Егор оглядел промокшую, расчихавшуюся группу и велел Максу и Вике идти греться в ближайшее кафе.
— Согреетесь, поедите и смените нас, — объяснил старший в ответ на слабые возражения.
Кошкин и Вика переглянулись и утопали в кофейню через дорогу.
— Так, а мы идём дальше. Не отвлекаемся!
Эд проводил печальным взглядом удаляющихся коллег, но спорить не стал: Вика только вышла с больничного, а Макс того гляди на больничный уйдёт. То ли дело сам Эд — здоровый во всех отношениях.
Мотыльковый рой лениво развернулся над очередным перекрёстком — эх, ещё чуть-чуть и улетел бы к мосту, а за ним уже чужая территория. Но, увы, рой, совершенно равнодушный и к завывающему ветру, и к мелкой мороси, в которую снова превратился дождь, поплыл назад и налево.
Кажется, мотыльки решили наведаться к старому скверу, где Б-пять пугали тени пару часов назад. Тогда в сквере никого не было, и вряд ли кто-то вышел погулять или тем более посидеть прямо сейчас.
Сочувствия к мотылькам Эд в себе не нашёл, хотя голод мучил его примерно так же, как их. А с ветром и сыростью он уже смирился.
Однако коллективная интуиция рой не подвела: в сквере обнаружился человек, в гордом одиночестве восседающий на скамейке.
Мужчина. С тростью. Кажется, пожилой. В тёмном пальто. Шарф развевается на ветру неведомым знаменем.
— Стоим, ждём приземления роя, — велел Егор вполголоса.
Они остановились метрах в двадцати от сидящего на скамейке мужчины. Он чуть повернул голову, глянул на них, но остался сидеть на месте. Идеальная жертва для роя.
Мотыльки сгрудились над головой человека. С расстояния было не видно деталей, но Эд знал, что существа принялись усиленно бить крылышками, готовясь усесться на жертву и начать питаться.
Медленно-медленно мотыльки опустились на человека и засветились ярче, усиленно впитывая энергию.
— Стандартного тройного изгнания должно хватить, — тихо сказал Егор. — Подходим ближе. На счёт три изгоняем — и проходим мимо. Пошли.
Мотыльки облепили пенсионера: с расстояния в десять шагов стало очевидно, что это пожилой человек лет семидесяти. Крылышки существ усиленно дрожали, издавая еле слышный шорох, с каким порхают настоящие здоровенные мотыли.
— Раз, — негромко начал Егор. — Два. Три!
Утроенное изгнание, сияя и разбрасывая искры, врезалось в рой — и он вспыхнул, рассыпаясь светящейся пылью.
— Уходим, — поторопил Егор.
Они дружно прошагали мимо пенсионера, наверняка почувствовавшего лёгкое головокружение, озноб и слабость. Эд решил, что дедушка тотчас же отправится домой, но тот остался сидеть, где был.
Когда видящие отошли на достаточное расстояния, Эд обеспокоенно спросил:
— С ним точно всё в порядке?
— Не уверен, — отозвался Егор. — Пусть Вика и Макс разберутся.
Эд хотел возразить: мол, зачем дожидаться коллег, если можно самим разобраться, но сообразил, что Кошкин и девушка выглядят безобидно. Так что им пенсионер доверится скорее, чем самому Эду, например. Что ж, вполне логично.
Егор позвонил Кошкину и поручил прийти в сквер и ненавязчиво узнать, не нужна ли пострадавшему помощь. Максим заверил, что они с Викой скоро будут.
Егор, Аз и Эд издали наблюдали за пенсионером, по-прежнему сидящим на сырой скамейке в продуваемом со всех сторон сквере. Он еле заметно ёжился, но терять сознание, вроде как, не собирался.
Макс и Вика — стройные, элегантные, похожие на стильную студенческую парочку — появились через пять минут.
Вот они, мило болтая, пошли по направлению к скамейке. Замедлили шаг. Максим отошёл от спутницы и что-то сказал пенсионеру. Видимо, спросил, не нужна ли помощь, потому что тот помотал головой. Подошла Вика и тоже что-то сказала. Макс между тем незаметно для человека проверил его знаками.
— Кажется, по нашей части всё в порядке, — заметил Егор. — Идём обедать?
Аз согласился, а Эд прогудел:
— Я тут ребят подожду, ладно?
Старший внимательно глянул на него, кивнул, и они с Азом зашагали к воротам сквера.
Эду почему-то показалось важным убедиться, что с этим человеком всё в порядке. Что ему есть, куда идти. Что он помнит, кто он и где живёт. Всё-таки пожилой человек…
Макс и Вика не выглядели встревоженными, но, с другой стороны, тревожиться — непрофессионально. А эти двое точно были профи.
Кошкин махнул рукой, глядя в сторону Эда. Зовёт? Или сигналит: уходи?
Эд на всякий случай достал телефон и позвонил коллеге.
— Ты нас ждёшь? — спросил Кошкин. — Мы сейчас Николая Матвеевича домой проводим.
— Можно с вами?
— Давай.
Эд сунул телефон в карман и торопливо зашагал к скамейке.
— Это наш друг, — представила Вика, — Эдуард. А это Николай Матвеевич.
Пенсионер поднялся, протянул руку, окидывая нового знакомого любопытным взглядом.
— Вот кто, стало быть, не даёт незнакомым старикам спокойно замерзать на свежем воздухе? — спросил он нарочито строго.
— Эд такой, — улыбнулась Вика, — внимательный.
— С вами всё в порядке? — осторожно уточнил Эдуард.
— Да! С супругой поссорился: Валентина Ивановна стала совершено несносна! Отчитала меня за пятно в прихожей, как мальчишку. Но кругом же грязь! Весна, будь она неладна! И жужжит целыми днями: «Коленька, шарфик надень», «Коленька, вытри обувь», Коленька то, Коленька сё.
Тяжело опираясь на трость, «Коленька» зашагал в сторону главных ворот.
— Николай Матвеевич, — окликнул Макс, — вы же говорили, что в десятом доме живёте? Ближе будет справа обойти…
— Ближе-то оно, конечно, справа, зато у центральных ворот мне кое-что купить надо.
Продолжая беззлобно ворчать, пожилой мужчина продолжить шагать по лужам в выбранном направлении.
Эд решил, что пенсионеру нужен хлеб или молоко, но «кое-что» оказалось букетом жёлтых хризантем.
— Очень уж Валентина Ивановна любит эти цветочки. Говорит: они как солнышки. А нынче солнышка нам всем не хватает, — улыбнулся Николай Матвеевич.
Когда Макс и Вика ушли вперёд, пожилой мужчина сказал Эду:
— Вы напомните своему приятелю, молодой человек, что девушек цветами радовать можно и без повода. Не только по праздникам или если поссорились, — он выразительно взмахнул своим букетом.
Эд заверил, что напомнит. Макс и Вика, конечно, не встречаются, но вдаваться в такие детали определённо не стоило.
С цветами в руках Николай Матвеевич зашагал не то чтобы легче, но увереннее. И блеск в глазах заиграл совсем не стариковский.
— Я ж и сам знаю, что блажу порой, — признался он, глядя вслед Кошкину и Вике. — И ругаюсь, и ворчу, и вон — «назло бабке отморожу уши». А ведь помню свою Валечку вот такой…
Эду вдруг пришло в голову, впервые за время работы и стажировки, что спецотдел — это не только существа, опасность и отчёты. Это ещё и люди, которые не могут сами себя защитить.
Видящие проводили Николая Матвеевича до квартиры. Им открыла приятная пожилая женщина в красивом домашнем платье.
— Вот ты где, Коленька, а я уже волноваться начала: холодно ведь, а ты без свитера. Ох, это мне? Спасибо, дорогой мой! — она с улыбкой взяла цветы и сказала, обращаясь к спутникам мужа:
— А вы заходите, молодые люди. Я тут как раз Колиных любимых оладушек напекла.
Ароматы выпечки из чужой квартиры доносились и правда очень заманчивые. Но, конечно, объедать мирных граждан не следовало, и «спецы» вежливо распрощались с гостеприимными супругами.
— С «гусеницами» разобрались, с роем — тоже, — сказал Макс, когда видящие вышли на улицу. — Осталось одно — накормить Эда.
Он позвонил Егору, и через десять минут Б-пять полным составом сидели в кафе и делали заказ: всем кофе и десерты, а самому голодному — двойную порцию борща, плова и пару котлет на закуску.
Беснующийся за окном ветер казался совсем не страшным в уютном кафе и тёплой компании.
С другой стороны. Часть 1
14 апреля
Проклятая вежливость!
Надо было захлопнуть перед ней дверь — и всё.
Кирилл тряхнул головой, отгоняя глупую мысль. Конечно, дело не только в вежливости. Когда в ту среду, двадцатого марта, он обнаружил, что в дверь звонит не соседка и не надоедливые рекламщики, а чокнутая Алина Серебрякова, ему стало интересно.
Что там говорит на этот счёт народная мудрость? От любопытства кошка сдохла.
Кирилл усмехнулся.
Он, к счастью, ещё не сдох, но не далее как вчера был удручающе близок к этому.
«Я не могу есть то, что едят они!» — мысленно констатировал Кирилл.
Голос в его голове хмыкнул:
«Да уж я вижу. Понял, когда ты едва не околел. Ну что за поколение, а? В моё время иные человеки и революцию прошли, и войну, а кто и две! — и ничего, от консервов не дохли».
Кирилл раздражённо дёрнул плечом, стараясь не слишком сильно шевелить остальным собой: после недавнего отравления навалилась слабость, голова кружилась от малейшего движения. Не то что двигаться — дышать было трудно. Да и «ароматы», витающие в его временном обиталище, были омерзительными.
«Вот и вали куда-нибудь в другое тело!»
«В какое? — сварливо поинтересовался тот, кто теперь жил в голове Кирилла. — Ты видишь хоть что-то, похожее на нормального человека?»
Он покосился на случайных соседей. Те, кажется, дремали после нехитрого перекуса. Грязная одежда, изношенная обувь. Одутловатые лица. У Старого нет передних зубов, Витёк щеголяет металлическими коронками, а вот у Тапыча зубы целы. Зато нет трёх пальцев, правого глаза и чувства меры.
Ещё пару недель назад Кирилл брезгливо игнорировал бомжей. Да, они часть городской экосистемы, но часть вонючая, мерзкая и неприятная во всех отношениях. Люди, добровольно выбравшие маргинальность, с точки зрения Кирилла, потеряли право называться людьми.
Теперь он — ирония, достойная Диккенса или даже Бернарда Шоу — живёт среди них. А вокруг покачиваются, искрятся и светятся полупрозрачные существа.
…Когда Кирилл впервые увидел светящихся созданий, он решил, что сошёл с ума. Хотя нет, об этом он подумал секундой раньше: когда услышал отчётливый голос в своей голове.