Накануне Крымской (Восточной) войны 1853–1856 гг. Шамиль, в расчете на помощь Великобритании и Турции, активизировал свои действия, но потерпел неудачу; в целом движение Шамиля в 1850-х гг. пошло на спад.
Крымская война превратилась в войну России с «объединенной Европой». После ее начала польская эмиграция предложила свои услуги противникам империи. В Лондоне и Париже идею активного формирования польских войск не приняли, но в Стамбуле польских и венгерских инсургентов приняли охотно.
В армии Омер-паши, действовавшей на Дунайском театре, насчитывалось не менее четырех тысяч венгерских и польских добровольцев. Сам командующий, хорват по национальности, до бегства в Турцию и принятия ислама носил фамилию Латош и служил в австрийской армии. Энтузиазм поляков в Дунайской армии зачастую вредил им. «Эти люди, – писал Евгений Тарле, – были иногда способны дать неглупый совет, но, с другой стороны, немало и вредили, сбивая часто с толку турецкое командование, которому внушали преувеличенное убеждение в слабости русской армии. Политическая страсть, ненависть к России ослепляла их и заставляла принимать свои желания за действительность».[391] Садык-паша (поляк М. Чайковский) сформировал казачий полк (около 600 человек), принявший участие в боях под Силистрией. Венгерские и польские эмигранты отметились и на Кавказском фронте: в сражении при Башкадыкларе и при обороне крепости Карс. Тем не менее все поляки и венгры, попавшие в русский плен, впоследствии были отпущены на свободу.
Во время Крымской войны И. Высоцкий от имени Централизации «Демократического общества» вступил в переговоры с представителями Великобритании и Турции. Он хотел выяснить, чем поляки могли быть полезны в действиях против русских в Крыму. Предложения, сделанные ему, Высоцкий счел невыгодными для Польши и даже более того – оскорбительными, поэтому реальной помощи не оказал.
Один из руководителей Польского восстания 1863–1864 гг. О. Авейде после ареста показал следственной комиссии, что «люди, не знавшие нашего положения, но вспоминавшие наши до 1850 года конвульсивные революционные порывы, предлагали вопрос: отчего не восстали мы во время Крымской войны, несмотря на всю нашу ненависть к русскому правительству? Мы не восстали, потому что не могли восстать, потому что мы отупели и были слабы, невыразимо слабы».[392]
Поражение русских войск под Севастополем стало личной трагедией для Николая I, который по-своему, даже при отсутствии своевременных реформ, все же искренне и последовательно служил России. Как полагали некоторые современники Николая и как считают отдельные современные историки, государь не вынес горечи поражений и предпочел покончить с собой с помощью яда, будучи не в силах отказаться от проводимой им ранее «прямолинейной» политики.
Перед смертью он попросил облачить его в мундир и, прощаясь со старшим внуком – будущим императором Александром III, – промолвил: «Учись умирать».
Николай Павлович скончался 18 февраля 1855 г.
Глава 10Сепаратизм и терроризм. Теория и практика
Сила революционеров не в идеях их вождей, а в обещании удовлетворить хотя бы небольшую долю умеренных требований, своевременно не реализованных существующей властью.
Александр II вступил на престол, когда Севастополь был уже в кольце войск союзников. Несмотря на героические усилия солдат, матросов и офицеров, Крымская кампания закончилась политическим поражением России.
В самом начале царствования Александра II на повестку дня встал вопрос о качественных изменениях не только в военной области, но и в области внутренней политики. Подлежал закрытию Высший цензурный комитет, независимые от правительства печатные издания стали появляться не только в столицах, но и в провинции. По случаю коронации в августе 1856 г. государь амнистировал или облегчил положение значительной части «политических преступников», в том числе декабристов и участников Польского восстания 1830–1831 гг. Многим оставшимся в живых декабристам были возвращены их титулы и имения.
В условиях подготовки серьезных внутриполитических реформ требовалось внести изменения в деятельность специальных служб и подразделений, предназначенных для выполнения задач государственной безопасности, в том числе охраны государя. Однако сам Александр II угрозу безопасности оценивал не адекватно. В отличие от своего отца, который лично знакомился со всеми делами политического характера, он не уделял достаточного внимания ни политическому сыску в целом, ни вопросам обеспечения своей собственной безопасности.
Министр внутренних дел С. С. Ланской по роду предыдущей деятельности не знал специфики полицейской службы. По мнению эмигранта князя П. В. Долгорукова, человек ленивый, беспечный, глупый и трусливый, Ланской дошел до должности министра внутренних дел благодаря обширным связям в среде масонов.[393] Возглавивший в 1856 г. Третье отделение В. А. Долгоруков, равно как и А. Е. Тимашев, назначенный в том же году управляющим отделением, были не теми личностями, кому следовало руководить политическим сыском и контрразведкой. Во время их руководства наибольшее внимание в деятельности центральной российской спецслужбы уделялось банальному пресечению, но не выявлению и предупреждению антигосударственной деятельности революционных организаций.
За безопасность в Санкт-Петербурге отвечали военный генерал-губернатор П. Н. Игнатьев и обер-полицмейстер П. А. Шувалов.
Вместо того чтобы обеспечивать безопасность государства и императора, некоторые сотрудники спецслужб принимали участие в интригах двора. Князь П. А. Кропоткин, бывший в начале 1860-х гг. камер-пажом Александра II, вспоминал слова одного из чиновников Третьего отделения:
«Слова и мнения Его Величества должны быть известны нашему отделению. Разве иначе можно было бы вести такое важное учреждение, как государственная полиция? Могу вас уверить, что ни за кем так внимательно не следят в Петербурге, как за Его Величеством».[394]
Сети тайного сыска, расставленные при Николае I для обнаружения заговоров внутри правящего класса и борьбы с революционным подпольем, оказались малоэффективными. А такой профессионал сыска, как Л. В. Дубельт, не назначенный на должность шефа жандармов в результате дворцовых интриг, просто вышел в отставку.
Окончание Крымской войны не охладило боевой пыл агрессивной части польской эмиграции, которая решила сделать ставку на горцев Кавказа. Мы уже отмечали, что контакты польских инсургентов с горцами существовали давно. А после окончания Крымской войны началась массовая отправка польских боевиков на Кавказ. Одним из ее организаторов стал участник Венгерского восстания 1848–1849 гг. и Крымской войны на стороне Турции поляк Т. Лапинский.
Во время мирных переговоров 1856 г. между коалицией и Россией англичане пытались придать независимый статус так называемой Черкесии. Наместник на Кавказе князь А. И. Барятинский отмечал, что свободный доступ к черноморским берегам может иметь для России самые невыгодные последствия. Неспособность установить охрану всего черноморского побережья[395] привела к тому, что в гавани между Анапой и Адлером постоянно приходили суда с оружием и порохом для горцев.
Свободным доступом к побережью и воспользовался Лапинский. Экспедиция была подготовлена при поддержке английского посла в Стамбуле лорда С. Редклифа, великого визиря М. Решид-паши и лидера польской общины в Турции графа в. Замойского.
В феврале 1857 г. первая часть экспедиционного отряда (76 человек) под командованием Т. Лапинского (Теффик-бей) и венгра И. Бандьи (Мехмед-бей) высадилась с британского парохода Kangaroo в районе Геленджика. Половину отряда составляли поляки, остальные – венгры, англичане и шотландцы. Имея на вооружении артиллерию и нарезное стрелковое оружие, десант приступил к созданию укрепленной базы, вокруг которой стали собираться вооруженные отряды горцев. Поскольку к тому времени депортированных на Кавказ поляков насчитывалось до десяти тысяч человек, Лапинский рассчитывал на расширение своего отряда. Постепенно за счет перебежчиков и волонтеров (татары, турки, поляки, украинцы) его отряд увеличился до двухсот человек.
Отряды З. Сефер-бея, поддерживаемые артиллерией европейского «легиона», несколько раз предпринимали попытки форсировать Кубань и подойти к Екатеринодару, но результатов не достигли. Затем Бандья был обвинен в шпионаже в пользу русского царя, но… помилован (?) и освобожден. Между Лапинским и Сефер-беем возникли разногласия, и польский отряд вошел в группировку Мухаммеда Амина. Впоследствии отряд Лапинского, разгромленный русскими войсками, в панике бежал. Примечательно, что в этом сражении русскими командовал наказной атаман Черноморского казачьего войска Г. И. Филипсон, родившийся в Казани этнический англичанин. Сам Лапинский с остатками отряда некоторое время скрывался в кавказских горах, но никаких успехов не достиг.
Успехи России во многом объясняются тем, что заключение Парижского мирного договора 1856 г. позволило ей сосредоточить на Кавказе значительные силы. В декабре 1857 г. Кавказский отдельный корпус был преобразован в Кавказскую армию численностью до 200 тысяч человек. Главнокомандующий армией генерал Барятинский постепенно сжимал кольцо блокады вокруг имамата. В апреле 1859 г. пала резиденция Шамиля – аул Ведено. А к середине июня удалось подавить последние очаги сопротивления на территории Чечни. В конце августа Шамиль сдался Барятинскому в Дагестанском ауле Гуниб. После этого большинство европейцев повстанцев предпочли покинуть Р