В 1858 г. по обвинению в пытках во время допросов был арестован комиссар полиции Пруссии Вильгельм Штибер. Суд оправдал его за недоказанностью вины, но под давлением общественности комиссар лишился должности. Заметим, что прусская полиция тех лет была службой многопрофильной: ее сотрудники занимались охраной высших должностных лиц, цензурой, разведкой и контрразведкой, политическим и уголовным сыском. Что же касается Штибера, то, по одним данным, он был приглашен в Петербург, по другим – приехал самостоятельно, но, как бы там ни было, этот человек способствовал реорганизации российских спецслужб (в основном службы криминального сыска).[402] Разумеется, не забывал он и об интересах Пруссии, и эта сторона его деятельности не осталась незамеченной соответствующей службой российской контрразведки. Мастер интриги и шпионажа, Штибер сотрудничал и с Третьим отделением – в части обеспечения безопасности российского императора во время его пребывания за границей.
В 1859 г. в эмиграцию отправился представитель высшей российской знати – «князь-республиканец» П. А. Долгоруков. Кроме немалых денег, он вывез огромное количество документов, в том числе и секретных, которые собирал и систематизировал в течение двадцати предыдущих лет. В этих документах содержались весьма нелицеприятные сведения не только о самых знатных фамилиях Российской империи, но и об императорской семье. Будучи обозлен на правящую верхушку, которая не допустила его, «такого умного и талантливого», ко двору, Долгоруков пригрозил через герценовский «Колокол», что задаст «соли и перца» «большим персонам» в Петербурге. Естественно, этот демарш напугал многих, и шеф жандармов Василий Долгоруков, кузен эмигранта, стал прилагать всевозможные усилия для возвращения своего опального родственника и его архива в Россию.
Развернувшаяся «битва бульдогов под ковром» сыграла в деятельности Третьего отделения и его Заграничной агентуры крайне отрицательную роль. И так не очень значительные силы и средства политической полиции были брошены не на борьбу с истинными заговорщиками, а на междоусобицу в дворянских верхах.
В конце апреля 1859 г. началась австро-итало-французская война, которая положила начало объединению Италии «сверху» под главенством правившей в Пьемонте Савойской династии. Одним из героев этой войны стал Джузеппе Гарибальди, командовавший корпусом альпийских стрелков. В следующем году Гарибальди сформировал добровольческий отряд (знаменитую «тысячу»), во главе которого выступил на помощь восставшим на острове Сицилия. В составе «тысячи» были и русские: отставной полковник Н. П. Дитмар, переводчик Л. И. Мечников и М. С. Бейдман. Последний окончил военное училище, а затем тайно покинул Россию и сотрудничал с Герценом.
В 1860 г. бежал за границу и обосновался в Лондоне один их разоблаченных герценовских корреспондентов Ю. Н. Голицын.
В это же время в Париже издается книга Ф. Духинского «Peuples Aryas et Tourans», в которой автор задолго до Гитлера провозгласил расовую теорию защиты Европы от «варварской Московии». Основная идея этого окатоличенного украинца заключалась в противопоставлении «культурных» и «отсталых» народов. По Духинскому, поляки и украинцы (последних автор и именует «русскими») являются народами арийскими, а «москали» – это «народ туранский», произошедший от смеси монголов и финнов.[403] «Россией», по Духинскому, должна считаться Малороссия, а «настоящий русский» (то есть украинский) язык является диалектом польского языка. «Московский русский язык» – это поверхностно усвоенное «монголо-финскими варварами» под влиянием Рюриковичей славянское наречие. На основании вышеизложенного Духинский делает вывод, что Московия – это варварская азиатская страна, представляющая угрозу европейской культуре. Защитить Европу от восточных варваров может только Великая Польша, восстановленная в границах 1772 г.
Расистская теория Духинского получила распространение на Западе, причем некоторые ее элементы присутствуют в умах части западной и украинской общественности до сих пор.
В 1860 г. дипломат и разведчик генерал-адъютант граф Н. П. Игнатьев в докладной записке на имя Александра II предложил реорганизовать систему охраны государя. Но император, любивший вести открытый образ жизни, счел подобные меры преждевременными и ограничился усилением Главного караула Зимнего дворца.
После ухода П. А. Шувалова в МВД в руководстве столичной полицией началась кадровая чехарда. В июне 1860 г. петербургским обер-полицмейстером назначается А. Л. Потапов. Но уже в ноябре его сменяет друг детства императора А. В. Паткуль.
Государь не подозревал, что близкие к Н. Г. Чернышевскому сотрудники «Современника» М. А. Антонович и Г. З. Елисеев уже вынашивали планы похищения цесаревича. Для реализации замысла заговорщики планировали использовать несколько сотен революционно настроенных вооруженных студентов. Отметим, что в то время около трети студентов Петербургского университета составляли поляки. Во время студенческих волнений предполагалось «отправиться в Царское Село, напасть на дворец и захватить наследника; затем немедленно телеграфировать царю в Ливадию: или тот должен тотчас же дать конституцию, или пожертвовать наследником…».[404]
Двадцать первого января 1861 г. был упразднен Жандармский полк. Вместо него для несения военно-полицейской службы как в мирное, так и в военное время были учреждены:
а) один жандармский эскадрон при Главной квартире 1-й армии;
б) один жандармский полуэскадрон при штабе Сводного кавалерийского корпуса;
в) по одной команде при штабах Отдельного гренадерского и 1-го – 6-го армейских корпусов.
Второго февраля принимаются меры к усилению личной охраны императора. В этот день государь повелел:
«Л.-Гв. Черноморский казачий дивизион соединить с Линейным казачьим эскадроном Конвоя Его Величества, образовав, по новому положению, Л.-Гв. 1-й, 2-й и 3-й Кавказские казачьи эскадроны Собственного Его Императорского Величества Конвоя».[405]
Конвой числился в составе Министерства Императорского двора. 1-й и 2-й эскадроны комплектовались казаками Кубанского казачьего войска, в 3-й эскадрон направлялись казаки Терского казачьего войска. В составе Собственного Его Императорского Величества конвоя числилось 18 офицеров, 54 унтер-офицера, 12 трубачей и 492 казака. Командовал конвоем полковник Д. И. Скобелев. В Зимнем дворце один взвод конвоя выставлял посты в Большом Фельдмаршальском зале, в Помпеевской галерее и в Малом Фельдмаршальском зале, в кабинете и у опочивальни императора. Когда государь находился в Царском Селе, Петергофе или Красном Селе, от конвоя туда направлялся взвод при двух офицерах. Дополнительно в Петергоф наряжалась конная команда из двенадцати человек при унтер-офицере, осуществлявшая патрулирование взморья разъездами.
Важнейшим политическим решением Александра II является отмена крепостного права. Из 62 миллионов человек, проживавших в Российской империи, около 90 процентов составляли крестьяне, из них крепостными были около 35 процентов, то есть практически 20 миллионов человек. В отличие от дворянства и горожан, крестьяне не имели никаких письменно оговоренных прав. Самодуры-помещики, только по приблизительным данным, убивали в год не менее пятнадцати крепостных. Ответом были убийства помещиков (до десяти человек в год) и поджоги усадеб. Напряжение в сословной среде все более нарастало, и 19 февраля 1861 г., не без влияния прогрессивных сотрудников Третьего отделения и МВД, лучше других представлявших истинное положение крестьян, был издан высочайший указ об отмене крепостного права. После отмены крепостного права Александра II стали именовать Освободителем.
В США в феврале 1861 г. было предотвращено покушение на жизнь президента Авраама Линкольна, которое организовали его противники в штате Мэриленд. Заговор был раскрыт благодаря главе частного сыскного агентства Аллену Пинкертону. Один из пинкертоновских сотрудников, Гарри Дэвис, работавший в Балтиморе под именем «Джо Говард из Луизианы», сумел проникнуть в группу заговорщиков и узнать их планы.
Во время приезда Линкольна в Балтимор несколько заговорщиков должны были затеять драку; в этот момент другая группа, отобранная в результате жеребьевки, осуществила бы убийство президента на вокзале или, если не получится, во время следования Линкольна в открытом экипаже. Шеф балтиморской полиции Кейн сочувствовал заговорщикам, а охрана президента, как таковая, отсутствовала. В поездке из Спрингфилда, штат Иллинойс, в Вашингтон Линкольна сопровождали лишь несколько друзей и единомышленников. И если бы не Пинкертон…
Двадцать первого февраля директор железной дороги Сэмюэль Фэлтон и друг Линкольна Норман Джадд устроили в Филадельфии встречу президента с сыщиком, который представил доказательства балтиморского заговора. Одновременно информацию о заговоре получил и начальник полиции Нью-Йорка Джон Кеннеди, который самовольно приказал капитану полиции Джорджу Уоллингу послать сыщиков в Балтимор и Вашингтон.
«Слишком много серьезных опасностей грозило человеку, олицетворявшему федеральную власть. Президент должен был выступать вечером того же дня в Гаррисбурге на банкете, устроенном в его честь. Но ему предусмотрительно дали возможность рано покинуть банкетный зал и проехать к малоизвестному запасному пути, где уже стоял под парами специальный поезд, состоявший из одного вагона. Этой исторической поездкой распоряжались Фэлтон и Пинкертон, которым помогали верные и преданные люди. Внезапный отъезд Линкольна был объяснен приступом сильной головной боли.
По железнодорожной линии, на которой всякое движение было заранее прекращено, в затемненном вагоне, прицепленном к мощному паровозу, Линкольна доставили в Филадельфию. Здесь он пересел в обычный ночной поезд дороги Филадельфия – Уилмингтон – Балтимор, задержанный якобы для принятия важного багажа, который должен был в ту же ночь попасть в Вашингтон. Формаль