Один из присутствующих спросил Черняка, что он может сказать о настроении народа и какими средствами их партия думает действовать на народ. Черняк заявил, что на первый вопрос он не может дать определенного ответа, пока донесения разосланных по России агентов не выяснят положения; однако он знает, что на Дону и в Киевской губернии готовится восстание. На второй вопрос Черняк ответил, что их партия решила действовать на народ от имени царя и для этой цели заготовила манифесты, в которых крестьянам обещаны земля и разные права».[422]
После того как переговоры успешно завершились, Черняк отбыл в Москву, чтобы наладить поставку денег, оружия и распространить нескольких сотен экземпляров «царского манифеста». А Иваницкий привлек к делу восстания Мрочека и Станкевича и стал проводить агитацию среди казанских студентов. Один из студентов, И. Глассон, получивший задание связаться с Симбирском, направил анонимное письмо о готовящемся заговоре казанскому губернатору Тимашеву, а сам отправился прямиком в Петербург, где явился в Третье отделение. Остальное было делом техники. Благодаря своевременно полученным сведениям и решительным действиям местных властей вооруженное выступление было предотвращено, а заговорщики арестованы. Руководители заговора: Иваницкий, Кеневич, Мрочек, Станкевич и Черняк – расстреляны.
В ночь на 11 марта 1863 г., в то время как Кеневич вел подготовку Казанского заговора, из английского порта Саутгемптон вышел британский пароход Ward Jackson. На его борту находилось 145 человек (108 поляков и 37 иностранцев). Цель экспедиции заключалась в высадке десанта на балтийском побережье между Мемелем и Полангеном (ныне Клайпеда и Паланга) с тем, чтобы доставить оружие в Литву и отвлечь часть русских войск из Польши. Из огнестрельного оружия и боеприпасов на пароходе имелось три нарезных орудия, до 1200 нарезных карабинов Минье, 100 тысяч патронов для карабина, 2 миллиона капсюлей и 50 центнеров пороха. Командовали экспедицией уже известный читателям Т. Лапинский и комиссар революционного правительства Польши в Литве И. Демонтович. В подготовке экспедиции принимали участие В. Замойский, Р. Чарторыйский, Ю. Цверцякевич, Дж. Мадзини, А. Ледрю-Роллен, К. Маркс, А. Герцен и Н. Огарев.
Меры конспирации, предпринятые поляками, оказались недостаточными. Уже на стадии подготовки русское посольство в Лондоне получило информацию о замыслах поляков от комиссионера экспедиции Тура. Затем к Лапинскому в качестве волонтера поступил сотрудник Заграничной агентуры Стефан Поллес (Тугендгольд), знавший польский, немецкий, английский, французский, итальянский и русский языки. А перед самым отправлением на рейде Саутгемптона встал русский 12-пушечный корвет. Это очень обеспокоило Лапинского.
«Поручив Демонтовичу свезти на пароход сколь возможно поспешнее все, что еще не было свезено, начальник экспедиции отправился потолковать о своем горе с Маццини.[423]<…>
Дело в том, что подле нашего парохода очутился русский военный корвет. Он, конечно, пойдет за нами и в открытом море, вероятно, не посмотрит на то, что у нас великобританский флаг, нападет на нас и потопит в несколько минут. Нужно его во что бы то ни стало задержать, хотя б на 24 часа: испортить у него машину. На русских военных судах машинисты большей частью иностранцы; стало быть, это <…> простой денежной вопрос. <…>
Потом [он] и сам отправился на пароход и оставался там до поздней ночи, наблюдая за перевозкою вещей, которая все еще продолжалась. Видно было, что с русского корвета зорко следят за всем, что делается на Вард-Джаксон. Несколько подзорных труб были постоянно в работе. На ночь, однако, начальник экспедиции перенесся в последний раз на свою квартиру <…> спал плохо, и как только стал на рассвете одеваться, ему подали карточку, где было написано карандашом: Bianchi. Он велел просить, и когда гость вошел к нему, полковник долго в него всматривался и никак не мог понять такой метаморфозы: Маццини <…> был пожилым итальянцем с проседью, а теперь стоял перед ним рыжий англичанин средних лет и, улыбаясь, говорил самым чистым английским языком следующее:
– Извините, не успел преобразиться, как следует. Я прямо из „кнайпы“, где собираются моряки с целого света; не был еще и у Джузеппе, чтобы только вас скорее успокоить; то, чего вы желаете, будет непременно. Русский корвет тронется за вами не иначе как через два дня после вашего выхода. Вся история стоит 62 фунта».[424]
Благодаря подкупу портовых чиновников, корвет за пароходом не отплыл.
Четырнадцатого марта в шведском порту Хельсингборг к экспедиции присоединился Михаил Бакунин. А через два дня в Копенгагене команда во главе с капитаном-англичанином покинула судно, не желая плыть под пушки русских фрегатов. Новая команда из датчан привела судно в шведский порт Мальме 18 марта. Но к тому времени о продвижении экспедиции стало известно в Петербурге, и по требованию России шведское правительство пароход задержало. Из Мальме Бакунин писал «о печальной неудаче экспедиции, великолепно задуманной, но из рук вон плохо исполненной, а главное – слишком поздно отправленной. Успех ее был возможен только при соблюдении двух условий: быстроты и тайны. Ее проволочили непростительным образом <…>. Наконец, главным условием был выбор хорошего, смелого капитана, от честной решимости которого зависит весь успех дела. Вместо этого выбрали отъявленного труса и подлеца и тем убили всякую возможность успеха».[425]
Во время двухмесячного пребывания поляков в Мальме бо́льшую часть оружия шведы конфисковали, но часть полякам удалось спрятать. Бакунин, чья экспрессивная натура требовала немедленных действий, отправился в Стокгольм. Кое-кто из десантников дезертировал. Лапинский нанял парусник Emilie, на котором около 90 повстанцев (включая вновь набранных) 3 июня вновь отправились в путь. Они должны были высадиться на берег в Куршском заливе, а затем, пройдя прусскую территорию, перейти в Литву и двинуться на соединение с польскими партизанами, чтобы организовать новый очаг восстания. Но попытка высадки 11 июня не удалась: 24 человека утонули. Оставшиеся в живых вернулись на парусник, который доставил остатки экспедиции на шведский остров Готланд. Затем уцелевшие вернулись в Англию. Так бесславно кончилась очередная попытка северного десанта на территории Российской империи.
Постепенно были подавлены и все очаги сопротивления на территории Северо-Западного края. Решительные действия М. Н. Муравьева, назначенного в мае 1863 г. виленским генерал-губернатором, были поддержаны подавляющим большинством местного населения. Во многих районах Белоруссии и Малороссии повстанцы натолкнулись на сопротивление крестьян. Мужики, помнившие поведение польских панов, «хватали там польских революционеров и отдавали их в руки русских властей, подчас убивали схваченных, подвергая их предварительно истязаниям и пыткам».[426] Например, в апреле 1863 из Динабурга (ныне г. Даугавпилс, Латвия) в Дисну (Белоруссия) был отправлен транспорт с оружием, который охраняли восемь солдат. Польские помещики А. Моль и Л. Плятер собрали около ста человек своих холопов и овладели обозом. Узнав об этом, местные крестьяне напали на помещичьи усадьбы, схватили панов и передали их военным властям. Через месяц мятежников повесили в Динабургской крепости.
Польские и русские революционеры, особенно в Лондоне и Париже, называли Муравьева «вешателем», тщательно замалчивая факты расправ повстанцев с мирными жителями и пленными русскими солдатами. Террористические и карательные акции у поляков осуществляли специальные группы – «кинжальщики» и «жандармы-вешатели». За 1859–1863 гг. мятежниками совершено не менее двух тысяч убийств русских солдат, чиновников и мирных жителей.[427] Муравьев же действовал в соответствии с законодательством Российской империи: он ввел военно-полевые суды, которые по законам военного времени приговорили к смерти 128 человек – офицеров-изменников, террористов либо лиц, уличенных в зверствах и мародерстве.
Во время Польского восстания 1863–1864 гг. активизировалась деятельность английских, турецких и французских эмиссаров на Черноморском побережье Кавказа. Лондонский и Константинопольский черкесские комитеты были связаны и с парижским центром польской эмиграции. В Константинополе, являвшемся главным центром снабжения кавказских горцев оружием и боеприпасами, черкесским комитетом руководил полковник турецкой армии В. Иордан, связанный с В. Чарторыйским. Предотвратить высадку небольших партий людей в многочисленных бухтах было затруднительно, поскольку после Крымской войны Россия не имела на Черном море военного флота. Всеми этими факторами и воспользовались организаторы очередной интернациональной партизанской экспедиции.
В начале сентября 1863 г. экспедиция, прибывшая на двух английских пароходах (Chesapeakbay и Samson), высадилась в порту Вардан (район г. Сочи). Груз составлял шесть пушек, оружие, боеприпасы и амуницию для 150 человек. Десантом из 16 человек (7 поляков, 4 черкеса, 3 турка и 2 француза) командовал польский полковник К. Пржевлоцкий, за высадку отвечал французский капитан Маньян. К экспедиции присоединились до трехсот горцев из адыгских племен, затем отряд отправились в Туапсе. Пржевлоцкий и его люди намеревались реорганизовать черкесское сопротивление, а также сформировать польский легион, чтобы (как и Лапинский) открыть «второй фронт» в тылу русских войск.
Отряд полковника З. Милковского (ок. 2000 человек) должен был двинуться из Дунайских княжеств на юг России, чтобы поднять восстание среди русских старообрядцев. Однако в районе села Костангалия (ныне Молдавия) он был разбит.
Не привела к практическому результату и деятельность Пржевлоцкого.