Верно, Витя, мы с вами ещё очень пригодимся друг другу, и я – вам, и вы – мне, много сделаем хорошего и радостного – ещё больше, чем было за год нашей дружбы. Взаимная помощь наша нужна друг другу, и, верьте, ваша суровая, и подчас слишком жестокая дружба ко мне даёт мне всё-таки очень много сил и счастья. И не с точки зрения жалости ко мне подумайте вы о том, что мы друг другу нужны ещё будем – а с той точки зрения, что не зря и не случайно встретились наши с вами судьбы, что несмотря на все трудности и помехи всё-таки созданы мы с вами друг для друга, и пренебрегать этим, выбрасывать это лучшее, что есть на земле, для двух взрослых, и всё-таки уже немало видевших людей – просто непростительное преступление. Нелегко было строить – не надо давать разрушать.
А жизнь такая, Витенька, – роз без шипов-то ведь не бывает, – это и есть правда жизни “она полосатенькая – говорил Горький – и светлая и тёмная вперемешку”, и за светлую правду надо бороться.
Будем бороться, милый друг, родной мой Витя, серденько моё!
Ну, давайте вашу лапу!
Весь смех в том, что бороться надо главным образом “внутри себя”; мне – с собой, и с вами, за вас, а вам – с собой и со мной, за меня, – так что, в общем-то нам никто не мешает…
Вот, что я хотела вам сказать. Почитайте, подумайте. Ответа – не нужно, просто примите к сведению, – и верьте мне. И перечитайте ещё раз стихи А. Толстого на 1 странице. Их написал большой художник, умный человек, и – стихийный диалектик в области чувств».
Тульская область
Заокский р-н, п/о Страхово
Дом отдыха «Поленово»
«7 августа [1953]
Витюша, здравствуйте!
Спасибо вам за привет.
Звонить я вам не стала, так как наверное будет плохо слышно, ничего не скажешь. Да и потом отдохните вы от моих телефонных звонков тоже, раз уж поехали отдыхать! Я тут чуть-чуть не собралась на Оку; одна знакомая вернулась из поездки по Оке на пароходе до Горького и обратно – говорит чудесно, спокойно, великолепнейший отдых, – я прямо взвыла с досады, что у меня уже на руках путёвка и билеты в Крым. Неудобно уже было все менять, а то пожалуй это был бы отдых лучше, чем крымский зной. Ладно уж, думаю, поеду в Крым, и дня три находилась в знакомом вам состоянии – “сама не знаю, чего хочу”. В Москве я сделала маленький ремонт в квартире, купила что нужно детям. Кое-какие дела ещё висят в воздухе – апостол не подаёт ещё пока признаков жизни, и ещё несколько “архангелов” тоже, – надоело мне это всё и уже теперь хочется уехать, уехать и никаких! Так что, 10-го с великим удовольствием полечу к морю.
Для вас у меня есть une idee magnifique[36]: если заскучаете там среди высокохудожественных пейзажей, или погода будет плохая – то садитесь на своего Москвича и езжайте по Симферопольскому шоссе, до конца, на юг. Только не забудьте, что в Крыму сидит один ваш “заклятый друг”, который скучает без вас. А из Крыма поехали бы все вместе по этому же шоссе на север, а? Я считаю, что эта idee perfecte, brilliante, delicieuse, и что её можно провести в жизнь. Черкните мне, если захочется, в Крым так: Крым, Ялта, Н. Ореанда, Санаторий СМ СССР, мне. Думаю до 24-го пробыть там наверняка, а если будет хорошо, то и до 27-го. Ну, Витенька, желаю вам хорошего отдыха и восстановления “сил моральных и физических”, как в том армянском стихе про “соков натуральных”. Жму лапу.
Остаюсь ваша узбечка[37] Катя».
Авиа
Крымская область, Мисхор
Санаторий «Красное знамя»
На штемпеле 9.8.54 из Сочи
«5 августа [1954]
Милый Витенька, здравствуйте!
Ну, как встретил Вас Крым на сей раз, солнышком или ливнем? Хорошо ли устроились? Не мешают Вам толпы знакомых, в том числе из АОН? Начали ли Вы отдыхать, или это пока Вам ещё не удаётся? Как бы мне хотелось, чтобы Вам там никто не мешал хорошенько отдохнуть и чтобы 24 дня Вашего отпуска были полноценны и полезны для Вас.
У нас тут, к сожалению, полная противоположность благословенной Ореанде. Тут есть одна семья, отдыхавшая со мной прошлое лето, так мы, встречаясь, говорили друг другу не “здравствуйте”, а “ах, как чудесно было в Ореанде!” Сынишке этих Михайловых, Вите, я очень обязана: он освободил меня от моего сыночка, я теперь почти целый день его не вижу и очень довольна этим. Первый день, когда мы остановились на 3-й даче, Ося говорил целый день, что ему скушно. На следующий же день мы перебрались всё-таки в основной корпус санатория, так наз. “люкс” (здесь обожают это слово), так здесь близко пляж, столовая, кино и прочие блага, а также есть Оське товарищ.
Дом противный, помпезный, чопорный (в смысле внешнего вида), неуютный, стоит на припекаемом солнцем плацу. На сём плацу посажена какая-то зелень, не достигающая сейчас высоты более человеческого роста, и не дающая никакой тени. Об уютных уголках Ореанды можно вспоминать лишь, как о волшебном сне. Архитектуре соответствует и разгуливающий тут народ. Кроме Михайловых, симпатичными отдыхающими можно назвать В. Гризодубову[38] с сыном (ему 18 лет, но уже толстый, как мама) и Фёдорову[39] (кажется, не ошибаюсь) из ЦК комсомола, такая черноглазая, красивая женщина с дочкой, страшно похожей на мою Катьку. Остальные неинтересны. Их любопытные и недобрые взгляды меня раздражают. Нет, всё, довольно, в следующий раз поеду куда-нибудь, где нет роскошных душей и уборных, но есть живые люди, а не персонажи, которых узнаёшь и “не называя фамилий”. Не огорчайтесь, Витенька, – я всё-таки отдыхаю. Я это делаю с полной серьёзностью. Купаюсь, загораю, играю в волейбол, ходила в театр, сегодня иду на концерт, – словом приемлю все оздоровительные процедуры. Наверное, прослыву самой развратной женщиной, так как на женском пляже купаюсь без костюма, а в волейбол играю в трусиках. Это здесь не принято. А мне наплевать, я хочу за отпуск взять максимум от юга. Советую и Вам так держаться.
Вчера получила немного эстетического удовольствия. Здесь гастролирует Тбилисский оперный театр, ставили балет “Горда” с уч. Чабукиани[40].
Вообще спектакль ничего, но очень провинциальный. Но вдруг во втором акте пошли такие великолепные лезгинки – что весь зал затрясся от аплодисментов. Столько страсти, энергии, столько вкуса и настоящей, старинной национальной культуры, – чёрт его знает! Я не страдаю национализмом, Вы знаете, и это действительно было изумительно сделано.
Сегодня пойду слушать Гоар Гаспарян[41], тоже, наверное, будет хорошо. Так что к моему растительно-животному образу иногда прибавляются и духовные “витамины”. Да, лёжа тут как-то на пляже прочла – залпом, не отрываясь, – “Егора Абозова”[42]. Милый Витенька, я даже смеялась, читая те строки, которые были Вам, я знаю, симпатичны. Да, там многое должно было быть Вам по душе. А у меня осталось какое-то и грустное чувство. Сделано здорово, живой сам Егор, Маша, Валентина Васильевна, всё очень интересно, тонко, вкусно, жаль, что не окончено. Однако – эпиграф не оправдан. Помните его? Это стихи:
“Любовь, любовь, небесный воин,
Куда летит твоё копьё?
Кто гнева дивного достоин,
Кто примет в сердце остриё?”
Милого, славного, умного Егора пронзило копьём. Но ему всё-таки было бы плохо, – А. Толстой остановился вовремя.
Чёрт его знает, не хочется мне, чтобы эта книжка так уж сильно Вам нравилась.
Не в 1916 году живём мы, слава богу, и чудесные стихи эпиграфа как-то иначе понимаем, чем Валентина Васильевна Салтанова. А то, что А. Толстой великий мастер – это да. Оторваться нельзя было.
Ещё читала – так уж для гурманства – маршаковские переводы сонетов Шекспира. Два стиха мне очень понравились, они как раз к случаю. Посмотрите, какое старинное красноречие, немножко тяжеловесное, но точное:
“Покорный данник, верный королю,
Я, движимый почтительной любовью,
К тебе посольство письменное шлю,
Лишённое красот и острословья.
Я не нашёл тебя достойных слов,
Но, если чувства верные оценишь,
Ты этих бедных и нагих послов
Своим воображением оденешь”.
Хорошо, а?
Вот, Витенька милый, так я и живу.
Короче говоря – душно, нечем дышать. Это в самых разных смыслах, буквальных и переносных. Пришлите весточку, родненький, это будет как свежий морской ветерок. Море тут какое-то совсем не то. Да и не плаваю я тут дальше флажка. Но всё-таки, очевидно, мы с Вами погружаемся в одни и те же воды примерно в одно и тоже время. По вечерам солнце садится у нас тут над морем, закаты чудесные. Вечерние часы как-то возмещают дневное удушье. Я провожаю к Вам солнце каждый вечер, и оно меня понимает: оно демонстрирует передо мной такое горящее золото, такой пурпур, такие нежные и грустные лучи и сияние, будто знает, что Вы находитесь на западе от меня, и что, любуясь пламенем вечернего неба нельзя думать ни о чём, кроме Вас. А когда оно скрывается в море, на небе долго держится коралловая полоса, и нельзя придумать ничего грустнее этого постепенно угасающего тёплого тона. А у Вас утром солнышко встаёт над морем? Поезжайте как-нибудь на Ай-Петри, посмотрите, как появляется солнце, неся Вам свет и тепло с востока, с моей стороны, от меня, – это объективный факт!
Ну, желаю Вам, милый, всего всего самого хорошего. Черкните чего-нибудь, очень буду рада. Жму и целую Вашу милую руку, как всегда.
Ваша “Щука”».
Крым, Мисхор