991 году органы военной юстиции пришли к заключению, что дело Абакумова было сфабриковано и, хотя он нес ответственность за незаконные репрессии, он не был виновен в государственной измене или преступлениях против партии. Военная прокуратура рекомендовала изменить статью обвинительного приговора, на основе которого он был приговорен к расстрелу. Истинное преступление Абакумова заключалось в превышении власти и фальсификации уголовных дел, и в соответствии с законом того времени мера наказания — расстрел — полагалась та же. Это заключение означало, что те, кто стоял на верхней ступеньке власти, над Абакумовым, были виновны в названных преступлениях в не меньшей степени, чем он.
Военная прокуратура по-новому подошла к моему делу и Эйтингона. Материалы доказывали, что мы не фабриковали фальшивых дел против «врагов народа».
Официальные обвинения, что мы являлись пособниками Берии в совершении государственной измены, планировании и осуществлении террористических актов против правительства и личных врагов Берии, были опровергнуты документально.
После августовских событий 1991 года и распада СССР, незадолго до ухода в отставку, главный военный прокурор прекратил наши дела и заявил: если бы я не реабилитировал вас, архивные материалы показали бы, что я еще один соучастник сокрытия правды о тайных пружинах борьбы за власть в Кремле в 30— 50-х годах. Он подвел черту в нашем деле и подписал постановление о реабилитации Эйтингона и меня.
После крушения КПСС моя реабилитация больше не являлась делом политической конъюнктуры, а стала всего лишь рядовым эпизодом в период распада Советского Союза. Военная юстиция не должна была больше испрашивать указаний высших руководителей страны, как ей вести мое дело. К власти пришло новое поколение. И хотя оно выросло при прежнем режиме, нынешние руководители не были замешаны в зверствах Сталина и Хрущева, бывших авторитарных правителей страны. Имя Хрущева, активно использовавшееся в начале перестройки, потеряло свою привлекательность.
Советский Союз, которому я был предан всей душой и за который был готов отдать жизнь, ради которого старался не замечать творившихся жестокостей, оправдывая их стремлением превратить страну из отсталой в передовую, во благо которого провел долгие месяцы вдали от Родины, дома, жены и детей — даже пятнадцать лет тюремного заключения не убили моей преданности, — этот Советский Союз прекратил свое существование.
В сложной обстановке после распада СССР, порожденной отсутствием политической культуры, ненависть по отношению ко мне сохраняют только те, кто предпочел бы, чтобы люди, знающие действительные обстоятельства трагедии и героики прошлого, молча ушли из жизни. Они открыто стремятся присвоить себе монопольное право на трактовку событий нашего прошлого. Хотя большинство из них скомпрометировали себя тем, что в 1960–1990 годах сознательно преподносили обществу грубо сфальсифицированные объяснения мотивов и механизма сталинских репрессий и крупных событий в нашей внутренней и внешней политике.
Я надеюсь, что мой рассказ поможет нынешнему поколению занять взвешенную, свободную от конъюнктуры и экстремизма позицию в оценке нашего героического и трагического прошлого.
Фрагмент письма-обращения Эйтингона в Президиум ЦК КПСС.
Приложение к главе 13.
Фрагмент письма Эйтингона Н.И. в ЦК КПСС с просьбой о реабилитации. На нем имеются пометки о рассмотрении просьбы Н.Хрущевым и М.Сусловым.
Письмо П.А. Судоплатова Ю.В. Андропову, К. У. Черненко с просьбой о реабилитации, 20 августа 1982 года.
Ходатайство о реабилитации П. А. Судоплатова и Н. Эйтингона, подписанное ветеранами разведки, в адрес XXIII съезда КПСС. Февраль, 1966 года.
У п
Ответы КГБ на запрос ЦК КПСС о пребывании Судоплатова П.А. во Владимирской тюрьме.
П.А. Судоплатов среди сотрудников погранотряда ГПУ Украины (3-й справа), 1923 год.
Крайний справа — его непосредственный начальник Потажевич В.А.
Сотрудники окружного отдела ГПУ города Мелитополя, 1925 год. В верхнем ряду — П.А. Судоплатов.
Л. Троцкий в своем кабинете, 1921 год.
Один из руководителей закордонной разведки НКВД С.М.Шпигельглаз.
Разведывательно-диверсионная группа НКВД в Испании на фронте под Гвадарамой. Крайний слева — командир группы Л.П.Василевский, 1938 год.
П.А.Судоплатов. Берлин, 1935 год.
Л.Никольский (Орлов) — резидент НКВД в Испании, 1937 год, Барселона.
Он же с дочерью, 1937 год, Барселона.
Александр Белкин — один из создателей агентурной сети НКВД в Германии и Йемене.
Андре Нин — руководитель троцкистского движения в Испании. Ликвидирован НКВД в июне 1937 года.
И.Рейс — перебежчик, закордонный агент НКВД, ликвидирован боевиками Б.Афанасьевым и В.Правдиным в сентябре 1937 года в Швейцарии.
Полковник Лев Петрович Василевский — в 1945–1947 гг. Начальник научно-технической разведки НКВД-МГБ. Фото 1974 года.
П.А.Судоплатов — майор госбезопасности, замначальника иностранного отдела НКВД в 1940 году.
Пропуск, выданный Судоплатову П.А. на Красную площадь 7 ноября 1941 года.
Закордонные агенты НКВД Г.Берджес,Д.Маклин, 1939 год.
Нелегальный резидент ОГПУ— НКВД в Западной Европе в 1933–1937 гг. Т.Мали.
Э.Судоплатова (слева), нелегал советской разведки И.Каминский и сотрудница разведки Р.Соболь (Гуро) после освобождения их из тюрьмы, накануне заброски в тыл к немцам, август 1941 года.
Записка академика Арцимовича по использованию материалов разведки в свете “перспективы развития электромагнитного метода разделения изотопов”.
Документ публикуется впервые.
П.А.Судоплатов — начальник 4-го управления НКВД, май 1942 года.
Записка полковника Василевского заместителю начальника Управления по атомной промышленности П.Я.Мешику.
Анонимный донос сотрудника резидентуры НКВД в Вашингтоне Миронова (Маркова) в ФБР. Письмо аналогичного содержания, обвиняющее Зарубиных в шпионаже в пользу Германии и Японии, было направлено за подписью Миронова И.В.Сталину и Л.П.Берии.
Отпечатанный на пишущей машинке советского посольства в Вашингтоне документ стал основанием в проведении ФБР серии широких контрразведывательных мероприятий по противодействию советской разведке. Пометка на документе сотрудников ФБР указывает, что письмо было опущено в почтовый ящик в Вашингтоне в 2 часа ночи 7 августа 1943 года.
Документ публикуется впервые.
Поручение Л. Берии членам спецкомитета по использованию материалов разведки в строительстве предприятий атомной промышленности.
Начальник немецкого направления советской разведки подполковник Зоя Ивановна Рыбкина (Воскресенская), 1944 год.
Зоя Ивановна Рыбкина во время оперативной командировки в Финляндию, 1936 год.
Она же, на приеме у короля Швеции в 1943 году.
П.А.Судоплатов, он же — Матвеев. Фотография с документа периода секретных переговоров с послом США Гарриманом и лидером курдских повстанцев М.Барзани, 1945–1947 гг.
Сотрудник резидентуры советской разведки в США в 1937–1944 гг. С.М.Семенов, главный добытчик материалов по атомной бомбе, в мантии выпускника Масачуссетского технологического института. Фото 1941 г.