«Колян, привет. С оказией передаю тебе привет из домика отдыха. Здесь у нас все ништяк. Кормешка сносная и обращение уважительное. Днем процедуры – ширялово и колеса после теплой ванны, а по вечерам прикольные сказки рассказывают. Вчера вот про нас, наркошек, читали. Сказка называется “Золотой’ глючит”. Короче, там три криминальные группировки ищут партию наркоты под названием “Золотой”. Главный герой там – Буратино. Врач сказал, что это излечившийся наркоман. Правда лечение проходило тяжело и чувак совсем задубел. Короче доктор сказал, что Буратино – это антропоморфный дедромутант и после курса лечения в ихней клинике тащится только от полироля. Так вот, в детстве этому Буратине его папа-Карло рассказал, что если достать этот наркотик “золотой”, то глючит так, что как в театре улетаешь. То есть реально – сидишь вроде как у нарисованного на холсте очага, а эффект такой, что находишься в ложе Бенуа. Но он не один такой умный – этот Буратино. Про “Золотой” узнали еще две группировки – обе кавказские. У одной там персюк какой-то Кара-Бас и при нем старый “ширяльщик” Дуремар (его так прозвали, потому что с “дури” никак слезть не мог), а вторую группировку возглавляет подруга одна – она подсела на химически активных вытяжках из мальвазии и зовут ее – Мальвина, а при ней армянские ребята – “ары” – Аратемон и Аралекин. А за пивом там сбегать – Пьеро какой-то. Но самое забавное – партия наркоты на самом деле была припрятана у бабки какой-то, такой старой что все ее за глаза называли черепахой. На самом деле очень давно она была девушкой папы Карло, поскольку оба в свое время подсели на травку, то естественно, чисто внешне выглядели через несколько лет несколько старше своего возраста и поэтому к ней приклеилось погонялово – “Черепаха Торчила”. Вобщем, там долгая такая история. Там за Буратиной полиция гонялась – она была вся на корню куплена Кара-Басом, но кончилось все хорошо. Бабка Торчила признала в Буратине своего внебрачного сына и слила всю партию ему, а он на вырученные бабки прикупил казино и там теперь армянские ребята во главе с Мальвиной по вечерам такие сквозняки устраивают – полный улет.
Ладно, Колян, мне пора на процедуры. Вечером письмо допишу. Врач обещал еще одну историю рассказать про пациентов ихней клиники, которые сидели на тяжелых наркотиках и превратились вообще в овощи. Сказка называется – Чиполино. Там, я чувствую, глюки посерьезнее будут. Пока. Твой Петюня».
2009 год, Омутищи, дача
Бессонница в летнюю ночь
Тиха российская июньская ночь. Особенно в далекой глуши под Покровом во Владимирской губернии. Соловьи, трясогузки и другие райские птицы угомонились до утра и маленький садик, окружающий старую двухэтажную дачу, во всем великолепии своих шести соток погрузился в таинственную тишину. Изредка долетали отголоски знаменитой электрички “Москва – Петушки”, эхом повторяя гудки электровоза, разгоняющего переходящую в неположенном месте лесную дичь.
Ритуально покряхтев после долгого рабочего дня на приусадебном участке, легли спать в своей двуспальной кровати, привычной, но неудобной. После ортопедического итальянского матраца, который своей шикарной текстурой покрывал кровать в нашем подмосковном доме, матрац на дачной кровати напоминал о временах позднего социалистического реализма – что достал, тому и рад. Хотя, что мешает поменять его на итальянского собрата? Правильно, лень матушка…
День прошел по годами установленному плану – Ирина занималась садом, пропалывая сорняки и пересаживая в тень цветы, которые, на её взгляд, на солнце долго жить в правильном ритме не могли и отцветали слишком быстро. Я занимался дровами и автомобилем – источником нашей свободы в передвижении по родному Отечеству. Правда, в этот раз работы у Ирины было побольше. Она вырыла куст жасмина, чтобы посадить его перед входом в наш подмосковный дом, набрала несколько крупных гладких камней, разбросанных когда-то для декора по дачному саду, и набрала три мешка гумуса всё для тех же целей приведения в должный вид, образовавшийся вокруг нового дома маленького полисадничка.
Ирина перед сном традиционно стала читать последний номер “Каравана”, а я, надев матерчатые очки, прихваченные из самолета (в длительных рейсах их там выдают вместе с носками и берушами), стал медленно погружаться в сон. И вижу я перед собой дивную картинку – стою я в центре белоснежной ротонды. На мне длинная, подпоясанная кушаком атласная рубаха, на ногах юфтевые сапоги и жена рядом в сарафане и кокошнике, расшитом стразами. А внизу, насколько хватает глаз – заливные луга и где-то там, далеко-далеко угадывается маленькая березовая роща. Красота!
И вдруг жена говорит:
– Мало земли взяли.
– Да, – отвечаю я, – ещё бы пару гектаров было бы неплохо прикупить.
– Ты о чем? – голос жены вырывает меня из дивного сна. – Я говорю, земли мало взяли, Трех мешков гумуса не хватит. В следующий раз из силосной ямы надо ещё набрать.
Вот ведь как работа на участке захватывает! И перед сном благоверная все о саде, все об огороде, неуёмная моя. Спи уже,
возьмем мы землю, возьмём. В следующий раз. Сейчас багажник уже полный.
Сон синим туманом стал окутывать сознание. На горизонте появился заливной луг.
– Ты спишь? – спрашивает жена. – Я только хотела тебе сказать, что ту дырку под лестницей, куда Дуся залезла в прошлый раз, я заделала камнями.
Тут требуется пояснение. Дуся – это наша младшая кошка – Дульсинея Нуаровна (в просторечии – Дуся). У нас две кошки. Большая – Кассиопея Нафаньевна (дома – просто Кася) и её дочь – Дуся. Насмотревшись по телевизору демонстраций в защиту всяческих прав и свобод, обе переняли ту же манеру Болотной площади – стали требовать свободу выхода из дома в приемлемое для них время с правом возвращаться в дом опять же по их желанию. Требования сопровождались скандированием в два голоса и несанкционированными попытками убрать ограждения в виде двери в садик. Я, как представитель административных органов нашего дома, пытался вести с ними переговоры, но, затем, махнув на всё рукой, пошел навстречу их требованиям и выпустил их в садик погулять. Старшая кошка, как политически грамотный боец, добившись от меня желаемого и погуляв по окрестностям, победно вернулась к кормушке. Младшая же, дура неопытная, ушла в своих политических требованиях так далеко от дома, что искали мы её целый день. И только соседка напротив ближе к вечеру, когда нашему отчаянию не было предела, сказала нам, что видела, как Дуся залезла под лестницу у парадного входа. Мы на радостях с пакетиком сухого корма и криками “Кис-кис” бросились к этой злосчастной дырке под лестницей и выманили её на свет Божий. Это уже позже мы поняли, что Дуся, таким образом, решила отметить День партизана и подпольщика, о существовании которого мы узнали из вечерних новостей.
Так вот, жена мне в ночи и говорит:
– Я, – говорит, – дырку эту под лестницей заделала.
А я ей сквозь сон и говорю:
– Напрасно, – говорю, – ты это сделала. Она-то эту дырку знает и в следующий раз в экстренных случаях спрячется там от собак или ещё от кого. А так дырка будет заделана и она от удивления может растеряться.
– Да, – говорит жена, – Ты прав, камни надо убрать.
Встает, надевает халат и выходит из спальни.
Тут до меня доходит, что мы-то на даче, а дырка под лестницей в нашем подмосковном доме. А это очень далеко – сто с лишним километров отсюда. Да и потом ночь кругом.
И я, проснувшись окончательно, кричу ей вдогонку:
– Ира, ты куда, подожди до утра. Утром разберешь.
Жена вернулась из кухни со стаканом воды, и в её взгляде я прочитал, что моя реакция на её слова была несколько неадекватная.
– Князь, где твой дом, а где Кура! – закончила мизансцену жена классической фразой из “Ханумы”. Я только развел руками, признавая свою неправоту.
Выпив воды, жена легла и наконец-то выключила настольную лампу. Заснула она быстро, я это понял по её ровному дыханию. Ко мне же сон не шёл. Все попытки вернуться на заливной луг ни к чему не приводили. Да ещё этот матрац из далекого социалистического прошлого никак не хотел принимать форму моего тела, выставляя напоказ свои неровности. Через полчаса моих бесконечных ёрзаний я понял, что и сам не засну и жене спать не дам. Встав в ночи, я перешел в большую комнату и улегся на диване, на ощупь, отыскав плед и натянув его на ноги. В голову лезли мысли никак не связанные благостным мироощущением субботнего вечера (вернее, ночи). В голову лезла всякая ерунда из разряда “почему люди не летают”.
Так прошло ещё полчаса. Вдруг среди тишины ночи я услышал, что кровать в спальне скрипнула, и в пятне дверного проема увидел силуэт жены. Она, не включая свет, прошла через большую комнату на кухню. – Наверное, бедная, так заработалась, что жажда мучает, – подумал я, поворачиваясь на другой бок. Через несколько минут опять же в темноте, жена вышла из кухни и стала подниматься по лестнице на второй этаж. (На втором этаже у нас небольшая комната с кроватью и диваном, где ночуют дети или друзья, когда остаются на даче на ночь.) Ира включила свет, и он сверху через лестничный проем проник в большую комнату. Я проснулся окончательно, тем более что Ирина что– то наверху явно искала, судя по шумам, Было слышно, как она открывала шифоньер и поднимала диванную лежанку.
Я понял, что и здесь, на диване, не засну. Решил, что лучше вернуться в спальню. Раз Ирины там нет, то и мешать я ей не буду. Я перешел в спальню и лег в кровать на свое место. Шум сверху прекратился, и я стал медленно погружаться в сон. Заливные луга стали проступать сквозь синий туман. Жена стояла рядом в сарафане, но уже без кокошника.
И вдруг – бац! Солнце ярким пятном разогнало чудное видение. Я проснулся и открыл глаза. На пороге стояла жена в позе радостного археолога, нашедшего пропавший артефакт. Люстра под потолком горела всеми шестью лампами.
– Ты где был? – радостно – восхищенно спросила Ирина, – Где можно спрятаться на маленькой даче, да и зачем? Я полчаса рыскаю по дому, заглядываю под кровати, в шифоньеры и шкафы. Смотрела даже в комоде. Где ты был!?