Сегодня большинство из того, что написано о взаимоотношениях Пастернака и Сталина, смотрится через призму ненависти авторов к Сталину.
Пастернак был первым поэтом в советской литературе, написавшим стихи, восхвалявшие вождя. По свидетельству Корнея Чуковского и Надежды Мандельштам, Пастернак «просто бредил Сталиным».
Из дневника К. Чуковского (запись от 22 апреля 1936 года):
«Видеть его (Сталина) – просто видеть – для всех нас было счастьем. К нему всё время обращалась с какими-то разговорами Демченко. И мы все ревновали, завидовали, – счастливая! Каждый его жест воспринимали с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства. Когда ему аплодировали, он вынул часы (серебряные) и показал аудитории с прелестной улыбкой – все мы так и зашептали: “Часы, часы, он показал часы” – и потом, расходясь, уже возле вешалок вновь вспоминали об этих часах. Пастернак шептал мне всё время о нём восторженные слова, а я ему, и оба мы в один голос сказали: “Ах, эта Демченко, заслоняет его!” (на минуту). Домой мы шли вместе с Пастернаком и оба упивались нашей радостью».
На I Всесоюзном съезде советских писателей в 1934 году Пастернак сидел в президиуме (рядом с самим Горьким), 21 августа председательствовал на седьмом заседании, 29 августа произнес речь, в которой он обратился к писателям с пожеланием: «Не жертвуйте лицом ради положения». В докладе Н.И. Бухарина Пастернак был объявлен одним из лучших советских поэтов. На одном из заседаний съезда писательской организации был подарен большой портрет Сталина, который от имени съезда принимал Пастернак.
В 1934 году произошел знаменитый телефонный разговор Сталина и Пастернака по вопросу об осужденном Осипе Мандельштаме, который написал антисталинское стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны…». В ходе этого разговора Сталин признался писателю: «А я могу сказать, что вы очень плохой товарищ, товарищ Пастернак».
Сталин сообщил о том, что с Мандельштамом будет всё в порядке, упрекнул Пастернака в недостаточном рвении: «Если бы мой друг попал в беду, я бы лез на стену, чтобы его спасти», интересовался: «Но ведь он же мастер, мастер?» А после попытки поэта словами «дело не в мастерстве» перевести разговор на другую тему и поговорить «о жизни и о смерти» немедленно бросил трубку.
Травли Пастернака со стороны властей при Сталине не было. Она случилась уже после смерти вождя. Поводом послужило написание романа «Доктор Живаго», который Борис Леонидович писал долгие годы, завершив его в 1955 году. Сам Пастернак оценивал это произведение как вершину своего творчества. Однако советские издательства отказывались публиковать рукопись, считая её антисоветской. Впервые роман был напечатан в Италии в 1957 году. Затем в течение нескольких лет книга на разных языках появилась в Нидерландах, Великобритании и США.
«Доктор Живаго» по фактуре весьма похож на «Хождение по мукам» Алексея Толстого. Те же события, факты, действия, время и похожие любовные перипетии.
В обоих романах единая фабула – судьбы русской интеллигенции накануне, во время и после революционных событий 1917 года. Мировая война, революции и Гражданская война так же разносят главных героев Толстого и Пастернака в разные уголки страны.
«Хождение по мукам» – книга, изобразившая все метания и сомнения, которые Толстой, так же как и Пастернак, испытывал на протяжении нескольких десятилетий, но, в отличие от Бориса Леонидовича, всё же в конце пришёл к выводу, что русские люди сделали правильный выбор, поддержав когда-то так ненавистных ему большевиков. Как говорил сам А. Толстой, «Хождение по мукам» – это хождение совести автора по страданиям, надеждам, восторгам, падениям, унынию, взлётам – ощущение целой огромной эпохи».
В «Хождении по мукам» финал романа оптимистичен: по окончании войны главные герои встречаются в столице Советской России, где в присутствии Ленина и Сталина с восторгом слушают исторический доклад Кржижановского о плане ГОЭЛРО.
В «Докторе Живаго», изображая жизнь российской интеллигенции на фоне драматического периода от начала века до Великой Отечественной войны, сквозь призму биографии доктора-поэта Пастернак затрагивает тайну жизни и смерти, проблемы русской истории, интеллигенции и революции, христианства и еврейства.
Жизнь героев «Доктора Живаго» с наступлением крутого перелома, эпохи революционных преобразований в жизни России тоже превращается в настоящее хождение по мукам.
Несмотря на многие обстоятельства, все события истории Юрий Живаго встречает с воодушевлением. Но если на первых порах его, врача, восхищает «великолепная хирургия» Октябрьской революции, которая может «разом вырезать все вонючие язвы общества», то вскоре герой убеждает себя, что вместо раскрепощения советская власть поставила человека в жёсткие рамки и навязывает ему своё понимание свободы и счастья. Такое восприятие действительности пугает Юрия Живаго, и он принимает решение вместе с семьёй отправиться подальше от эпицентра исторических событий. Финал романа трагичен – герой умирает от сердечного приступа в трамвае.
Скандал с книгой Б. Пастернака «Доктор Живаго», в которой ничего антисоветского не было, спроектировал Запад на пару с Хрущёвым.
Писатель М.А. Шолохов заявил: «Надо было опубликовать книгу “Доктор Живаго” в Советском Союзе вместо того, чтобы запрещать её». (Из интервью газете «Франс суар» 23 апреля 1959 года.) Однако Хрущёв сделал по-другому. Нобелевский комитет присвоил Пастернаку свою премию, от которой писателя заставили отказаться. Чёрную работу поручили Союзу писателей СССР, который дружно исключил Пастернака из своих рядов. Наиболее ретивые исполнители воли Хрущёва, который книгу в глаза не видел и не читал, даже предлагали выслать автора «Доктора Живаго» из Советского Союза. Защитника Сталина не стало, и «братья по писательскому цеху» добили Пастернака. Его травля должна была показать другим, чтобы им неповадно было любить вождя.
В 1957 году спецслужбы Запада рекомендовали уделить роману Пастернака большее внимание, чем другим советским произведениям. Кроме того, было отмечено, что «Доктор Живаго» должен быть представлен к Нобелевской премии: это поможет разрушению железного занавеса.
Издание романа «Доктор Живаго» в Голландии и Великобритании (а затем и в США в карманном формате) и бесплатную раздачу книги советским туристам на Всемирной выставке 1958 года в Брюсселе и на фестивале молодёжи и студентов в Вене организовало Центральное разведывательное управление США. ЦРУ также участвовало в распространении «имевшей большую пропагандистскую ценность» книги в странах социалистического блока. Кроме того, как следует из рассекреченных документов, в конце 1950-х годов британское министерство иностранных дел пыталось использовать «Доктора Живаго» как инструмент антикоммунистической пропаганды и финансировало издание романа на языке фарси.
Издание книги привело к травле Пастернака в советской печати, исключению его из Союза писателей СССР, оскорблениям в его адрес со страниц советских газет, на собраниях. На общем собрании Союза писателей Борис Полевой говорил: «Холодная война тоже знает своих предателей, и Пастернак, по существу, на мой взгляд, это литературный Власов… Вон из нашей страны, господин Пастернак. Мы не хотим дышать с вами одним воздухом»[70].
«Киношники» тоже не остались в стороне. В письме, подписанном Роммом, Рошалем, Донским, Габриловичем и другими говорилось: «“Доктор Живаго” – убогое, обывательское произведение, обливающее грязью всё самое дорогое для советских людей. Присуждение Пастернаку Нобелевской премии сопровождается грязной антисоветской кампанией, злобными выпадами реакционных кругов против всего советского».
Московская организация Союза писателей СССР вслед за правлением Союза писателей требовали высылки Пастернака из Советского Союза и лишения его советского гражданства.
29 октября 1958 года на Пленуме ЦК ВЛКСМ Владимир Семичастный, в то время – первый секретарь ЦК комсомола, заявил (как он впоследствии утверждал – по указанию Хрущёва):
«Как говорится в русской пословице, и в хорошем стаде заводится паршивая овца. Такую паршивую овцу мы имеем в нашем социалистическом обществе в лице Пастернака, который выступил со своим клеветническим так называемым “произведением”…
Иногда мы – кстати, совершенно незаслуженно – говорим о свинье, что она такая-сякая и прочее. Я должен вам сказать, что это наветы на свинью. Свинья – все люди, которые имеют дело с этими животными, знают особенности свиньи, – она никогда не гадит там, где кушает, никогда не гадит там, где спит. Поэтому если сравнить Пастернака со свиньей, то свинья не сделает того, что он сделал. А Пастернак – этот человек себя причисляет к лучшим представителям общества, – он это сделал. Он нагадил там, где ел, он нагадил тем, чьими трудами он живет и дышит».
Подлил масла в огонь из-за границы и В. Набоков: «“Доктор Живаго” – жалкая вещь, неуклюжая, банальная и мелодраматическая, с избитыми положениями, сладострастными адвокатами, неправдоподобными девушками, романтическими разбойниками и банальными совпадениями».
Не остался в стороне и премьер-министр Израиля Д. Бен-Гурион. Он говорил о романе, как об «одной из самых презренных книг о евреях, написанных человеком еврейского происхождения».
Неоднократно высказывавшаяся его гонителями мысль о том, что Пастернак, вероятно, захочет покинуть СССР, была им отвергнута. Пастернак в письме на имя Хрущёва написал: «Покинуть Родину для меня равносильно смерти. Я связан с Россией рождением, жизнью, работой».
В результате массовой кампании давления Пастернак отказался от Нобелевской премии. В телеграмме, посланной в адрес Шведской академии, он писал: «В силу того значения, которое получила присуждённая мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от неё отказаться. Не сочтите за оскорбление мой добровольный отказ».
Всё! Жаловаться было некому – Сталин был убит в 1953-м. Он наверняка такого надругательства над великим поэтом не допустил бы. Оттепель, провозглашённая соучастником физического и творцом политического убийства Сталина Хрущёвым, Пастернаком принята не была.